упрямый мой характер!
драмкружке! А наша руководительница, Зинаида Осиповна, настаивала на том,
чтобы я поступал во ВГИК: верила, что у меня есть талант... Более того, она
даже написала мне рекомендательное письмо с таким хвалебным отзывом, что,
прочитав его, мне просто сразу можно было вручать если не Оскара, то
присвоить звание "Народный артист СССР" - уж точно...
сначала начисто провалил! Получив роль Кая в "Снежной королеве", я честно
разучил ее. Но, как оказалось, разучил чисто механически, совершенно не
вдумываясь в суть истории. И вот, когда я вышел на первую генеральную
репетицию, и неожиданно что-то в моей голове заклинило: мое собственное "я"
взбунтовалось против очевидной несправедливости. Впервые я видел перед собой
не выученный текст пьесы, а самого героя.
игравшей роль Герды и очень натурально плакавшей на сцене, я забыл, что мое
сердце "заледенело", и совсем не по тексту пьесы сказал:
Снежной королеве, заставит меня забыть тебя, мою сестру и нашу любимую
бабушку?
даже участников спектакля, занавес закрылся и открылся лишь через час,
который потребовался Зинаиде Осиповне, чтобы убедить меня в том, что я не
имею права вмешиваться в авторский текст и что мое сердце именно по воле
автора должно растаять от любви Герды, а не по собственному разумению
Виктора Доценко. Именно тогда я, во-первых, не только понял, что такое
система Станислав-ского, но и безоговорочно принял ее, хотя и не читал тогда
ни одной его книги, во-вторых, и это главное, я понял, какой магической
силой обладает автор произведения!
стать писателем...
Доме пионеров городка нефтяников.
справочной адрес ВГИКа, я уверенно поехал до станции "ВДНХ"...
дней. Документы принимал молодой невысокий паренек, который впоследствии
стал не только преподавателем ВГИКа, но и долгие годы был правой рукой
Сергея Аполлинариевича Герасимова. Этим молодым пареньком был Георгий
Игоревич Склянский. Тогда он еще учился на четвертом курсе, в мастерской
Сергея Аполлинариевича и принимал документы у абитуриентов в порядке
общественной нагрузки.
признанный классик нашего кино - Михаил Ильич Ромм, что, конечно,
удесятеряло мое волнение.
представил сценарий или рассказ. Для меня это было новостью, но я не подал
виду и заверил, что подготовил одну небольшую историю, но она в чемодане,
который в камере хранения на вокзале. Склянский поверил мне, дал направление
в общежитие и расписание туров, но попросил принести в ближайшие день-два
мое сочинение.
рассказ. Сначала я не знал, о чем писать, но потом решил написать лирическую
историю, где доминировали ощущения и настроения. Почему-то, чисто
интуитивно, я старался все описать наглядно - что и как мне виделось.
Писалось так легко, что я закончил свой труд за пару часов. Старательно
переписал его начисто, выводя каждую букву, а после стал лихорадочно
обновлять свой репертуар...
кинорежиссер, несколько пошатнуло мою уверенность, и я, несмотря на мою
природную смелость, сильно мандражировал. Лихорадочно перебирал в памяти все
подготовленные стихи, басни, отрывки. В моей голове настолько все
перемешалось, что казалось, начни я читать - и сам себя не пойму, а уж
кто-то другой...
ВГИК с дрожью в коленях. Но кто-то сказал, что Мастер не приедет и
прослушивать будет второй педагог: известная актриса советского кино. Я
несколько успокоился и решил пойти в первых рядах: почему-то встречаться с
актрисой мне было менее страшно, чем с самим Мастером. А к тому же я был
яростным ее поклонником и был очень рад встрече.
немного отвлечься от предстоящего прослушивания и успокоиться, я принялся
всматриваться в лица рискнувших поступать во ВГИК...
спустя появятся на экране. В тот год вместе со мной во ВГИК поступали
будущие звезды нашего кино: Валентина Теличкина, Екатерина Васильева,
Наталья Рычагова, Валерий Рыжаков, Галина Микеладзе, Александр Стефанович...
А с Екатериной Васильевой пришлось столкнуться на съемочной площадке, когда
снимался фильм "Экипаж".
молодого человека, принимавшего у меня документы: актриса, которую я мечтал
увидеть, отсутствовала. За столом сидел еще один человек восточного типа.
судьбе роль, не оставившую у меня приятных воспоминаний...
"Лев и ярлык", затем стихотворение Горького "Легенда о Марко". До показа
сценок я не дошел: Тавризян поблагодарил меня и сказал, что я свободен...
возможности, и потому был уверен в провале. Можете представить мое
радостно-удивленное состояние, когда в списках, допущенных ко второму туру,
я обнаружил свою фамилию. Моей радости не было предела. Вприпрыжку я
добрался до общежития, бросил книги на кровать и пошел бродить по городу.
Хотелось петь и танцевать, кружиться от радости. Все люди вокруг казались
удивительно прекрасными и милыми...
миновал, потом третьего. С каким-то особым внутренним подъемом и
воодушевлением я предстал пред взором Мастера.
руки. Наверное, Мастер все это прочитал в моих глазах, а потому улыбнулся и
сказал:
находитесь в теплой компании, что вас окружают близкие люди: вам сразу же
станет легче и появится уверенность... Кстати, мне понравился ваш рассказ: у
вас хорошее видение материала...
представить то, что советовал Мастер, но ничего не получалось. Мне казалось,
что время летит ужасно быстро и вот-вот у Мастера лопнет терпение и он
прикажет выйти вон, а может, и того хуже. Вдруг, не знаю почему, я
вообразил, что я нахожусь не в аудитории, а в римской бане. Почему-то именно
в римской, а не турецкой или русской, но я представил всех сидящих напротив
меня преподавателей в белоснежных тогах, с полуобнаженными торсами.
меня ни разу, а когда я закончил, попросил показать сценку, которую
предложит сам, и задание дал довольно пространное. Примерно оно звучало так:
эта аудитория не аудитория вовсе, а больничная палата, в которой, кроме
меня, совсем больного человека, никого нет. Представили?
сторону своей соседки, - а вы несколько минут назад вышли от меня и оставили
на тумбочке нечто такое, как, например, вот этот листок, который никоим
образом не должен попасть на глаза моей супруги. Начнется скандал, который
больному, то бишь мне, совсем не полезен...
интересоваться, почему забираешь, а тут войдет моя жена, все узнает, и
начнется буря... Вопросы?
трудновыполнимым. Я мысленно поставил себя в назначенные Мастером
обстоятельства и понял, что все не так просто, как может показаться.
На меня вопросительно и нетерпеливо смотрели пять пар преподавательских
глаз. И я решился: зачем-то сунул руку в карман, вытащил авторучку и быстро
подошел к столу:
тоном проговорил я, затем взял тот злополучный листок и протянул Мастеру. -
Прошу вас, поставьте свой автограф, чтобы я мог когда-нибудь показать его
своим детям и внукам! Умоляю вас! - на полном серьезе взмолился я, заметив
его удивленную нерешительность.
проронил ни слова: все молча наблюдали за мной, и некоторым, надеюсь, было
меня жалко. Сделав несколько шагов, я остановился, вновь подошел к столу и