канадских хоккеистов. И его уволили после неприятного
разговора в Центральном Комитете.
Прощаясь, инструктор сказал:
уходите из редакции по состоянию здоровья. Надеюсь,
вам понятно?
Баскин ответил:
Допустим, вам изменила жена. И после этого
заразила вас гонореей. Вы подаете на развод. А жена
обращается к вам с просьбой:
"Вася, объясни коллегам, что мы разводимся, поскольку
ты -- импотент".
Инструктор позеленел и указал Баскину на дверь,..
Виля Мокер работал на ленинградском телевидении.
Вряд ли он был звездой, но прохожие его узнавали.
Уехал Виля потому, что был евреем и страдал от
антисемитизма. При слове "еврей" он лез драться. Он
был уверен, что "еврей" -- ругательство...
Дроздов трудился в отделе пропаганды "Смены".
А пропагандировать, как известно, можно все. От
светлого коммунистического будущего и фиолетовых
гусиных желудков до произведений художника
Налбандяна и зловонных резиновых бот. Это породило
в Дроздове легкую моральную неразборчивость.
Помню, редактор "Смены" говорил о нем:
Я не знаю, почему Дроздов уехал,
О политических мотивах здесь нечего и говорить.
Ходили слухи, что Дроздов бежал от алиментов. Не
знаю.
Но человек он был довольно умелый и работящий.
А это -- главное.
О себе я уже рассказывал в первой книге.
Спрашивается, кому мы были нужны в Америке?..
в различные организации. Начиная с Толстовского
фонда и кончая Лигой защиты евреев. Мокеру назначали
ежедневно по шесть деловых свиданий.
Все это обнадеживало нашего лидера. Видно, он
был слегка дезориентирован американской любезностью.
Куда ни позвонишь, везде отвечают:
тридцать...
В Союзе было по-другому. Там все знакомо, ясно и
понятно. Если тебе открыто не хамят, значит дело будет
решено в положительном смысле. И даже когда хамят, еще
не все потеряно. Поскольку некоторые чиновники хамят
автоматически, рефлекторно. Такое хамство одинаково
близко соловьиному пению и рычанию льва.
Здесь все иначе. Беседуют вежливо, улыбаются,
наливают кофе. Любезно тебя выслушивают. Затем
печально говорят:
воспользоваться данными предложениями. Наша фирма
чересчур скромна для осуществления вашего талантливого,
блестящего проекта. Если что-то изменится,
мы вам позвоним.
Иногда после этого даже записывают номер телефона...
Однако лидер не сдавался. Стояло влажное и
душное нью-йоркское лето. В мягком асфальте
поблескивали колечки от содовых банок. Они напоминали
драгоценные перстни.
Небоскребы в Манхеттене были окутаны клубами
горячего пара. Бесчисленные кондиционеры орошали
прохожих теплым дождем. Режущие звуки тормозов
и грохот джаза сливались в одну чудовищную какофонию.
Мокер ходил по улице в костюме-тройке, дарованном ему
синагогой. В руках он держал бесформенный советский
портфель эпохи Коминтерна. Там
хранилась удобная складная вешалка. В метро наш
лидер, достав ее из портфеля, быстро раздевался.
Пиджак и жилет терпеливо держал он на вытянутой
руке. Галстук с изображением американского флага
делал Мокера похожим на удавленника. Ослабить
узел было невозможно. Завязать его Виля мог только
перед зеркалом.
Покидая сабвей, Мокер вновь одевался. На переговоры
шел в костюме. И, получив отказ, снова раздевался в метро...
Дроздов между тем нашел себе временную работу.
Устроился на базу перетаскивать свиные туши и рыбу.
Закончилось все это довольно грустным инцидентом.
Дроздов украл килограмма четыре мороженого
трескового филе. Сунул ледяной брикет под рубашку.
Час ехал таким образом в сабвее. Филе начало таять.
У Дроздова подозрительно закапало из брюк. Кроме
того, от него запахло рыбой. Настолько, что два
индуса, ворча, пересели. И к тому же наутро Дроздов
заболел воспалением легких...
Баскин держался уверенно и спокойно. К нему,
человеку знаменитому, проявляли интерес американские
журналисты. Интервью с ним появились в нескольких
крупных газетах. Его жена Диана поступила на курсы медсестер...
А я тем временем нашел себе литературного переводчика.
Вернее, переводчицу. Звали ее Линн Фарбер.
Родители Линн еще до войны бежали через Польшу
из Шклова. Дочка родилась уже в Америке. По-русски
говорила довольно хорошо, но с заметным акцентом.
Познакомил нас Иосиф Бродский. Вернее, рекомендовал ей
заняться моими сочинениями. Линн позвонила, и я выслал
ей тяжелую бандероль. Затем она надолго исчезла. Месяца
через два позвонила снова и говорит:
(Как будто мои знакомые -- Хемингуэй и Фолкнер. )
Откровенно говоря, я не питал иллюзий. Вряд
ли перевод окажется хорошим. Ведь герои моих рассказов --
зэки, фарцовщики, спившаяся богема. Все они разговаривают на
диком жаргоне. Большую часть всего этого даже моя жена не
понимает. Так что же говорить о юной американке?
Как, например, можно перевести такие выражения: "Игруля
с Пердиловки... " Или "Бздиловатой конь породы... " Или,
допустим: "Все люди как люди, а ты -- как хрен на блюде... "
И так далее.
Я сказал переводчице:
Платить я сейчас не могу.
делим пополам.
Предложение было нахальное. Какие уж там гонорары!
Если даже Бродский вынужден заниматься преподавательской
работой. Линн согласилась. Кстати, это был единственный
трезвый финансовый шаг, который я предпринял в
Америке...
все менее уверенно. Мы уже теряли надежду. Да и
стоило ли надеяться? Работать по специальности в
Америке! Писать и говорить, что думаешь, -- на русском
языке! Да еще и получать небольшую зарплату!
Уж слишком фантастической казалась нам такая перспектива.
Выздоровевший Дроздов поступил на шоферские
курсы. Чтобы в дальнейшем арендовать такси. Жена
Вили Мокера работала сиделкой. Моя жена продолжала
служить в конторе у Боголюбова. Диане Баскиной удалось
получить небольшую стипендию.
Однажды мы пили чай у Баскина на кухне. Вдруг зазвонил
телефон. Эрик снял трубку,
Из уличного шума выплыл торжествующий голос Мокера:
Виля Мокер раздобыл десять центов.
Представь себе, шестнадцать тысяч!
Володихин Дмитрий
Акунин Борис
Шилова Юлия
Круз Андрей
Василенко Иван
Лукин Евгений