были на малом газу, мы шли против течения параллельно берегу на скорости
около четырёх узлов. Минуту-другую спустя Джимми крикнул мне:
не знаешь, насколько нас относит течением вправо.
голос с другой стороны сказал:
прежде чем мы ударились. Я не мог слушать сразу двоих, и послушался не
того. Может быть, он был уставшим, так как денёк у нас был долгим и
трудным, и всё же было достаточно темно, так что определить расстояние до
берега было очень трудно.
киля о камень, это была чуть ли не физическая боль, меня чуть ли не
стошнило от стыда, когда я понял, что совершил грубейшую ошибку со всеми
далеко идущими последствиями. Мы шли медленно, а сила прибоя была весьма
большой, и мне подумалось, что удастся снять корабль с камня, если дать
полный назад обоими двигателями, но я не учёл того, что чем быстрее было
течение, тем больше камень не давал ходу. Я помню множество подробностей.
Помню, когда понял, что он не стронется с места, я попробовал найти пачку
сигарет, которая свалилась с полки у штурвала мне под ноги, и что прошли
долгие секунды, прежде чем я сумел достать сигарету и закурить. Помню, как
Джимми спрыгнул в рулевую рубку через боковой люк и сказал:
на нас.
так же, ещё когда я был ребёнком, я никак не мог отреагировать должным
образом на какую-нибудь ситуацию. И вот я отвернулся от него, посмотрел в
окно по левому борту на темнеющие на холодном светлом фоне холмы Ская и
глухо сказал:
виноват, что не послушался тебя.
нам пришлось ждать не очень долго. Тем временем я оставался на борту один
и пробовал оценить обстановку. Корабль застрял носом до середины корпуса,
нос задрался вверх, но всё же киль был свободен. Вода в него не попадала,
и я посчитал, что его можно будет снять буксиром за корму. Я приготовил
кормовой канат, линь и стал ждать.
помощь, но мне это время показалось значительно дольше. Буксир прошёл
перед носом "Полярной звезды", моторы его ужасно шумели, и я еле
расслышал, как шкипер крикнул мне:
крепче посадить его на тот камень, куда он уже сел. Мегафона у меня не
было. Я орал, вопил и показывал, что собираюсь подать ему кормовой канат.
Над рёвом моторов яедва расслышал голос капитана:
некогда здесь торчать. Бросайте нам носовой канат, и поживее!
времени.
предложение катастрофическим, и если кто-то и подаст носовой канат, то это
буду не я.
уставившись вниз на бледные потоки морского течения, начиная ненавидеть
море ещё сильнее, чем я раньше боялся его.
вперёд на камни. При этом раздался такой жуткий скрежет со стороны киля,
что я понял, если до сих пор корабль был ещё не повреждён, то теперь-то уж
точно. После этого уже больше ничего нельзя было сделать, и лишь несколько
часов спустя наступил прилив и снял его с мели. И нельзя сказать, что
виноват был спасатель, у него просто не было времени как следует оценить
обстановку.
днище у него почти плоское, он так и не достиг критического угла. Было
очень холодно, а застёжки моей штормовки все сломались у ворота.
Постепенно горы стали принимать свои подлинные очертания на фоне
бледно-зелёного неба. При максимальном отливе позади нас показалась
длинная гряда блестевших водорослями камней, камней, над которыми мы
прошли буквально в нескольких сантиметрах. Весь последний кабельтов нашего
пути мы прошли метров на тридцать ближе к берегу, чем следовало.
прилив, наконец, не поднял корабль, и его затем отбуксировали на север на
судоремонтный завод в Кайл-оф- Лохалше.
11
БОРЬБА
Чем был бы мир, воды лишенный И запустенья? Пусть они будут, О, пусть они
будут, запустенье и вода, Да здравствует вода и запустенье!
Однажды в начале августа, всего лишь неделю или две после катастрофы
"Полярной звезды", к нам заглянул участковый по вопросу о проверке
лицензий на право владения оружием. Любое посещение Камусфеарны из
внешнего мира независимо от официального положения визитёра становится
событием, так какпришельцу пришлось протопать изрядное расстояние под гору
из Друимфиаклаха, и было бы негостеприимно не предложить ему угощения,
прежде чем он отправится назад по крутому и обрывистому косогору обратно к
дороге. Итак, покончив с делом, мы выпили, посидели и поговорили некоторое
время. Где-то примерно через полчаса я почувствовал боль в животе, но она
была не очень сильной, и я подумал, что пройдёт сама. Но к тому времени,
как участковый ушёл, боль всё нарастала и стала такой, какой я ещё никогда
не испытывал. Во время войны у меня была дуоденальная язва, но она никогда
не обострялась, и я никогда не испытывал такой боли. Я был в доме один и
стал искать со всё возрастающим отчаянием какого-либо лекарства, но ничего
не нашёл. Оказалось, что это единственный медикамент, которого у меня не
было среди довольно объёмистых аптечек, с которыми я путешествовал по
Северной Африке. Я был преисполнен решимости перебороть всё это, так как в
ближайшем будущем мне нужно было проходить медицинскую комиссию для
страхования жизни, и если бы я теперь вызвал врача, все мои планы рухнули
бы. С таким же успехом могла бы сопротивляться мышь тигру.
себе, улетучились. Боль у меня была настолько острой, что я еле дотащился
до телефона.
согнувшись от боли, набрал номер, то подумал, что у нас будет
прелюбопытное знакомство. Мне ответил дружелюбный, бодрый и компетентный
голос, и я с трудом проговорил заранее отрепетированное.
зовут Гейвин Максвелл, я живу в Камусфеарне, на берегу рядом с
Друимфиаклахом.
на столе передо мной, все они расплывались, так как я дальнозоркий, а в
последние полчаса куда-то задевал очки. Помню, что в окне я видел на фоне
голубого небаодинокого ворона, кружащего высоко над полем, и его гортанный
крик ритмично сливался с прыжком вбок. Боль была настолько сильной, что я
почти не мог говорить.
будто бы мы были старыми друзьями:
ничего не ел вот уж восемнадцать часов, так что перитонита, возможно нет,
- но я не очень-то ясно мыслю сейчас.
приду.
других обязанностей, никаких собственных забот. Как будто бы ему не
предстояло путешествие в пять миль на машине и затем пешком под гору не
идти.
Так произошло моё первое знакомство с доктором Тони Данлопом, ещё молодым
человеком, женатым и с маленькими детьми, который до этого побывал в
суровых условиях стран Западной Африки и, наконец, выбрал, как и Гейвин
Браун, удалённый сельский участок, где его исключительные личные качества
и понимание каждого из своих пациентов полностью раскрыло его широкие
возможности. Это человек обширных и разнообразных интересов, глубоко
образованный, и уже тогда япожалел, что наша первая встреча не произошла
при более благоприятных обстоятельствах.
разговаривать. Боль стала настолько острой, что я уж почти не отдавал себе
отчёта в том, что говорю. Максимум, что я мог выдать, было:
это так, то мне сначала надо кое-что сделать: подписать документы и прочее.
Володихин Дмитрий
Перумов Ник
Володихин Дмитрий
Мороз Александра
Громыко Ольга
Сертаков Виталий