Чтение 31–й страницы книги ~Слепой стреляет без промаха~

- А ты не думаешь, Дьяк, что с такими людьми опасно связываться?

- Если будешь исправно платить, то абсолютно никакой опасности. Они
работают только за деньги. Они отстреливают всех, за кого хорошо платят.

- А ты не думал, что они в один прекрасный момент могут пристрелить и
нас с тобой? И им, может быть, уже заплачено? - сказал Седой.

- Петр, я сам тебе вчера об этом говорил. Ты, наверное, забыл.

- Да помню я. Но знаешь, я, Иосиф, уже никого не боюсь.

- Послушай, а может, свалить отсюда? - Куда?

- Может, уехать в Израиль? Может, уехать в Австрию, во Францию - куда
хочешь? И там нас никто не достанет, - покрутил перед лицом Седого
пальцем с отполированным ногтем Дьяк.

- Я никого не боюсь. Я рассчитаюсь с этим Бортеневским. Может, я и не
доберусь до его людей, но до него доберусь точно.

- Погоди, все это еще надо узнать. И не пори горячку, не ломай дров.

- Да что ты меня все время осаживаешь, Иосиф?

- Я тебя пытаюсь удержать от опрометчивых шагов. Мы же с тобой
партнеры, у нас с тобой одно дело.

- Ну да, это так.

Седой поднялся и тяжело, как-то по-медвежьи, вразвалку прошелся по
гостиной, держа по старой зековской привычке руки за спиной и
покачиваясь из стороны в сторону.

Богаевский следил глазами за своим приятелем, и ему казалось, что они
сидят сейчас не в гостиной в загородном доме, а находятся в тюремном
дворе. И медвежатник Седой мерит внутренний дворик тюрьмы шагами: туда
двенадцать шагов, назад. А он, Дьякон, сидит на корточках, прижавшись
спиной к шершавой бетонной стене, и смотрит на однообразные движения
заключенного.

- Слушай, сядь. Мне кажется, что мы с тобой не у тебя в доме, а в
тюрьме.

- Да брось ты, - расцепив пальцы мускулистых рук, буркнул Седой. -
Пока не в тюрьме, и думаю, мы там уже не окажемся.

- Не зарекайся.

- Я не зарекаюсь. И знаешь, почему мы там не окажемся?

Дьякон приподнял голову, тряхнув своими длинными пепельными волосами.

- Ну? - сказал он.

- Нас пристрелят, возможно, раньше, чем посадят.

- Не каркай! - вскочил со своего места щуплый и сутулый Дьяк. - Ты
вечно каркаешь, кличешь беду на нашу голову.

- Я не каркаю, я рассуждаю. Если они смогли убить восемь человек, то
на этом не остановятся.

- А зачем им ты или я? Дочку Бортеневский забрал, наехать на него мы
не можем и, как говорят, дело закрыто.

- Можем наехать, - сказал Седой, - мы пристрелим его. Я заплачу свои
деньги. А если не хватит, то я возьму у тебя.

- Тише, тише, успокойся, - попытался урезонить Седого Дьяк.

Но тот уже принял решение. Он ходил по гостиной, сжимая и разжимая
пальцы, ходил широкими ровными шагами, весь собранный в комок, готовый к
действиям.

- Он труп, я тебе это обещаю. Только надо нанять таких же
профессионалов, как нанял он. Я хочу, чтобы мертвыми были он, его жена и
его дочка.

Богаевский сцепил пальцы, украшенные перстнями, хрустнул суставами,
затем поднялся и тоже заходил, заложив руки за спину. Опять гостиная
напоминала дворик тюрьмы, а они - двух заключенных, обдумывающих план
побега.

- Как ты думаешь, сколько это будет стоить? - спросил Седой, не
останавливаясь.

- По максимуму тысяч двести пятьдесят - триста.

- Ты найдешь такого человека? - задал следующий вопрос Седой.

- Можно попробовать.

- Но потом надо будет сделать так, чтобы и этот человек исчез.

- Да, я понимаю, - сказал Дьякон.

Он остановился, сбросив свой шикарный пиджак, остался в белой рубашке
и галстуке, на котором сверкала заколка с маленьким бриллиантом. Он
расслабил галстук, сосредоточенно размышляя.

Глава 10

Прошла неделя. Мартынов и Богаевский вернулись из Питера в Москву.
Младший брат медвежатника Седого Цыган был похоронен с большими
почестями на одном из лучших кладбищ. Гроб был итальянский, на похоронах
играл лучший оркестр, на могиле воздвигли большущий мраморный крест, на
котором были высечены такие слова: "Невинно убиенному рабу Божьему... от
брата и друзей". Стояли даты.

Могила тонула в пышных венках из живых цветов. На похороны, затем на
поминки в ресторан собрались чуть ли не все знаменитости воровского
мира. По количеству шикарных автомобилей и охранников можно было
подумать, что в загородном ресторане отмечают день рождения или свадьбу
кого-нибудь из членов правительства.

Вся территория была оцеплена охранниками с рациями в руках, никто из
посторонних в банкетный зал не был допущен. Звучало много добрых слов в
адрес Седого и его покойного брата.

Полковник Соловьев был осведомлен обо всем, что происходит в Питере.
А вот банкир Бортеневский нервничал. Ведь ему вновь дважды позвонили и
предупредили, что он уже не жилец на этом свете и что как бы он ни
пытался скрыться, его достанут даже из-под земли, достанут и убьют. Но
не просто убьют выстрелом в голову или ножом в сердце, его будут убивать
медленно. Его заставят мучиться, и мучения будут бесконечно долгими.

Бортеневский связался с Соловьевым. Они встретились в кабинете его
банка, и бледный, с дрожащими губами Бортеневский принялся пересказывать
суть разговоров с бандитами.

- Сергей Васильевич, дорогой, поймите, - стуча золотым наконечником
авторучки по дубовой крышке стола, говорил банкир, - я вне себя. Если
быть честным и откровенным, а иначе я и не могу себя вести, то
признаюсь: я боюсь. И не столько боюсь за свою жизнь, как за жизнь жены
и дочери.

Соловьев все это внимательно выслушал, покуривая сигарету и стряхивая
пепел в старинную мраморную пепельницу в серебряной оправе. Немного
помолчал, затем потер виски ладонями.

- Знаете, что я вам скажу, Альфред Иннокентьевич, - им больше ничего
не остается, как вас пугать. Правда, я думаю, что угрозы бандитов далеко
не пустые.

- Так что, Сергей Васильевич, вы считаете, они действительно могут
расправиться со мной и с моей семьей?

- Вполне могут. Но не думаю, что так быстро.

- Что значит - "так быстро"? Сколько времени у меня есть, чтобы
скрыться?

- Мне кажется, вы, Альфред Иннокентьевич, думаете не в том
направлении.

- Как это не в том? Моей жизни угрожают.

- Да, угрожают. Ведь им ничего уже не осталось. Вы не пошли с ними на
сделку, ваш банк остался чистым, им он не подчиняется.

- Да-да, я все это понимаю, - быстро заговорил Бортеневский, - но все
же, как это ни странно, мне хочется жить.

- Но убегать вам не стоит, - спокойно сказал Соловьев, глядя на серую
горку пепла на дне мраморной пепельницы. Горка пепла была похожа на
могильный холмик.

Бортеневский проследил за взглядом Соловьева и посмотрел на дно
пепельницы.

- Я не могу спокойно уснуть, у меня полный дом охраны, я боюсь
выходить из офиса, боюсь подходить к машине.

- Я рассуждаю несколько иначе, Альфред Иннокентьевич, - вновь так же
спокойно, покачиваясь в глубоком кожаном кресле, заговорил полковник
Соловьев, - вы им интересны как партнер, а не как враг. И поэтому,
думаю, они вновь постараются заполучить ваш банк. Насколько я понимаю,
их прибыль от соглашения с вами была бы огромна.

- Да-да, но я ведь не пошел на это! И убит брат этого бандита, убиты
еще какие-то люди. Мне кажется, Сергей Васильевич, ваши сотрудники
перестарались.

- Нет, там не было другого выхода, и они действовали, исходя из
обстоятельств.

Соловьев вспомнил все то, о чем ему рассказал Глеб Сиверов, и его
немного передернуло. Действительно, слишком уж много трупов. Но самое
главное - деньги они заработали, и доля Соловьева уже лежала на его
счету в банке.

- Я хочу опять вернуться к тому же разговору, - вдруг сказал
Бортеневский, вышел из-за стола, обошел его и остановился напротив
Соловьева.

Он приблизил свое бледное лицо к лицу Соловьева и заговорил почти
шепотом.

- Мне кажется, их надо убить Другого-то выхода нет? Не так ли, Сергей
Васильевич? Мне кажется, что и вы думаете аналогично.

- Да, в ваших рассуждениях есть определенная логика, - пожал плечами
Соловьев. - Но я же вам говорил, это будет стоить очень дорого. Убрать
Мартынова и Богаевского не так уж просто. Кроме того, это вызовет
переполох в преступном мире. Они начнут вычислять, начнут искать концы,
и, я думаю, тогда вам точно несдобровать.

- Так что же делать? Сидеть и ждать, когда они доберутся до меня и до
моей семьи? - срываясь на визг, выкрикнул Бортеневский. Его руки
дрожали, пальцы сжимались и разжимались.