Чтение 31–й страницы книги ~Седьмая часть тьмы~

настолько боль была явственна, но рука упала с полпути, опрокинув
кружку, и остатки давешнего настоя растеклись по столу, Лернер
дернулся спасти бумагу, но тело не послушалось, завалилось набок, и он
начал падать, долго, не на пол, а куда-о в колодец, бездонный и
темный, ощущая себя легким, невесомым; подняв лицо, он увидел наверху
кусочек неба, яркого и голубого. Кусочек стремительно превращался в
блюдце, пятачок, грошик, в маленькую звездочку, единственно и видную
из колодца, из его холодной сырой бездны.

Потом исчезла и она.

Свет назойливо ползал по лицу, щекоча и покусывая мелкими
муравьиными жвалами, беспокоя, тревожа. Вот-вот заберется под веки.

Вабилов зарылся в подушку. Стало еще хуже - сотни буравчиков
принялись ввинчиваться в воспаленную кожу лица.

Он повернулся набок, осторожно, опасливо приоткрыл веки. Зря
боялся: свет оказался слабым, едва пробивавшимся из-под зеленого
абажура настольной лампы. Стены, постель выходили даже приятными, но
руки стали руками трупа, недельного мертвеца. Он пошевелил пальцами.
Они отозвались нехотя, лениво.

Пережидая, пока шипучка бурлила и пенилась в мышцах затекшего
тела, Вабилов пытался вспомнить, где он и когда он. На Острове? Совсем
непохоже. Тогда где?

Он сел, откинул одеяло. Пижама незнакомая, бумажная и новая.
Вабилов попробовал подняться. Ноги держали, онемелость прошла. Двери,
интересно. Одна - закрыта, он подергал ручку. Зато другая привела в
ванную. Весьма, весьма кстати.

Он решил не испытывать силы и вернулся к кровати. Все-таки, что с
ним? У изголовья нашлась кнопочка. Ну-ну.

Он нажал.

Нигде ничего не отозвалось. Тишина.

Потянуло обратно, в сон, он уже был готов сдаться, но дверь
открылась. Показалась дама - высокая, плотная, настоящая Брунгильда,
что-то сказала - ни строго, ни ласково. По-каковски только? Неужто он
и впрямь в застенках коминтерна?

- Не понимаю.

- Как вы себя чувствуете? - переспросила она, на этот раз
по-русски.

- Нормально, - приврал он. - Только вспомнить не могу, как я здесь
оказался.

- Вы - в клинике профессора Куусмяэ. Вас доставили прямо с
церемонии вручения Нобелевской премии, где с вами случился обморок.

- Церемонии вручения?

- Именно. Ваши же, из консульства, и привезли сюда. Вспомнили?

Он вспомнил. Память вернулась лавиною, заполнив собой прежнего
Вабилова.

- Вам нехорошо? Я позову доктора.

Она вышла, оставив дверь приоткрытой. Бежать? Куда и зачем?

Он постарался собраться. Нельзя же сидеть и ждать вот так,
безразлично, раздавлено, с переломанным хребтом. Доктор

оказался его ровесником - но посвежее, поувереннее, с классической
бородкой земца.

- Ну-с, что тревожит? - нет, прибалт.

- Ничего. Сколько я у вас нахожусь?

- В клинике? - доктор достал часы. - Шестой час. В девять вечера
вас привезли, а сейчас... сейчас четверть третьего. Пополуночи.

Всего-то? Вабилову казалось, что он проспал больше. Годы.
Полжизни.

- Но почему сюда?

- Клиника профессора Куусмяэ специализируется на астенических
состояниях. Знаете, как много людей устали от перегрузки и страдают
упадком сил? Наша клиника невелика, но в определенных кругах
пользуется заслуженным авторитетом.

- И у меня - астеническое состояние?

- Несомненно. Впрочем, утром вас осмотрит сам профессор. А пока...

- Нет, - Вабилов надеялся, что доктор не слышит в голосе страха. -
Я не собираюсь оставаться в вашей клинике.

- Но...

- Нет, говорю я. Или вы станете удерживать меня силой?

- Послушайте, - невозмутимо ответил доктор, - Таллин - свободный
город. И вы находитесь в клинике, не в тюрьме. Смею уверить, в хорошей
клинике. Если вы не пожелаете пройти курс лечения - воля ваша.
Профессор считает, что лечить имеет смысл лишь тех, кто желает
излечиться. Он сам вам расскажет...

- Нет, - в третий раз возразил Вабилов. - Я уйду сейчас. Прямо
сейчас, сию же минуту.

- Сейчас? Ночью?

- Да. Где моя одежда?

- В шкафу. Но... Ведь третий час!

- Значит, все-таки удерживаете?

- Разумеется, нет. Но как врач, несущий за вас ответственность, я
настоятельно, слышите, настоятельно рекомендую остаться хотя бы до
утра.

Вабилов раскрыл стенной шкаф, и, не смущаясь присутствием доктора,
начал одеваться. Часы, бумажник, документы - все было при нем.

- Ну, хорошо, успокойтесь, успокойтесь - доктор не пытался
удержать его физически, не звал на подмогу. - Я протелефонирую в
консульство. За вами пришлют автомобиль.

- Не нужно.

- Господин Вабилов! Клиника расположена за городом, в четырех
километрах, в лесу. Не собираетесь же вы идти пешком?

- Почему нет? Я люблю гулять ночами. Или это опасно?

- Нисколько, но... Это невозможно!

- Еще как возможно, - ни на секунду Вабилов не верил, что его и в
самом деле отсюда выпустят, хотелось одного - покончить с надеждами и
неопределенностью. - Где выход?

Доктор молча повел его - сначала в коридор, потом в холл.

- Вот аппарат. Если не желаете обращаться в консульство, возьмите
таксомотор.

- Таксомотор? Хорошо.

Доктор подсказал нужный номер.

- Таксопарк "Виру", - отозвались в трубке.

- Пришлите мотор в...

- В клинику профессора Куусмяэ, - помог доктор.

- Будем через пятнадцать минут.

- Я встречу вас на дороге.

Доктор смотрел неодобрительно.

- Вы прекрасно можете подождать и здесь. Четверть часа. Попьете
чаю, успокоитесь.

- Покажите лучше дорогу в город.

- Покажу, - доктор накинул плащ поверх халата. - Извольте.

В безветрии холод не чувствовался, и дрожь была нервной,
тревожной.

- Вернемся? - в последний раз предложил доктор.

- Нет.

Они вышли за ограду - высокую сплошную каменную стену. Фонари
светили вдоль шоссе до самого города, мерцавшего вдали за пеленой
начинающегося тумана. С моря ползет.

- Всего хорошего, - попрощался Вабилов. Доктор не ответил, только
покачал головой.

Столбы стояли редко, и тьма, отогнанная от фонарей, меж ними
густела, застаивалась.

Вабилов оглянулся. Клиника, трехэтажное здание, высилась над
оградой. Доктора не было, ушел. Что ему.

Куда идти? Он и не думал, не позволял себе думать о том, что будет
"потом", после выступления, иначе и не решился бы. Вернее, думал, как
без этого, но представлялось, что никакого "потом", во всяком случае,
"потом", зависящего от него, не будет. Пуля снайпера в конце
выступления казалась наиболее вероятным и желанным исходом. Вероятно,
он слишком наивен. Хуже - смерть долгая, а клиника - как его,
профессора... Куусмяэ? - могла быть первой ступенью этой долгой
смерти, могла, но вот выпустили, и что дальше? Бежать? Куда и как?
Сесть на паром в Стокгольм?

Такси не появлялось. Дорога оставалась пустой и тихой, даже
собственные шаги слышались глухо, неотчетливо. Туман.

Он пошел быстрее, дрожь не отпускала, напротив, уже и
разгорячился, кажется, но зубы приходилось стискивать, чтобы не
выбивать дроби.

Странное эхо, откуда-то сбоку и сзади, передразнивало его шаги,
передразнивало неумело, то отставая, то забегая вперед. Вабилов
остановился, а эхо еще несколько мгновений шло.

Отпустили? Разве? Почему он так решил? Глупый, маленький мышонок.

- Эй, кто там? - спросил он нерешительно, надеясь, что все ему -
почудилось.

Эхо ответило крадущимся шажком.

- Кто там? - повторил он тише.

Еще шажок.

Сосны, тысячи сосен, хилых, балтийских, росли внаклон вдоль
дороги, и где-то средь них, едва таясь, шли - за ним.