каменных блоков стены донжона к одному из концов креста. Это хорошо,
что в донжоне не горят окна. Барон любил пировать во втором этаже,
и пламя факелов сейчас бы его, Дэна, хорошо освещало, прямо, как днем.
Только слепой не заметил бы.
пошел, крепостные посты проверять. Вот невезение! Сейчас будет хай
на всю цитадель. А если и его тоже... Дэниел плавно шагнул за угол,
извлекая из ножен меч, и узнал в офицере того самого рыжебородого сотника,
остановившего отряд на дороге. Жалко, лучше бы был кто-то незнакомый.
На секунду в груди поднялось знакомое, рыцарское: подло ударить
врага в спину... Ну, что ж, каков враг, таков и удар. Нет, не
свистят мечи в воздухе, падая на добычу. Это все выдумки поэтов.
Только стрелы свистят, и то, скорее, свистяще шипят. А меч тихо шелестит,
как падающий с дерева железный листок. Хорошо упал, точно, ровно
промеж лопаток, даже крикнуть рыжебородый сотник не успел. Ну, что ж,
родной, посиди вот здесь, у стеночки, в темноте и в тишине, утром тебя
всяко найдут, а вот раньше не надо.
а не бой. И если рыцарская гордость пыталась брыкаться
вставали в памяти бледное лицо Гельмунда с голубыми бликами
глаз, и серьезная мордашка Альты, ральфовой приемной дочери, которую
старый капитан любил, как родную, а от беды уберечь так и не сумел.
и откроется. Только дергать, вот, не надо, лучше толкнуть. А дверь даже
не заперта. Интересно, что там, внутри?
коридоре. Хитро, оказывается, строилась изнутри загадочная часовня:
дверь выходила в коридор, окаймляющий внутренний крест, а вход
внутреннее здание наверняка находился с противоположной стороны, или в
одном из торцов. Неплохо придумано. Да только один дельный мечник в
проходе удержит целую сотню. Ну, может, не сотню, может, полсотни.
Значит, надо заложить дверь тяжелым стальным засовом, чтобы никто не
зашел в спину. Придет время, сам и открою.
уж слишком легко все получалось: добрался, зашел... Значит, в конце
судьба готовила редкостный по своей мерзости подарок. А может, они все
там? Оставил же кто-то в подсвечниках на стенах горящие свечи. Вот
смешно будет, если явится хренов бесстрашный герой, а в часовне - все
орденские рыцари! Тут-то герою и предстояло закончить свое бренное существование.
коридор, такой же узкий, преграждала гигантская, повыше Дэниела, железная
фигура. То-ли какого-то великана-бойца заковали в латы, то-ли
латы удерживал какой-то колдовской костяк. Но самым страшным было его
оружие: огромная двулезвийная секира с короткой, всего в пару локтей,
рукоятью.
держать противника на расстоянии укола, подобно тому, как делал это
Рейвен и, уже не опасаясь попасть под страшный удар, искать его уязвимые
места. А здесь должен был развернуться ближний бой, по
страшному сценарию, причем, и уклониться было особо некуда. И
некогда, противник на приветствие время тратить не стал, а сразу нанес
первый удар. И спасла Дэниела собственная его постыдная трусость.
Шарахнувшись от тяжелого лезвия в сторону и назад, он
десятифунтовая обоюдоострая смерть пронеслась мимо. Дэниел тут же рубанул
противника по рукам, но из-за неудобного положения хорошего удара
не вышло, только меч по наручам лязгнул.
казалось, не ведал усталости. Впрочем, и техника его разнообразием
не отличалась. Просто рубил смаху, сплеча, и секира, пролетая
мимо, нередко зубрилась, откалывая каменные крошки из стен. Однако, и
все опасные удары этот неведомый боец парировал, слабые же спокойно
пропускал, будучи уверенным в прочности доспеха. У Дэниела
преимущества не было, он понимал, что тяжелое лезвие может изуродовать
даже ударом плашмя, потому ему приходилось употреблять все возможное
искусство, чтобы каждый раз уводить секиру в сторону, заставлять
падать под собственной тяжестью, его вовсе не задевая.
пропорол перчатку, окрасив правую руку кровью. Рука сразу же
неметь, как будто опущенная в прорубь с ледяной водой.
увидел свой последний шанс. Когда тяжелое, уже окровавленное,
секиры пошло вниз, он перехватил меч левой рукой и ударил колющим, повернув
клинок плашмя и при этом сблизившись с противником так, будто
готовился его обнять. Острие вышло из-под шлема с другой стороны, разрывая
ремни, скрепляющие его с доспехом, и шлем просто упал назад. Не
было в нем никакой головы, да и вообще ничего в латах не было, иначе
как бы тогда они с грохотом осыпались. Да, именно осыпались, а не осели.
ни на какую победу, надеялся только на один удар, и то удар,
нанесенный не человеку, а камню. И совершенно не мог понять, почему из
глубин часовни дует ледяной ветер, увеличивая давление, и чьи
звучат внутри.
не алтарем, но как еще назвать глыбу серого гранита с наполненным
водой углублением в центре, в котором покоится черный каменный шар
размером с детскую голову, освещенный тринадцатью свечами.
в часовне, то лишился дара речи. По одну сторону алтаря, или как
он там назывался, стояли трое рыцарей без шлемов, и в их голубых глазах
играло пламя свечей, по плечам рассыпались скомканные седые волосы.
Седые... А может, и просто кажущиеся седыми в этом неверном свете - кто
его поймет. Двое из них опирались на мечи, а третий держал в
руке какое-то подобие жезла из окрашенного в черный цвет дерева с золоченым
копейным наконечником. При этом средний говорил по-нордмарски,
на самом древнем из диалектов, и обычные слова становились в его устах
заклинательными ритмами.
скрестив руки на груди, и неведомо откуда берущийся ветер развевал
темно-синий, почти фиолетовый плащ. У него не было никаких атрибутов,
но это, пожалуй, не мешало. Только поза и осанка Рейвена стоили всех
этих магических побрякушек, вместе взятых. И гордость,
отвечал носителю жезла, легко рифмуя древние слова.
самого настоящего ворона, которая, ничем не отбрасываемая, в дрожании
свечей металась вверх-вниз по стене, и периодически издавала громкое
карканье, то злобное, то одобрительное.
тени, а четыре черных коридора, казалось, вели просто в ледяную пустоту.
И незыблемым центром всего этого гигантского беспорядка являлся
камень, тот пресловутый черный шар. Да шар ли? Нет, он был неровный и
напоминал сейчас Дэниелу скорее обросшую каменной корой мертвую голову,
этакий вечный череп. И нарастало желание расколоть
пакость раз и навсегда.
рука, с каким-то мелким, подлым страхом. Так и виделось, как он
рванется к алтарю, и эти трое ударят его невидимой силой, которая даже
зеленую траву может заставить запахнуть могильным склепом.
от арки коридора до алтаря и обрушил левой рукой свой меч на черный
камень.
хрусталь, от такого невежливого обращения покрылся трещинами, а от меча
полетели искры. Но, когда клинок отзвенел свое, как тонкая струна,
ответом ему послужил далекий, но очень явственный гром, и тень ворона,
будто слегка став объемной, одобрительно каркнула.
или почти живых людей просто плоскими черными тенями.
крича прямо в ухо:
многих копыт, звуки рогов и жуткий волчий вой.
сухая гроза, в это время годаа едва ли возможная. Ярко-желтые молнии
с грохотом разрывали небо на части, разбрасывая ошметки туч. От
ветра гудел даже старый дуб у стены. И немудрено, что замковые воины и
слуги бестолково метались по двору.
завершил эту мифологическую тираду весьма прозаичным призывом:
Т-образная молния. Этого аргумента хватило, чтобы дисциплинированные
орденские воины, приподняв воротную решетку замка на высоту чуть
меньше человеческого роста, первыми же и бросились бежать из крепости,