начинается день! Ты совершенно выбил меня из седла. И это перед митингом!
Просто не знаю, о чем говорить теперь... Ну хорошо, я иду в зеркалку, а ты
садись и слушай. Времени очень мало.
отсутствие текстов его речей. Он не только не писал их сам - в этом не
было бы ничего удивительного, хотя бы потому, что ни один из его
предшественников их тоже никогда не писал, - он не поручал писать и
другим: впервые за сотни лет каторжного труда канцелярия президента
разогнула склоненную над столами спину. Президент выступал тысячи раз и
никогда не держал в руках текста. Речи на весьма острые и сложные
политические темы он произносил экспромтом. В философских кругах родилась
невероятная гипотеза о необъятности президентской эрудиции, которая
завоевала немало сторонников и вылилась в присуждение президенту ученой
степени доктора права.
не был разгадан и по сей день. Вернее, было два секрета. Первый заключался
в том, что президент репетировал речи в зеркальной комнате, позволявшей
ему видеть себя со всех сторон. Второй - более сложный и действительно
доступный отнюдь не всякому - заключался в том, что президент никогда,
нигде и ни о чем не говорил по существу вопроса. Картины, нарисованные им,
принадлежали кисти монументалиста. Даже один неверный мазок, способный
перечеркнуть работу тонкого рисовальщика миниатюр, не влиял на впечатление
от захватывающих дух панорам. Он обладал необыкновенным даром говорить обо
всем и ни о чем. И репетиции в зеркальной комнате отнюдь не преследовали
задачу отработки текста. Там, с учетом предстоящей аудитории, ее
численности, национального и социального состава, интеллектуального уровня
и эмоционального настроя репетировалась лишь мимика и проверялся тембр
голоса, для чего в приемную, на стол Джекобса, был вынесен из зеркалки
динамик. Раньше Джекобс присутствовал на репетициях в самой зеркальной
комнате в качестве единственного слушателя. Однако после того как,
просмотрев весьма ответственную речь для конгресса, он на вопрос
президента: "Ну как?", ответил: "Величавость - это непостижимое свойство
тела, изобретенное для того, чтобы скрыть недостатки ума", - президент
разгневался, даже топнул ногой и с тех пор репетировал в одиночку, поручив
Джекобсу лишь досмотр за тембром.
благотворительным обществом по борьбе с алкоголизмом, и ставил перед собой
важную задачу завоевания полутора миллионов голосов антиалкоголиков на
предстоящих выборах.
забулькала вода - он прополоскал горло, - и наконец:
государственных забот? Политическая возня моих противников? Нет! Накал
международных страстей? Нет! Меня привела сюда тревога за судьбы моей
нации...
берете быка за рога. Все уже ясно. Надо поинтриговать. Запомните, что
ничто так не льстит самолюбию людей, как доверие сильных мира сего. Они
принимают его как дань своим достоинствам и не замечают, что оно вызвано
простым тщеславием или неумением держать язык за зубами.
президент.
забывайте, вы выступаете на митинге трезвенников. Это хитрющие бестии, и
они быстро разберут, что ваша показная простота - это утонченное
лицемерие.
флота, чтобы побывать у вас на митинге. Я далек от мысли... Среди тяжкого
бремени тревог... Воля нации движет сегодня мною... Лишь в отравленных
сивушными маслами мозгах могла родиться сумасбродная мысль... Ибо никогда
пути прогресса не подходили столь близко к пропасти алкоголизма... Порукой
тому наши общие самоотверженные усилия...
бульканье воды.
гигантское усилие, чтобы впустить в себя перед обедом рюмочку вермута.
в одну из кнопок:
Поедут на митинг общества трезвости.
черный "мерседес" с поднятым капотом. Из-под капота торчали ноги. Первыми
их заметили, как и полагалось по рангу, два телохранителя. Потом
президент. "Как будто машина заглатывает человека", - скромно удивляясь
образности собственного мышления, подумал президент. Телохранители ни о
чем не подумали и подумать не могли, потому что им нечем было думать.
"Мерседес" выплюнул человека на асфальт. Президент не успел разглядеть его
лица. Телохранители, как и полагалось по рангу, успели. Когда автомобиль
президента превратился вдали в черную блестящую точку, человек захлопнул
капот, сел за руль, но не тронулся с места. Рядом с ним на сиденье лежал
плоский, как портсигар, коротковолновый радиопередатчик с приемным
устройством.
Начнем, пожалуй. Следите, Таратура...
даже свои президенты".
карманчик альбома, - перо было именно от этого альбома, и никаким другим
Джекобс в нем не писал, наподобие того как президент никогда не позволил
бы себе надеть галстук не "от этой рубашки". Затем он положил альбом в
ящик стола, провернув циферблатом сложного замочка только ему известную
комбинацию.
поверял свои сокровенные мысли. Но это был не обычный дневник, куда
примитивные гении регулярно вписывают примитивные сведения, ошибочно
полагая, что количество яиц, съеденных ими за завтраком, представляет
интерес для потомков. Джекобс исходил из того, что не он своей жизнью
принесет славу альбому, а альбом, ставший достоянием человечества после
смерти Джекобса, сделает его имя бессмертным. "Кен, - говорил иногда
Джекобс президенту, - вашей мысли не хватает всего чуть-чуть, чтобы стать
достойной моего альбома!" И даже президент воспринимал эту фразу как
истинный комплимент. Говоря откровенно, Джекобс уже давно подозревал, что
его любимый Ларошфуко отстал где-то на повороте, пропустив вперед себя
афоризмы и наблюдения, изложенные в альбоме, обтянутом кожей анаконды. Но
он никому не говорил об этом, учитывая, что человечество безумно обожает
сюрпризы. И, что греха таить, старый Джекобс не только отдавал альбому
свою мудрость, но и черпал из него, особенно тогда, когда приходилось
туго. Именно это обстоятельство убеждало Джекобса в том, что Ларошфуко
когда-нибудь потускнеет в свете ярких лучей, исходивших от мудрого
альбома.
выйти в парк и подышать утренним воздухом, как вдруг зазвенел звонок,
вызывающий его в кабинет президента. Джекобс "погасил" его, подумав при
этом, что, вероятно, опять западает какая-нибудь клавиша сигнализации, но
звонок вновь зазвенел, вернув Джекобса чуть ли не от двери. Тогда Джекобс,
опять погасив звонок, поднял телефонную трубку и набрал номер дежурного
электрика.
вероятно, ужасно соскучились по работе.
считал всю президентскую прислугу откровенными нахлебниками и лентяями,
особенно неандертальцев из команды О'Шари, которые умели только стрелять,
но, к сожалению, сами никогда не становились мишенью. Зато для всей
прислуги Джекобс был даже большим президентом, чем сам президент,
поскольку их благополучие зависело не столько от предвыборной речи
президента, сколько от настроения "старика". Ему подчинялись безоговорочно
и мгновенно, и потому молодой Гремон явился так быстро, словно стоял за
дверью, а не бежал к усадьбе через весь парк.
дверь кабинета. Гремон понял, что президент отсутствует, иначе без
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Махров Алексей
Суворов Виктор
Херберт Фрэнк