вылакал, утробно рыча и вращая на Феликса белками, а потом откинул свои лапы
и захрапел, вздрагивая и совершая непристойные движения во сне. Что-то
все-таки в этом Ильиче есть, подумала я... Бессловесная тварь и то чует!
хоромы Арнольдыча с его Казимировной! Это как если бы сравнить нашу с мамой
комнату с домом Феликса в Севастополе. А то и круче, как стали говорить
новые русские.
гаражом, тренажерным залом и сауной, с лужайками, на которых динамики
стереосистемы были замаскированы под обычные камни. Тут же был и
плавательный бассейн, где я как-то спасала микролюбовницу моего хозяина.
пузатый гиперсексуал откуда-то вызвонил филиппинку-массажистку. От его
жирной волосатой плоти азиатка сомлела прямо в воде, где он ее при мне имел,
а этот идиот, точно как его Бетховен, все не мог остановиться. В конце
концов, мне же пришлось за ней нырять, пока гигант национального секса бился
на берегу в истерике и рвал что-то вокруг своей лысины. Потом я ей делала
искусственное дыхание, к счастью, не до появления трупных пятен, как
рекомнедовалось в советских инструкциях. Несчастное бесполое, на мой вкус,
желтенькое существо размером с фаллос ее ухажера, раскрыло, наконец свои
косые глазоньки и благодарно стало что-то лепетать мне на родном
тихоокеанском наречии...
очень многие из умеющих делать дела и делишки. Зеркальное окно, в котором
отражался сидящий в белом пластиковом кресле Феликс, было одновременно одной
из откатных дверей, которые, в свою очередь, и составляли внешние стены
первого этажа виллы. Мне эти сооружения мыть не доверяли -- приходила
бригада окномоев. На втором этаже... Впрочем, это уже не декорации, а
описывать кулисы этого театра мирных действий аборигенов -- никакого времени
не хватит.
настроена миролюбиво и, выяснив, что он совсем свеженький, всего годик с
небольшим, оле, на правах человека, приближающегося к тяжелому состоянию
ватика, пригласила его к нам в гости. "С Диночкой?.. -- осторожно спросил
он, дернув себя за одно ухо, а потом, помедлив, за второе. -- Или ты?.."
"Естественно, с твоей семьей. Давайте в пять вечера в этот эрев-шабат." Я
написала ему свой адрес, телефон и объяснила, как проехать. "Что ты,
Танечка, проехать... У нас и денег-то на это нет. Мы пешком ходим. Продукты
покупаем только на рынке, а все равно все съедает плата за квартиру... А
работы мне в обозримом будущем даже и не предвидится. Я ведь последние
пятнадцать лет был ученым секретарем нашего института, ничего в сущности не
знаю и не умею. Из авторских -- только бывшее твое... А я в нем не очень
разбираюсь. Дина окончила медицинский ульпан, но мест для врачей нет по всей
стране. Живем на пособие про прожиточному минимуму и ужасно бедствуем."
шагу, нашей съеденной здесь порцией дерьма и не радовались той же трапезе
очередных соискателей рая на земле обетованной.
каком-то скандале, связанном с семьей Дашковских. Он помрачнел: "Гриша
столько пережил после того случая (словно я знала, о чем там речь!), но хуже
всех пришлось Диночке, она..." "Феликс, милый, не сейчас. Видишь, какой тут
фронт работ? Придете, все обсудим. А пока, до свидания. Прости меня..." Он
съежился и стал похож со своим нелепым галстуком на бездомного породистого
пса в непогоду. "Конечно, конечно... Я все понимаю..." Он поплелся к выходу
под богатырский храп Бетховена, сменяющийся иногда щенячим повизгиванием.
Вдруг я вспомнила, что не спросила его координат.
выстрелила ему в спину. Безумная надежда осветила его лицо. -- Погоди. Ты же
не сказал, где вы живете. Откуда вы к нам в субботу будете идти пешком?"
"Мы?.. Мы на улице Сиркин." "А где это?" "На рынке." Я тут же представила
эти трущобы для олим среди крыс и плесени. "Это очень далеко от нас. Феликс.
Не ходите. Мы за вами заедем в четыре тридцать. Давай адрес и телефон." Он
замялся и принялся дергать свои уши. "Не надо к нам заходить, - тихо сказал
он. Я уже стояла рядом и то едва услышала. -- Мы сами к вам выйдем на
повороте с рынка на нашу улицу, где..." "Я представляю. Хорошо." Мне вдруг
стало так остро жаль его, что я неожиданно крепко расцеловала его в обе
щеки, заросшие седой щетиной, заплакала и убежала на "свою" виллу. Он
остался стоять, не шевелясь, опустив плечи и руки.
узнаваемое жуткое морщинистое лицо моего любимого с жалкой улыбкой и
затравленным взором - на фоне вот этого райского сверкающего великолепия.
Цыганка в Сосновке! Именно это она и показала мне тогда!
развалин в виде сплетенных над ним кирпичных рук...
бис.
субботу рынку и увидели на углу, как нам показалось, целую толпу людей.
Конечно, у нас был полугрузовой микроавтобус, но столько народу туда просто
не могло поместиться. Впереди всех, высматривая нас из-за угла, стояли мои
герои-любовники.
при неизменном галстуке, без которого я его видела разве что при наших с ним
оргиях.
военной выправкой, которого я узнала даже и в непотребном плаще до пят. Это
был мой бравый отставной полковник морской пехоты. Не совсем понятно было
только, почему он оказался по нашу сторону линии прекращения огня. Ему было
самое место на другом, дамасском рынке. Старые друзья называется - не
впустить к себе и не дать корзины абсорбции геройскому защитнику от
проклятых сионистов...
совсем маленькой и худенькой. Зато как она вся лучилась от откуда-то
возникшей на Святой Земле неземной любви к "этой"!.
с темным, прямо каким-то негритянским лицом.
со своей безобидной дражайшей. Оба просто скисали от невыразимого
удовольствия меня, наконец, лицезреть.
Эллочка - под ручку с бескорыстным моим коллегой Геной Богуном, за которого
она как-то по случаю вышла уже вне описанных событий.
переводе на итальянский -- мафия. Обеззубленная эмиграцией, абсорбцией,
интеграцией - в ласковых объятьях своей нации...
улицы-клоаки выходят и улыбаются мне Тарас со своей Галей, Тамара с
Водолазовым, ничуть не постаревшие Валя с Люсей, Коля в наручниках и Ольга с
сумочкой, в которой угадывался уже не опасный мне нож. И красная Машка с
блокнотом в руках что-то говорила обо мне Изольдовне, которая была какой-то
прозрачной, явно уже не от сего мира. Как и Шурик-долбанутый с проводом на
шее и в резиновых ботах. Ну, всем, решительно всем нашлось место в Израиле.
Не иначе, чтобы плодить новые полчища: вон сколько просторов еще завоевывать
да оккупировать! Поэтому совсем не зря мне тут даже Андрей Сергеевич вежливо
улыбается откуда-то с балкона, держа за спиной что-то очень похожее на
кнут... Я была совсем не уверена, что он простил мне неизменный вектор моей
сексуальной ориентации.
улыбались мои папа с мамой. Как всегда, обнявшись, они тихо сидели рядом с
родителями Миши, чуть повыше Сан-Дмича с Ариной и Гаврилычем.
Маргариты Леопольдовны. Там же сидел и щерился мне беззубым ртом Савелий
Кузьмич с Персиком на коленях. Кот шипел на ветерана, как кипяток, и играл
лапами его медалями, сверкавшими на солнце нашей Родины.
Аронович Трахтенберг. Он держал перед собой руки так, словно готов был нас
всех обнять, но в тени его объятий оказался почему-то только ватик Марик с
приличнейшей в этих краях фамилией Альтшуллер.
вытянутых огромных руках. Поганое животное сучило короткими розовыми ножками
и издавало на иврите восторженный визг -- развлечение для моих внуков из
телевизионных юмористических программ. Леша смотрел на жизнерадостную тварь
в определенном замешательстве и крутил головой со своим "иди ты!.."
случайно открывшемся окне на первом этаже. Ему здесь делать нечего: у него
своя Родина.
секретарше Антакольского эротической авторучкой, а та смущенно посмеивалась