нарастающее раздражение. Интереснее всего было то, что раздражение у него
вызвал не Светлов, а Филатов, который, если разобраться, показал себя в этой
истории настоящим героем.
беда, что каждый, кто ведет себя по-человечески, кажется нам каким-то
юродивым и в таком качестве, естественно, не может вызывать ничего, кроме
здорового раздражения: чего он лезет-то? Больше всех ему надо, что ли?
Нормальный человек на его месте сразу побежал бы жаловаться в ментовку. Ну,
пусть не сразу, но после того, как отбился от тех бандюков на ?лендровере?,
- наверняка. А пока он бегал, пока менты выясняли бы, что к чему, и чесали
под фуражками, Светлова благополучно посадили бы на иглу, а то и просто
пришили, чтобы не возиться. Зато гражданский долг Филатова был бы выполнен в
полном объеме, и никто не считал бы его юродивым..."
редакцию, вот тогда и буду думать, что ему сказать, - решил он. - И я ему
скажу, будьте уверены. Он мои слова надолго запомнит, экспериментатор
хренов, охотник за сенсациями..."
Филатов или уже умер. Впрочем, он был на сто процентов уверен в последнем.
Решил небось, что вырвался из того подвала только благодаря чуду. Так оно, в
общем-то, и было, только чудо звали Юрием Филатовым, а Димочка, наш
талантливый сопляк, с перепугу этого не понял.
американцы, шоу маст гоу - представление должно продолжаться.
на столе зазвонил телефон. Миронов оскалил зубы, скорчил страшную рожу,
произнес короткое неприличное слово и только после этого снял трубку. Его
?слушаю? прозвучало безупречно вежливо и даже приветливо: позвонивший в
редакцию читатель должен был чувствовать расположение к тем, кто делает его
любимую газету.
который, по мнению Миронова, редко снисходил до того, чтобы читать
выпускаемую на его денежки газету.
коллектив, а владельцем контрольного пакета акций - главный редактор Игорь
Миронов. Когда-то так и было, но в недоброй памяти дни кризиса Миронов так
основательно запутался в долгах, что начал всерьез подумывать о закрытии
газеты. Вот тогда на горизонте и появился седовласый и величественный
Владислав Андреевич. Он выкупил у Миронова контрольный пакет, настояв при
этом на сохранении тайны сделки. О том, что газетой вот уже два года владеет
Школьников, знал только главный редактор. Он терялся в догадках, зачем этому
крупному бизнесмену понадобилось иметь собственную газету: в политику
Школьников, судя по всему, не лез, в дела газеты не вмешивался и, вообще,
старательно делал вид, что не имеет к еженедельнику никакого отношения.
Видимо, решил Миронов, газета понадобилась ему просто на всякий пожарный
случай. В конце концов, это было неплохое вложение капитала, да и держать
руку на пульсе источника массовой информации, как ни крути, было приятно.
Андреевичем, Миронов понял, что ?пожарный случай? настал. Ничего конкретного
Школьников ему не сказал, но назначил встречу через час, и тон у него при
этом был такой, что Игорю Миронову даже не пришло в голову отказываться,
ссылаясь на запарку. Он разогнал бунтующих сотрудников, спровадив самых
заядлых качать права в кабинете у ответственного секретаря, придирчиво
проинспектировал свою внешность перед большим зеркалом в умывальной комнате,
сунул в рот подушечку жевательной резинки, чтобы отбить запах выпитого с
Филатовым коньяка, и отбыл на встречу со своим, как это ни прискорбно,
хозяином.
всегда служило у него признаком свирепого расположения духа. Когда он
пребывал в таком настроении, даже не отличавшийся излишним умом и чуткостью
Александр Федорович Дергунов старательно обходил его десятой дорогой, а
мелкая редакционная шушера веером разлеталась у него из-под ног, как
застигнутые врасплох на теплой отмели мальки.
года ему дали понять, кто является хозяином газеты. Он знал это и раньше,
поскольку продавал Школьникову контрольный пакет, находясь в здравом уме и
твердой памяти. Он знал, что после долгих лет полной свободы снова нацепил
себе на горло ошейник, но за два с лишним года хозяин ни разу не потянул за
поводок, и Миронов постепенно привык к мысли, что так будет всегда.
приятных, и, вернувшись на работу, он совершил поступок, который потом долго
не мог объяснить самому себе: грубо облаял Лидочку Маланьину, не успевшую
вовремя убраться у него из-под ног. Совершив этот сомнительный подвиг, он
гордо удалился к себе в кабинет, так грохнув дверью, что в коридоре рядом с
косяком отвалился приличный кусок штукатурки.
унижения пальцами выковыривая из пачки сигарету. - С-с-сук-кин кот! Тварь
толстомордая, коз-з-зел...
кончиком сигареты дрожащее голубоватое пламя. Когда сигарета наконец
задымилась, он с лязгом захлопнул крышку зажигалки и швырнул ее на стол,
разметав лежавшие там бумаги.
Светлов.
порога. - Она плачет.
шипением выпустил дым сквозь стиснутые зубы. Приход Светлова, да еще
нарывающегося на ссору, был настоящим подарком судьбы. Миронов когда-то
неплохо боксировал, и сейчас он как никогда нуждался в ком-нибудь, кого
можно было бы использовать в качестве боксерской груши - если не в
буквальном смысле, то хотя бы в переносном.
громко плачет... Поверь, она плакала бы гораздо громче.., черт, она бы выла,
как сирена гражданской обороны, если бы знала, за кого собирается выйти
замуж!
закрыта, и это невольное движение доставило Миронову массу удовольствия.
что ты трус, простительно - в конце концов, не всем же быть героями! Но ты
ведь даже не сказал мне, что произошло. Ты был так уверен, что... А, да
пошел ты в задницу, сопляк! И теперь ты приходишь ко мне, как.., как.., как
какой-то Айвенго недоделанный, и требуешь, чтобы я был галантным с твоей
дамой! Дама, конечно, ни в чем не виновата, и я перед ней непременно
извинюсь.., когда немного остыну и разберусь с тобой.., но как ты поступишь,
если я этого не сделаю? На дуэль меня позовешь, сморчок кудрявый? Учти, я на
пятнадцать кило тяжелее тебя и знаю бокс. Я из тебя котлету сделаю, а
Филатов вообще раздробит то, что от тебя останется, на молекулы. Ты хорошо
меня понял?
Светлов.
общих чертах, основной тезис моего выступления. А если ты не согласен с этим
тезисом, я могу вынести его на широкое обсуждение - хоть в трудовом
коллективе, хоть по всей Москве. Ясно?
Светлова, но другого выхода он не видел, да и на душе было чересчур погано,
чтобы позволить себе кого-то жалеть. Его, Игоря Миронова, никто ведь не
пожалел...
спросил Светлов.
сказал. Произнес вслух. Одного раза будет достаточно, хотя лучше было бы
три.? или пять. Ну, давай.
Миронов, избегая смотреть на иссиня-бледное лицо журналиста. - Когда человек
уже дал трещину, доламывать его - одно удовольствие. Гни в любую сторону,
хоть узлом завязывай - никакого сопротивления, как будто у него хребта сроду
не было... Кстати, если бы парень был законченной мразью, эта история с
Филатовым была бы ему, что называется, до фонаря. Наплевать и растереть и
снова наплевать. А он переживает и, кажется, искренне верит в то, что он и в
самом деле полное дерьмо.., что, кстати, не так уж далеко от истины."
вытирал об Светлова ноги, сигарета истлела до самого фильтра. Миронов
раздраженно ткнул окурок в пепельницу и сейчас же снова закурил, стараясь не
смотреть на своего собеседника.
считать, что этот вопрос закрыт. Все мы люди, и ничто животное нам не чуждо.
Поговорим лучше о деле. У меня есть для тебя срочная работа.
убедительно - он с трудом владел лицом, и Миронов отлично видел, что
никакого удивления Димочка не испытывает, а испытывает он детскую обиду и
раздражение против своего начальника, который обрушился на него, как
вываленный из самосвала бетон. Он напоминал Миронову маленького
избалованного мальчика, который мечтает, чтобы его мама попала под машину,
после того как получил трепку за разбитую вазу.