Чтение 31–й страницы книги ~Зона~

запястье синела пороховая татуировка: "Весь мир - бардак!"

Возникла подруга с бледным и злым лицом. Она была в малиновой лыжной
куртке, тесной суконной юбке и домашних шлепанцах.

Мы вынули бутылки и консервы. Девицы принесли эмалированные кружки и
хлеб. При этом они беспрерывно смеялись.

На окне чернел транзисторный магнитофон, выделяясь среди прочего хла-
ма.

Девица в красных шароварах назвалась Зиной. Подруга в юбке сказала
басом:

- Амосова Надежда.

- Как работаете, - поинтересовался Фидель, - надеюсь, с огоньком?

- Пускай медведь работает, - ответила Надежда. Зина высказалась еще
более решительно:

- Тяжелее хрена в руки не беру... Фидель уважительно приподнял брови.
Наступила пауза. Потом Зина спросила:

- Мальчики из ВОХРы?

- Нет, - сказал Фидель, - мы артисты. Вернее, лауреаты. А вот мой
саксофон.

И он помахал автоматом над головой.

- Мальчики, - спросила Зина, - вы немного чокнутые?

- Ага, - говорю, - мы психи. Кукареку! Фидель разлил вино, звякая
стеклом о борта эмалированных кружек.

- Будем здоровы! - сказал он.

- Будем здоровы! - говорю.

- Будете, будете, - сказала Зина, - мы проверяемся. Так что не бой-
тесь...

Кто-то ходил у нас за спиной по бараку. Кто-то просил, чтобы выключи-
ли магнитофон. Кто-то гремел черпаками в сенях. Кто-то пил воду...

Затем явились леспромхозовские парни. Увидели наши полушубки. Долго
бродили под окнами, что-то замышляя...

Но мне было все равно. Потому что я неожиданно вспомнил минувшую зи-
му. Здесь тогда проходили очередные сборы надзорсостава. Мы были разме-
щены в сорокаместной палатке. Койки стояли в два яруса. Внизу было жарко
от печки, а наверху гуляли сквозняки.

Каждое утро мы беспорядочной толпой шли в столовую головного лагпунк-
та. Потом тренировались в спортивном зале или листали методички.

Поужинав около семи часов, мы разбредались, кто на танцы, кто в зна-
комые дома. Большинство шло в местный клуб...

Грохочет оркестр. Разгоряченные девушки ищут в толпе офицеров. Рядо-
вые в душных мундирах топчутся у стены. Они распространяют запах лосьона
и конюшни. Их прохаря сияют, как фальшивые драгоценности.

Но вот смолкает радиола. Солдаты едут в кузове батальонного грузови-
ка. Теперь они с необычайной развязностью говорят про женщин. Я слышу
голос в темноте:

- А помнишь рыжую на шпильках? Я бы на ту рыжую лег...

- Ты бы лег и на кучу дерьма, - раздается в ответ.

Завтра - обычный день...

Однажды вечером я шел пешком из клуба. Музыка доносилась все слабее,
фонари не горели. Дорога была твердой от первых морозов.

Помедлив, я неожиданно свернул к дощатому зданию библиотеки. Крутыми
деревянными ступенями поднялся на второй этаж. Затем отворил дверь и
стал на пороге.

В зале было пусто и тихо. Вдоль стен мерцали шкафы. Я подошел к дере-
вянному барьеру. Навстречу мне поднялась тридцатилетняя женщина, в оч-
ках, с узким лицом и бледными губами.

Женщина взглянула на меня, сняв очки и тотчас коснувшись переносицы.
Я поздоровался.

- Что вас интересует? Стихи или проза?

Я попросил рассказы Бунина, которые любил еще школьником. Расписался
на квадратном голубоватом бланке. Сел у окна. Включил изогнутую лампу,
начал читать.

Женщина несколько раз вставала, уходила из комнаты. Иногда смотрела
на меня. Я понял, что внушаю ей страх. Тайга, лагерный поселок, надзира-
тель... Женщина в очках...

Как ее сюда занесло?

Затем она передвигала стулья. Я встал, чтобы помочь. Разглядел ее
старомодное платье из очень тонкой, жесткой, всегда холодной материи и
широкие зырянские чуни...

Тут я случайно коснулся ее руки. Мне показалось, что остановилось
сердце. Я с ужасом подумал, что отвык... Просто забыл о вещах, ради ко-
торых стоит жить... А если это так, сколько же всего успело промчаться
мимо? Как много я потерял? Чего лишился в эти дни, полные ненависти и
страха?!..

Ты дежуришь в изоляторе. В соседней камере гремит наручниками Ана-
ги-заде. Шумит пилорама. А дни, холодные, нелепые, бредут за стеклами,
опережая почту...

Я вернулся к столу, захлопнул книгу. Положил ее на деревянный барьер.

- Вам не понравилось? - спросила женщина.

- Ничего, - говорю, - спасибо. Мне пора... Я, не оглядываясь, спус-
тился по лестнице. До военного городка оставалось полтора километра...

Сейчас я припомнил все это и говорю Фиделю:

- Пошли отсюда.

- Ну вот! - сказал Фидель.

- Допивай вино, и пошли. Девицы спросили:

- Вас что, невесты ожидают? И только засмеялись вслед...

Мы шли в тишине под звездами. Направились вдоль забора к лощине. Она
заканчивалась темным и громоздким силуэтом штаба.

Вдруг на тропинку упали тени. Это были леспромхозовские парни. Но Фи-
дель сразу поднял автомат и крикнул:

- В лесу стреляю без предупреждения!..

Парни исчезли в темноте между деревьями.

Я шел впереди, ориентируясь на спортивную раму для канатов. Она тем-
нела перед зданием штаба, как виселица.

Фидель шел следом.

Тропинка была узкой, не шире лыжни. Я то и дело спотыкался.

Когда мы огибали последние дома, я заметил свет в библиотеке. Желто-
ватый ровный свет в окне. Я подумал о женщине в зырянских чунях. Почти
увидел ее за бастионами книжных шкафов. В узком и тесном пространстве с
рефлектором...

И вот я КАК БЫ захожу туда, оставляя на деревянной лестнице мокрые
следы. Пересекаю коридор, распахиваю дверь. Женщина встает, ее серьги
покачиваются. Тишина настолько полная, что явственно слышится их мело-
дичный звон. Женщина снимает очки, тотчас коснувшись переносицы. Я слы-
шу: "Что вас интересует? "

- Пошли, - сказал Фидель, - а то ноги мерзнут. Я говорю ему:

- Мне надо в библиотеку зайти.

- Ого! Ну ты даешь!

- Я хочу там с одной поговорить.

- Кончай, - говорит Фидель, - и так целые сутки добираемся.

Я остановился. Крутом ни души. В стороне желтеют огни поселка. Рядом
темной стеной возвышается лес.

Я говорю:

- Фидель, будь человеком, пусти. Я познакомился с одной, мне надо...

- Это значит - мерзнуть, ждать, пока ты кувыркаешься? !

- Вместе зайдем. Фидель говорит:

- Не могу.

- Ты мне друг, - кричу, - или гражданин начальник?! Ну что ж, веди!
Приказывай!

- Пошли, - сказал Фидель.

- Ясно, - говорю, - слушаюсь! Однако не двигаюсь с места. Фидель ос-
тановился у меня за спиной.

- Мне, - говорю, - надо в библиотеку.

- Иди вперед!

- Mне надо...

- Ну!

Я посмотрел туда, где сияло квадратное окошко, дрожащий розовый маяк.
Затем шагнул в сторону, оставляя позади нелепую фигуру конвоира.

Тогда Фидель крикнул:

- Стой!

Я обернулся и говорю:

- Хочешь меня убить? Он произнес еле слышно:

- Назад!

Тут я обругал его последними словами. Теми, что слышал на лесоповале
у костра. И около КПП на разводе. И за карточным столом перед дракой. И
в тюрьме после шмона...

- Назад, - повторил Фидель...

Я шел не оборачиваясь. Я стал огромным. Я заслонил собой горизонт. Я
слышал, как в опустевшей морозной тишине щелкнул затвор. Как, скрипнув,
уступила боевая пружина. И вот уже наполнился патронник. Я чувствовал
под гимнастеркой все девять кругов стандартной армейской мишени...

И тут я ощутил невыносимый приступ злости. Как будто сам я, именно
сам, целился в этого человека. И этот человек был единственным виновни-
ком моих несчастий. И на этом человеке без ремня лежала ответственность
за все превратности моей судьбы. Вот только лица его я не успел разгля-
деть...

Я остановился, посмотрел на Фиделя. Вздрогнул, увидев его лицо. (В
зубах он держал меховую рукавицу.) Затем что-то крикнул и пошел ему
навстречу.

Фидель бросил автомат и заплакал. Стаскивая зачем-то полушубок. Обры-
вая пуговицы на гимнастерке.