на допрос Витковский опустил в резервный тайник короткую записку с
предупреждением о грозящей опасности. Записки этой в тайнике мы уже не
обнаружили Надо полагать, что или сам Дункель, или его доверенный
своевременно извлекли ее оттуда. Ничего не дали и организованные нами засады
у всех трех тайников. Дункель не появлялся.
нем лишь то, что знал Витковский. По его словам, Дункель был русский. Во
всяком случае, ничего инородного ни в его речи, ни в его облике не
подмечалось. Обычный, ничем не отличающийся от других человек среднего
роста, с правильными мужественными чертами лица, не старше сорока лет, глаза
темные, скорее, карие, такая же и шевелюра, не особенно густая, с пробором
сбоку. И все...
изменился. Он стал подозрительно общителен, разговорчив и даже любезен. У
него появилось желание заглядывать в кабинеты начальников отделений, рядовых
работников, где его давно уже не видели, завязывать разговоры, угощать всех
папиросами и, к удивлению многих, даже рассказывать анекдоты.
толкался среди "простых смертных", переходил от одной группы к другой.
Он старался стать глупцом большим, чем настоящий глупец.
настроение с самого начала, явилось то, что его не избрали в президиум. Его
кандидатуру никто не предложил, хотя он и сидел на виду у всех.
парторганизации этого отдела, Корольков и я.
обкома он накануне выехал в район.
выбывших из отделов членов бюро. Но это никоим образом не улучшило
впечатления о его работе. Мне кажется, даже ухудшило. Получалось так, будто
Корольков и члены бюро все отлично видели, знали, понимали, но ничего не
делали.
уверен, что он возьмет под защиту Королькова, который являлся его "тенью",
но Безродный подверг Королькова полнейшему разгрому. Он говорил резко,
безапелляционно, не смягчая формулировок, и выступление его звучало, я бы
сказал, довольно убедительно. Раздавив Королькова, Безродный счел нужным
пояснить присутствующим, каким должен быть чекист-коммунист. Он говорил о
моральном облике, о чувстве товарищества, о самодисциплине, о внутренней
культуре, обо всем том, без чего немыслим настоящий чекист.
сторону, одобрительно кивал и даже что-то записывал.
стенной газеты Якимчук.
подумал я.
инициативы, не решился портить отношений с начальником отдела. Он
ограничился жалобой на саботажников, то есть на тех, кто обещал писать в
газету и не дал ни строчки.
сути дела, нового, я уловил кое-какие тревожные нотки. Он, видимо, уже
разобрался в обстановке, потому что сказал: "Корольков не один коммунист, и
валить на него все беды было бы несправедливо. В отделе много старых членов
партии, старших по работе, - таких, как он, Зеленский, как Безродный, как
второй заместитель Рыбалкин..." Потом коснулся роли руководства отдела, его
ответственности за партийную работу.
говорил Зеленский. - Будь у каждого из нас семь пядей во лбу, одни мы ничего
не сделаем. Нет полководца без войска, нет руководителя без коллектива.
Успех дела зависит от того, как руководители строят свои отношения с
коллективом, как коллектив понимает их. Все ли у нас благополучно? Думаю,
что нет. Руководство отдела может ошибаться. Более того, ошибаясь, оно может
верить в то, что поступает правильно. Кто должен подсказать ему? Кто обязан
покритиковать его? Вы, и только вы. А вы молчите. Вы критикуете Королькова,
будто на нем свет клином сошелся. Не кажется ли вам такое отношение к
судьбам отдела равнодушием? А равнодушие штука страшная. Оно убивает самое
горячее начинание, оно не оставляет места чистосердечию, оно порождает
льстецов, честолюбцев, при нем расцветают стандарт, бюрократизм...
под руку майора Осадчего, отвел к окну и начал что-то говорить, усиленно
жестикулируя.
подложу.
второму вопросу повестки - выборам нового бюро.
Бодров и, наконец, Безродный.
просто голосовать.
В него попали Корольков, Фролов, Иванников, Демин и Боярский. Потом подвели
черту.
задоринки. Когда Зеленский назвал фамилию Безродного, Дим-Димыч поднялся и
сказал:
откинулся на спинку и глянул на Осадчего. А тот смотрел на Дим-Димыча. И в
его взгляде было не то удивление, не то досада.
разрешение, начал: - Товарищ Безродный наговорил здесь много хорошего о том,
каким должен быть чекист-коммунист. Но сам он выглядит очень неудачной
иллюстрацией к своим же словам. Перед нами наглядный пример того, как
человек говорит одно, а делает другое...
Безродный.
знал его ораторские способности.
станет. Я утверждаю, что критика в нашем отделе - смертный грех. Кто
осмелится покритиковать коммуниста Безродного, тот неизменно впадет в
немилость. И не случайно, что все сегодня сидят, будто воды в рот набрали.
На одном из последних собраний коммунист Бодров сказал, что наш начальник
отдела злоупотребляет взысканиями и забывает, что взыскание - это еще не
самая лучшая мера воспитания. Этого оказалось достаточно, чтобы Бодрову было
отказано в квартире, в которой он остро нуждается. Вот вам один пример.
Безродный.
оправдываться? Спросите любого сидящего здесь, прав я или не прав. Фролов
смел выразиться, что вы совершили акт великодушия. Ерунда! Нельзя смешивать
великодушие с холодным расчетом. А у вас был расчет. Кто ходатайствовал
перед парткомом и начальником управления о предоставлении квартиры Бодрову?
Вы! Кто пошел против себя? Вы! И сделали это на следующий же день после
выступления Бодрова на собрании.
товарищу Бодрову. Какова ваша семья?
осмелевший Якимчук.
а тут бытовой разговор получается.
Разберусь и доложу следующему собранию.
предыдущем номере стенгазеты появилась безымянная карикатура. Она не имела
Акунин Борис
Никитин Юрий
Березин Федор
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Куликов Роман