хание, ее непостижимое присутствие и тепло, ее ясная жизнь, - я должен
был это удержать, завоевать...
вписывается море в бухту, и белый сверкающий город поднимается над
нею...
ных, илистых водах рек, о мерцающих островах и о крокодилах, о лесах,
пожирающих дороги, о ночном рыке ягуаров, когда речной пароход скользит
в темноте сквозь удушливую теплынь, сквозь ароматы ванильных лиан и ор-
хидей, сквозь запахи разложения, - все это я слышал от Ленца, но теперь
я почти не сомневался, что и вправду был там, - так причудливо смешались
воспоминания с томлением по всему этому, с желанием привнести в невесо-
мую и мрачную путаницу моей жизни хоть немного блеска, чтобы не потерять
это необъяснимо красивое лицо, эту внезапно вспыхнувшую надежду, это ос-
частливившее меня цветение... Чего стоил я сам по себе рядом с этим?..
Потом, когда-нибудь, все объясню, потом, когда стану лучше, когда все
будет прочнее... потом... только не теперь... "Манаос... - говорил я, -
Буэнос-Айрес..." - И каждое слово звучало как мольба, как заклинание...
месяц назад, когда они шумно ударялись о голые ветви лип; теперь они ти-
хо шуршали, стекая вниз по молодой податливой листве, мистическое празд-
нество, таинственный ток капель к корням, от которых они поднимутся сно-
ва вверх и превратятся в листья, томящиеся весенними ночами по дождю.
фонаря. Нежные листья деревьев, освещенные снизу, казались почти белыми,
почти прозрачными, а кроны были как мерцающие светлые паруса.
душке. Одно плечо приподнялось. Оно поблескивало, как матовая бронза. На
руку падала узкая полоска света.
груди, желтый как пламя восковой свечи; он менялся, тона сливались, ста-
новились оранжевыми; а потом замелькали синие круги, и вдруг над ее го-
ловой ореолом всплыло теплое красное сияние. Оно скользнуло вверх и мед-
ленно поползло по потолку.
прежде... потому что ты была здесь.
то...
очень счастливый, я видел все как сквозь мягкий, ясный сон.
любви!
ванное, открытое, полное страстной силы.
жал меня крепко, иначе я упаду. Я боюсь.
от этого странного сна наяву, яркого и зыбкого. - Я буду держать тебя
по-настоящему крепко. Ты даже удивишься.
погрузились в глубокую воду. Я взял ее за руки и притянул к себе, - меня
захлестнула большая теплая волна, светлая и нежная... Все погасло...
на нее. Мне хотелось, чтобы эта ночь длилась бесконечно. Нас несло
где-то по ту сторону времени. Все пришло так быстро, и я еще ничего не
мог понять. Я еще не понимал, что меня любят. Правда, я знал, что умею
по-настоящему дружить с мужчинами, но не представлял себе, за что,
собственно, меня могла бы полюбить женщина. Я думал: видимо, все сведет-
ся только к одной этой ночи, а потом мы проснемся, и все кончится.
ла и онемела. Но я не шевелился, и только когда она повернулась во сне и
прижалась к подушке, я осторожно высвободил руку. Я тихонько встал, поб-
рился и бесшумно почистил зубы. Потом налил на ладонь немного одеколона
и освежил волосы и шею. Было очень странно - стоять в этой безмолвной
серой комнате наедине со своими мыслями и глядеть на темные контуры де-
ревьев за окном. Повернувшись, я увидел, что Пат открыла глаза и смотрит
на меня. У меня перехватило дыхание.
Я держал его в руке и думал, что? даже оно какое-то особенное. И та, кто
носит его, тоже должна быть какой-то особенной. Никогда мне не понять;
ее, никогда.
почти не разговаривали. По мостовой прогромыхал молочный фургон. Появи-
лись разносчики газет. На тротуаре, прислонившись к стене дома, сидел и
спал старик. Его подбородок дергался, - казалось, вот-вот отвалится.
Рассыльные развозили на велосипедах корзины с булочками. На улице запах-
ло свежим теплым хлебом. Высоко в синем небе гудел самолет.
На прощание она поцеловала меня. Я стоял перед домом, пока в ее комнате
не зажегся свет.
- много прекрасных слов. Я брел по улицам и думал, как много мог бы ска-
зать и сделать, будь я другим. Потом направился на рынок. Сюда уже
съехались фургоны с овощами, мясом и цветами. Я знал, что здесь можно
купить цветы втрое дешевле, чем в магазине. На все оставшиеся у меня
деньги я накупил тюльпанов. В их чашечках блестели капли росы. Цветы бы-
ли свежи и великолепны. Продавщица набрала целую охапку и обещала отос-
лать все Пат к одиннадцати часам. Договариваясь со мной, она рассмеялась
и добавила к букету пучок фиалок.
зала она. - Только пусть кладет время от времени таблетку пирамидона в
воду.
Следовало что-то предпринять. Кестер и я отправились на аукцион. Мы хо-
тели купить такси, которое продавалось с молотка. Такси можно всегда
неплохо перепродать.
во дворе. Кроме такси, здесь продавалась целая куча других вещей: крова-
ти, шаткие столы, позолоченная клетка с попугаем, выкрикивавшим "Привет,
миленький! ", большие старинные часы, книги, шкафы, поношенный фрак, ку-
хонные табуретки, посуда - все убожество искромсанного и гибнущего бы-
тия.
вые издания греческих и римских классиков с множеством карандашных поме-
ток на полях. Замусоленные, потрепанные страницы. Это уже не были стихи
Горация или песни Анакреона, а беспомощный крик нужды и отчаяния чьей-то
разбитой жизни. Эти книги, вероятно, были единственным утешением для их
владельца, он хранил их до последней возможности, и уж если их пришлось
принести сюда, на аукцион, - значит, все было кончено.
лакировку, машина была чистой. Коренастый мужчина с длинными большими
руками стоял неподалеку и тупо разглядывал нас.
нечно, не аукционист.
ну.
машине. У него был неприятный ухарский вид.