как незаметнее слизнуть с отогнутой крышки волокна прилипшего мяса.
строевых солдатских песен, он создавал из мизера наших продуктов кулинарный
шедевр. Часто отодвигая крышку, он жадно нюхал поднимающийся пар, добавлял
что-то в свое варево, пробовал, снова добавлял. Проиграть он не мог.
Недовольство едоков исключалось по сути! В кастрюле кипела прекрасная вода!
Что в нее ни завари, хоть старую кожаную подметку - вышло бы хорошо. Не
навар важен - вкус самой воды! Это был единственный случай, когда кашу,
сваренную из одной веды и воздуха, ели бы причмокивая и расхваливая повара.
позволить себе не суетиться. Наконец он торжественно провозгласил:
даже выдавилась малая толика слюны! Я уж думал, мои органы слюноотделения
отмерли за ненадобностью, а тут - на тебе! Сергей взгромоздил на стол
кастрюлю, откинул крышку. Запах обрушился на меня, я раздул ноздри,
специально, чтобы доставить удовольствие Сергею, восторженно закатил глаза.
Татьяна нетерпеливо заерзала на рюкзаках, не выдержала, закрепила руль в
авторежим и, не дожидаясь приглашения, подползла к столу.
должное еде.
обедом, не прекращая движения.
согласно закивала головой, выставив сжатый кулак левой руки, показала
большой палец. Темп опускания и поднимания рук не снижался. Непрерывное
позвякивание ложек звучало для нас музыкой. Настроение повышалось прямо
пропорционально заполнению желудков кашей. Уже несколько дней мы не ели
досыта. А ныне, в ознаменование счастливого избавления от плена, Сергей
расщедрился даже на лишние сухари. Со стороны мы напоминали заговорщиков,
готовящих веселую проказу. Сидели плотным кружком, загадочно улыбаясь,
подмигивая друг другу, толкались плечами. За все плавание это, наверное,
был первый случай полного единства. Радость объединяла нас. А впереди был
еще роскошный пресноводный чай! Сегодня Сергей грохнул чуть не четвертую
часть оставшихся запасов воды.
максимум удовольствия: от вида, от запаха, от тяжести наполненной ложки, от
вкуса - от всего! Вот ведь, просто каша, а сколько наслаждений! Сергей
звонко хлопнул себя по заметно округлившемуся животу.
добрея от сытости, милостиво разрешил мне выскрести с половины кастрюли
прикипевшую перловку. Упершись лоб в лоб, отталкивая друг друга локтями, мы
громыхали о дно кастрюли. Не столько ели, сколько веселились. Сбивали с
ложки соседа куски пригоревшей каши, перетаскивали их на свою половину
кастрюли. В общем, резвились, как годовалые бычки. Таня на три равные кучки
разложила сухари, оставленные к чаю, и сахар и теперь терпеливо ждала,
наблюдая за нашими подростковыми играми. Наконец, не выдержав единоборства
с Салифановым, я отпал от кастрюли.
последнего.
Полчаса возле распочатой банки сидели. Все решали, кому, чем и сколько
есть, - начал делиться полезными, по его мнению, воспоминаниями Сергей. -
Посмотрел я на это грустное зрелище, а потом взял хвост маринованной
селедки, что рядом лежал, и прямехонько в банку сунул да еще пальчиком
притопил, чтобы кто-нибудь его не исхитрился вытянуть.
успел убежать.
следующий раз не будут бояться обделиться!
не по теме удивилась Войцева, разливая чай по кружкам.
подняв, словно фужер с шампанским, кастрюлю, он провозгласил:
суши, омываемые водой не больше, чем с трех сторон. Виват!
привычные зрительские мерки в море не годились. То, что было далеко,
иногда, благодаря непонятным оптическим явлениям, приближалось и казалось
удаленным не более чем на сто метров. И наоборот, огромные предметы не
различались в упор! Все зависело от погоды, расположения солнца, времени
суток, настроения наблюдателя и многого другого, о чем мы даже не
догадывались. В данный момент плоский остров, от которого мы удалялись,
словно приподнимался над морем. Скорее всего роль увеличительной линзы
сыграла подушка теплого околоводного слоя воздуха. Именно он создавал
иллюзию приближения.
кустов, был гол. Наверное, она их за деревья и приняла.
указала направление.
назад.
пальцем в горизонт. Я посмотрел вправо - там было только море. Сергей,
отбросив кастрюлю, стоял, приложив обе ладони козырьком ко лбу, внимательно
вел взгляд по уровню горизонта. Моими минус тремя он пренебрег. Интересно,
что он обнаружит в своих минус семь? Неожиданно Сергей напрягся, замер, но
через мгновение обмяк и еле слышно прошептал, как для себя: - Земля! - и
несколько раз ткнул подбородком вбок.
отмахнуться уже было нельзя. В голове у меня была сумятица предположений.
Неужели дошли до западного берега? Или напоролись на гряду островов?
наш остров!
растерялась настолько, что забыла опустить кружку с чаем, поднесенную к
губам. Так и сидела в неестественно застывшей позе, переводя вопрошающий
взгляд то на Сергея, то на меня. Салифанов, наклонившись, выдернул у нее из
пальцев кружку и слил чай обратно в кастрюлю. Ничего не объясняя, он сгреб
разложенные продукты в кучу.
приготовленные к чаю сухари и сахар в холщовый мешок. Он подобрал все
крошки и недоеденные куски. Будь его воля, он выдавил бы из наших желудков
всю съеденную кашу до последнего зернышка и вновь переработал ее в крупу.
упреком пробормотала Войцева.
же положении, что и она. К морю? Так оно не ответит.
Салифанов.
пляж. За ним прорисовывались приземистые шапки деревьев.
повернул голову. Нет, он тоже надеялся. Прятал продукты, рассчитывал на
худшее, а сам верил в благополучный исход, в чудо! АН нет, не бывает чуда.
Вот он - бережок, прямо по курсу, не миновать его, не проскочить, поджидает
нас. И никуда нам от него не деться. Одна надежда - на ветер. Только
сколько нам его ожидать - день, три? А если он задует через неделю? Хватит
ли у нас сил перетащиться через мель.
бережку, дождемся подходящего ветра. Не век же он здесь будет дуть в одну
сторону! И потопаем куда надо. Тут наших сил не требуется - паруса потащат!
меня тревожиться и суетиться одновременно. Он всматривался в меня с
какой-то болью и сожалением, словно слушая мои планы, знал заранее, что нас
ждет в будущем. И это знание сводило на нет все мои надежды.
надо, и мы вволю похохочем над сегодняшним днем!
не верил. Но что еще я мог предложить. Мы торчали посреди моря на каком-то
проклятом острове, как мухи на липучке, и не могли предпринять ничего, что