представили его к высокой награде.
попытаться внести ясность в свою биографию -- вроде логичный ход, но Пулат
Муминович знает, что это не совсем так -- изменилось что-то в кадровой
политике за последние три года с приходом нового секретаря обкома в
Заркенте. Направо и налево, словно в своем ханстве, раздает он посты и
должности верным людям. Чувствует Пулат Муминович, что давно тот
присматривается к его крепкому району и не прочь бы при случае спихнуть
его, да повода вроде нет, и авторитетом Махмудов пользуется у людей;
донесли, что народ Купыр-Пулатом называет его. Нет, идти самому к
Тилляходжаеву и объяснять давнюю историю не следовало, можно было и в
тюрьму угодить -- столько лет держал садовником бывшего сослуживца отца,
расстрелянного как врага народа, да еще про золото придется рассказать --
пойди докажи, что не брал из тайника Хамракула-ака ни одной монеты. А думает
он так, потому что есть примеры, когда оговаривали ни в чем не повинных
людей, не угодивших новому секретарю обкома.
Муминовича поселился страх, ну если не страх, то пришла неуверенность -- он
словно ощущал за собой догляд.
продал дом и переехал с семьей в Наманган, а Хамракул-ака, живший по
традиции с младшим сыном, по-прежнему работал у него в саду, но на глаза
старался не попадаться, впрочем, это удавалось без особого труда: Пулат
Муминович уходил рано, приходил затемно, но работу садовника ощущал.
даже привык к нему, хотя смутное предчувствие беды его не покидало. Нервное
состояние не могло не отразиться на поведении, он стал раздражителен,
появилась мнительность: повсюду в словах и поступках окружавших его людей
чудился подвох. Первой перемену в настроении мужа заметила Миассар, но ей
он объяснил причину переутомлением -- и правда, второй год работал без
отпуска. Наверное, протянись история еще месяца два, Пулат Муминович не
выдержал бы, пошел если не в обком, то в ЦК и объяснился: как человек
честный, он мучился от сложившегося положения. Понимал двойственное
положение свое как руководителя и просто человека. Наверное, следовало
уехать из этих мест или вообще отказаться от партийной работы по моральным
причинам. Но что-то постоянно удерживало его от решительного поступка,
парализовало волю. Мучила неопределенность судьбы садовника, если он пойдет
в обком или ЦК. Ведь тот не только рассказал его тайну, но и открылся сам, и
следовало отдать набожного старика в руки правосудия за сокрытое золото, но
от одной мысли, что Хамракул-ака попадет в руки соседа Халтаева, Пулат
Муминович приходил в ужас. Старик садовник назвал бы его предателем и
проклял -- ведь не выдал сорок лет назад Акбар-хаджа, а сын...
Пулат Муминович, откровенно говоря, растерялся. Но ситуация разрядилась
неожиданным образом: его пригласили в обком партии на беседу с самим
Тилляходжаевым. И выручил его тогда, вспоминает Пулат Муминович, начальник
милиции Халтаев.
Муминович отдыхал у моря, в санатории "Форос", недалеко от Ялты. Прекрасная
здравница закрытого типа находилась на берегу моря, в роскошном саду. Рядом
проходила граница, что весьма кстати для важных отдыхающих, и посторонних
тут не было, одна вышколенная обслуга, контингент же однороден -- партийная
номенклатура. Работают в своей среде, живут среди себе подобных и отдыхают
также замкнуто, кастово.
ЦК Компартии Казахстана, сдружились они при весьма любопытных
обстоятельствах. Пулат Муминович на второй день после ужина одиноко стоял
возле розария, раздумывая, куда бы пойти, то ли в кино, то ли в бильярдную,
когда к нему подошел этот самый человек и поздоровался на чистейшем
узбекском языке. Оказалось, он родом из Чимкента, где бок о бок давно, уже
не одно столетие, живут казахи и узбеки.
некстати:
воды, что давали им на ночь. "Мне только пустой трескотни недоставало на
отдыхе", -- подумал он, теряя интерес к импозантному товарищу и сожалея о
знакомстве.
Вот шумные армяне столпились вокруг рослого мужчины в светлом костюме, а
грузины расположились в той дальней беседке -- они облюбовали ее сразу;
сейчас, наверное, кто-то принесет вино, и они будут петь грустные,
протяжные песни -- хотелось бы попасть к ним в компанию. Дальше -- степенные
латыши в галстуках чинно выхаживают на аллеях, их чуть меньше, чем армян и
грузин; эстонцев приблизительно столько же, но пока они избегают тесных
контактов и с латышами, и с литовцами -- я наблюдаю за ними уже неделю. А
вон украинцы -- их так много, что они держатся несколькими компаниями.
Подобный расклад можно продолжить, но ограничусь, вы и сами все видите,
остается -- Восток, Средняя Азия, вот я и присоединился к вам -- теперь и мы
наглядно демонстрируем великую дружбу народов.
осаживая того, страшась провокаций.
доктор наук, крупный авторитет в республике.
вроде соревнуемся, кто дальше уведет ее от реальности.
его душу, подумал в первый же вечер Махмудов.
стране сложных национальных отношений, тогда даже сам К. при невероятном
цинизме, наверное, не предполагал возможных событий в родной Алма-Ате.
Никто, кроме самих армян и азербайджанцев, не знал и о существовании
Карабаха. Кто мог предвидеть волнения на национальной почве в республиках
Прибалтики? А проблема языка, заостренная украинскими и белорусскими
писателями! Впрочем, эта проблема касалась и его родной республики,
Узбекистана. А волнения крымских татар, требующих возврата на Родину...
ЦК долго и собирался там просидеть до глубокой старости. Надежно, выгодно,
удобно -- даже лучше, чем в сберкассе, шутил таким образом сам К. За годы
работы в аппарате, сменив несколько параллельных отделов, как никто другой,
К. знал закулисную жизнь партийной элиты, высших эшелонов власти в
республике. В том, что он умен, наблюдателен, ему трудно было отказать.
Темой он владел -- по выражению самого К.
себя в республиках, не говорить о своих лидерах, хорошо известных в стране,
между которыми шло негласное соперничество во всем. Один из них остро
переживал свое затянувшееся не по сроку кандидатство в члены Политбюро --
оба отдыхающих это хорошо знали.
человек куда более осторожный, чем К., больше слушал, мотал на ус, отдавал
инициативу в разговорах товарищу из Алма-Аты. Всякий раз, если беседа об
Узбекистане приобретала остроту, он говорил:
дело: привесы, надои, центнеры, посевная, уборочная, тепло, газ, жалобы
низов. Большая политика идет мимо нас...
уходит от разговора, но у каждого в жизни свои резоны, а время тогда еще
располагало к откровениям. Впрочем, не исключено, что К. знал об Узбекистане
гораздо больше, чем Махмудов, -- Чимкент всего в полутора часах езды от
Ташкента.
что не раз настораживало секретаря райкома с урезанными правами, но,
видимо, что-то жгло того изнутри, и он шел то ли к своей погибели, то ли к
взлету, если, конечно, времена изменятся. Рискованные они вели беседы.
секретарей ЦК меняет по своему усмотрению.
коллегиальность, за партийную демократию, то за ханское единовластие, что
же тут хорошего?
руководит не первый, а его помощник, -- вот что ужасно. Секретарями ЦК,
депутатами помыкает по существу авантюрист, казахский Гришка Распутин.
Беспринципный и алчный человек, он даже личную почту Кунаева и политбюро
вскрывает, -- какие могут быть тут государственные тайны...
другой, он бы поднял того на смех, но К. знал, что говорил.
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Свержин Владимир
Маккарти Кормак
Шилова Юлия
Белогорский Евгений