сдобровать!
Он точно обезумел, прочтя его. Я ужасался, слушая его речи. Он бесновался
весь день, грозил убить кого-то. Я буду счастлив, когда он уберется
отсюда!
саблю. - Тут нет ни одного окна, через которое он мог бы бежать. Надо
убедиться, заряжены ли наши пистолеты, а там мы быстро справимся с ним!
расщелиной в стене. Остатки дров и подстилка из соломы показывали, что
именно здесь Туссак проводил свои дни. Но здесь его не было, так что,
очевидно, он спустился по другой лестнице. Мы спустились вниз, но дальше
нам преграждала дорогу массивная, тяжелая дверь.
бесполезны!
есть маленькое дельце, которое нужно обделать обязательно сегодня ночью.
Если вы оставите меня теперь в покое, завтра я сам приду в лагерь, чтобы
отдаться в ваши руки. Мне нужно заплатить маленький должок; я только
сегодня узнал, кому именно.
трое!..
скважину, и пуля, прожужжав у нас над головами, впилась в стену. Мы
сильнее налегли на дверь; плотная и тяжелая, она обветшала от времени и
скоро поддалась нашим усилиям. Мы вбежали с оружием в руках, но комната
была пуста...
самой последней комнате, других тут нет.
мешков с рожью. В самом дальнем конце ее было окошко; оно было растворено
настежь и около окня лежал еще дымящийся пистолет. Мы все устремились туда
и, выглянув в окно, не могли сдержать крика удивления. Расстояние от земли
было настолько велико, что нельзя и думать было выпрыгнуть оттуда, не
рискуя сломать себе шею, но Туссак воспользовался тем обстоятельством, что
телега с мешками хлеба была плотно придвинута к мельнице. Это уменьшило
расстояние между окном и землею и ослабило силу удара о землю. Но даже и
теперь удар был настолько силен, что Туссак сразу не мог встать, и, пока
мы сверху смотрели на него, он лежал, задыхаясь, на куче мешков.
спрыгнув с телеги, вскочил на лошадь Саварея и помчался через холмы; его
черная борода развевалась по ветру. Выстрелы, посланные вдогонку, не
причинили ему вреда. Едва ли надо говорить, с какой быстротой сбежали мы
по шаткой, скрипучей лестнице и вылетели в раскрытую дверь мельницы.
Несколько минут еще, и мы уже вскочили на лошадей; но этого времени ему
было вполне достаточно, чтобы удалиться от нас на довольно большое
расстояние, так что всадник и лошадь на зеленом фоне холмов казались нам
мелькавшей черной точкой.
простиралось ужасное соляное болото, и если бы Туссак свернул туда, вы
вряд ли смогли бы следовать за ним. В данном случае все преимущества были
бы на его стороне. Но он все время не изменял направления и мчался вперед,
удаляясь от моря. На одно мгновение нам почудилось, что Туссак хотел
повернуть на болото; но, нет, он ехал между холмами.
минуту не останавливался и не оглядывался на нас ни разу, но неуклонно
продвигался вперед, как человек со строго определенной целью. Лейтенант
Жерар и я были легче, чем Туссак, и наши лошади не были хуже его, так что
мы вскоре начали настигать его. Если бы мы все время могли видеть Туссака,
то, несомненно, скоро догнали бы его, но он гораздо лучше нас знал
местность, и мы, естественно, боялись потерять его след.
замирало от страха, что мы уже не увидим его больше. Но опасения были
напрасны: Туссак, нисколько не скрывась, скакал все прямо и прямо. Но
вскоре произошло именно то, чего мы так боялись. Мы были не более как в
ста шагах от него, когда окончательно сбились со следа. Туссак скрылся на
одном из поворотов дороги, в чем мы и убедились, выехав на вершину холма.
последней степени. - Поедем влево, мой друг, поедемте влево! - кричал
лейтенант.
мог поехать и по ней!
внезапно вылетела из густой заросли терновника, но она была без седока.
я.
его примеру и, пройдя несколько шагов, мы очутились в ломках мела.
словам мельника, полученным письмом, без сомнения, объяснялся известием о
том, кто предал их в ту роковую ночь нашего общего приезда. Туссак смутно
догадывался об этом, но, получив письмо, окончательно удостоверился. Его
обещание отдаться в руки только завтра утром было сделано именно с той
целью, чтобы иметь время отомстить моему дяде! И с этой целью он доехал до
места ломки мела. По всему вероятию, это было то же место, в котором
открывался подземный проход, шедший из Гросбуа. Туссак, пробираясь в замок
моего дяди для различных переговоров, вероятно, узнал секрет этого
прохода.
третий раз увидел в сгущавшейся темноте сияющее черное отверстие в белой
стене. В этих поисках мы провели довольно много времени, так что Саварей
пешком успел присоединиться к нам; оставив лошадей у входа в туннель, мы
сами проникли туда и в полном мраке пошли вперед, ощупью разыскивая
дорогу.
показался таким длинным, потому что у дяди был с собою факел, освещавший
путь, но теперь, в полной тьме, неуверенным в своей дороге, этот проход
показался нам бесконечно длинным. Я услышал сзади себя голос Саварея,
спрашивавшего, сколько еще миль предстояло нам сделать по этому кротовому
лазу?
шум двери, поворачивавшейся на петлях.
вполне уверен! Наконец-то он в наших руках!
дверь, ведшую в замок, каким-то совершенно особым способом. По стуку
открывавшейся двери можно было судить, что Туссак знал этот секрет. Но
если он запер ее за собой?! Я вспомнил величину и прочность железных
засовов, которыми эта дверь замыкалась, и понял, что в самый последний
миг, когда мы находились почти у цели, эта дверь могла оказаться
неодолимой преградой! Мы быстро двинулись вперед, и я, не сдержавшись,
издал радостный крик: впереди мерцающий, желтоватый свет лился и
прорезывал тьму, окружавшую нас. Дверь была отворена! Опьяненный жаждой
мести, Туссак не помнил, что ему могла грозить опасность от
преследователей, гнавшихся за ним по пятам. Теперь мы уже не колебались
долее; быстро вбежав по винтовой лестнице, мы пробежали вторую дверь и
очутились в каменном коридоре Гросбуа, по-прежнему освещенном одной
лампочкой на самом заднем конце.
тишину, когда мы вбежали в замок.
неистовый голос, и сужанка стремительно бросилась по направлению к нам по
коридору.
глухой отрывистый треск; что-то захрустело, словно сломанный хрящ... Один
я хорошо понимал значение этого звука. Мы бросились в комнату, но и
отважный Саварей, и безгранично смелый гусар мгновенно отпрянули назад при
виде ужасной картины, представившейся нам!
стола, спиною к двери. Без сомнения, первый крик, услышанный нами, был его
криком испуга при виде этой косматой головы, наклонившейся над ним, а
второй он испустил тогда, когда ужасные руки коснулись его шеи. Бернак уже
не мог подняться с кресла, парализованный страхом; он продолжал сидеть
спиною к двери. Когда мы вбежали в библиотеку, голова дяди была уже
свернута совершенно назад, и мы видели искаженное и налитое кровью лицо
Бернака, обращенное к нам, хотя туловище Бернака было обращего к окну! Я