Чтение 31–й страницы книги ~Четвертый К~

высказаться. До тех пор, прошу не перебивать меня. Предложения султана
будут блокированы, и средства массовой информации не узнают о них.

Госсекретарь был удивлен. Никогда раньше президент не разговаривал с
ним так холодно, как сейчас, никогда столь не демонстрировал свою власть.
Покраснев, он наклонил голову, как будто углубившись в чтение копии
памятного листка.

- Решение будет следующим, - продолжал Кеннеди. - Я поручаю главе
Объединенного комитета отдать приказ и спланировать удар с воздуха по
нефтяным промыслам Шерабена и его индустриальному и нефтяному центру
городу Дак. Целью удара будет разрушение всего оборудования нефтедобычи,
бурильных установок, нефтепроводов и тому подобное. Город будет разрушен.
За четыре часа до бомбардировки над городом будут сброшены листовки,
предупреждающие жителей о необходимости эвакуироваться. Воздушный налет
будет осуществлен ровно через шесть часов, отсчитывая с настоящего
момента, то есть в четверг, в одиннадцать часов по вашингтонскому времени.

В зале, где собралось более тридцати человек, державших в своих руках
все рычаги власти в Америке, наступило мертвое молчание, которое прервал
Кеннеди:

- Государственный секретарь свяжется с правительствами нужных стран с
предложением одобрить наши действия. Он даст понять, что их отказ будет
означать разрыв всех экономических и военных связей с Соединенными Штатами
- что, в результате отказа, будет для них катастрофой.

Госсекретарь хотел было встать и протестовать, но сдержался. В зале
послышался ропот удивления, а возможно и потрясения.

Кеннеди резко поднял руки, но при этом он подбадривающе улыбался; он
казался теперь не столь властным. Он обратился непосредственно к
госсекретарю:

- Государственный секретарь немедленно пригласит ко мне посла султана
Шерабена, которому я скажу следующее: султан должен передать заложников
завтра до полудня. Он выдаст нам террориста Ябрила, причем так, чтобы тот
не мог покончить с собой. Если султан откажется, Шерабен перестанет
существовать, - Кеннеди замолчал, в зале царила полная тишина. - Наше
совещание является в высшей степени секретным. Не должно быть никакой
утечки информации, в противном случае будут приняты, в соответствии с
законом, самые суровые меры. А теперь вы все можете высказаться.

Кеннеди видел, что его речь ошеломила всех, что члены штаба сидят
опустив глаза, боясь встретиться взглядом с остальными.

Он развалился в черном кожаном кресле и вытянул ноги так, что они
видны были по другую сторону стола. Он сидел, глядя на Розовый сад, когда
до него донесся голос госсекретаря:

- Господин президент, я вновь вынужден оспорить ваше решение. Это
будет катастрофой для Соединенных Штатов. Мы станем отверженными в мировом
сообществе, если используем нашу мощь, чтобы сокрушить маленькую страну.

Голос госсекретаря продолжал звучать, но президент уже не
прислушивался.

Потом он услышал голос министра внутренних дел, невыразительный, но
требующий внимания:

- Господин президент, когда мы уничтожим Дак, мы уничтожим пятьдесят
миллиардов американских долларов. Это деньги американской нефтяной
компании, деньги, которые вложил средний класс американцев, приобретая
акции нефтяных компаний. Кроме того, мы сократим импорт нефти. Цена
бензина для покупателей в нашей стране возрастет вдвое.

Послышался беспорядочный разговор, выдвигались другие аргументы.
Почему город Дак должен быть разрушен прежде, чем будет предоставлено
какое-то возмещение? Существует множество других способов, а поспешность в
действиях чревата серьезной опасностью. Кеннеди посмотрел на часы -
заседание продолжалось уже больше часа - и встал.

- Я благодарю каждого за советы, - сказал он. - Конечно, султан
Шерабена может спасти город Дак, немедленно приняв мои требования, но он
этого не сделает. Город Дак должен быть разрушен, иначе все наши угрозы
будут игнорироваться. Альтернатива у нас одна - управлять страной,
престижу которой может нанести удар любой бандит с ручным оружием. Тогда
давайте сдадим на лом наш флот и армию, и сэкономим таким образом деньги.
Нет, я ясно вижу другой путь и буду им следовать.

Теперь что касается пятидесяти миллиардов долларов американских
акционеров. Берт Оудик возглавляет консорциум, владеющий этой
собственностью, он уже заработал свои пятьдесят миллиардов и даже больше.
Мы, конечно, постараемся ему помочь. Я представлю мистеру Оудику
возможность спасти свои капиталовложения следующим путем. Я посылаю в
Шерабен самолет, чтобы вывезти заложников, и военный самолет, чтобы
доставить террористов в США для суда над ними. Госсекретарь пригласит
мистера Оудика отправиться в Шерабен на одном из этих самолетов, и его
задачей будет помочь убедить султана принять мои условия, убедить, что
единственный способ спасти Дак, султана Шерабена и американскую нефть -
это согласиться на мои требования. Таковы условия сделки.

- Но если султан не пойдет на это, - возразил госсекретарь, - мы
потеряем еще два самолета, Оудика и заложников.

- Скорее всего, - согласился Кеннеди. - Посмотрим, есть ли у Оудика
яйца. Но он человек умный, он будет уверен, как и я, что султан
согласится. Я настолько не сомневаюсь в этом, что посылаю также советника
по национальной безопасности мистера Викса.

- Господин президент, - вступил в разговор шеф ЦРУ, - вы должны
знать, что ракетные установки вокруг Дака, по контракту с правительством
Шерабена и американскими нефтяными компаниями, обслуживаются специально
обученными американцами. Они могут открыть огонь.

- Оудик прикажет им эвакуироваться, - улыбнулся Кеннеди.

- Конечно, если они начнут сражаться с нами, то станут предателями, и
те американцы, которые платят им, тоже будут отданы под суд как предатели.

Он сделал паузу, чтобы до них дошел смысл сказанных им слов. Против
Оудика тоже будет возбуждено судебное дело. Кеннеди повернулся к
Кристиану:

- Крис, ты можешь заняться юридической стороной этого дела.

Среди присутствующих были два представителя законодательной власти:
лидер сенатского большинства Томас Ламбертино и спикер палаты
представителей Альфред Джинц. Первым заговорил сенатор:

- Я полагаю, что это слишком крутые меры, чтобы прибегать к ним без
широкого обсуждения в обеих палатах конгресса.

- При всем моем уважении, - вежливо ответил Кеннеди, - на это у нас
нет времени. Кроме того, являясь главой исполнительной власти, я обладаю
полномочиями предпринимать подобные действия. Без сомнения,
законодательная власть может обсудить их и принять те меры, которые сочтет
нужными. Но я искренне надеюсь, что конгресс поддержит меня и нацию в этой
экстремальной ситуации.

- Все это ужасно, - произнес сенатор Ламбертино почти траурным
голосом, - последствия будут чудовищными. Я умоляю вас, господин
президент, не торопиться.

В первый раз Фрэнсис Кеннеди утратил присущую ему вежливость.

- За три года своей администрации, - сказал он, - я не выиграл в
конгрессе ни одного сражения. Мы можем обсуждать все предложения, пока
заложники не погибнут, и над Соединенными Штатами не будут смеяться в
каждой стране и в каждой деревушке. Я придерживаюсь своего анализа и
своего решения, что в моей компетенции как главы исполнительной власти.
Когда кризис будет преодолен, я выступлю перед народом и дам ему полный
отчет, а до тех пор, еще раз напоминаю вам, настоящее совещание является
совершенно секретным. Ну, теперь у вас у всех есть дела. Сообщайте о
результатах руководителю моего штаба.

Ответил ему Альфред Джинц, спикер палаты представителей:

- Господин президент, я надеялся, что мне не придется высказывать
это. Однако конгресс в настоящее время настаивает, чтобы вы устранились от
этих переговоров. Поэтому, я должен отметить, что с сегодняшнего дня
палата представителей и сенат будет делать все возможное, чтобы помешать
вашим действиям на том основании, что ваша личная трагедия делает вас
некомпетентным.

Кеннеди встал, возвышаясь над всеми. Его красивое лицо превратилось в
маску, синие глаза казались слепыми, как у статуи.

- Вы подвергаете опасности себя и Америку.

С этими словами он вышел.

Все встали и продолжали стоять, пока не закрылась дверь за ним и
двумя его телохранителями из Службы безопасности.

В Правительственной зале все задвигались, заговорили. Оддблад Грей
стоял с сенатором Ламбертино и конгрессменом Джинцем. Лица у обоих были
мрачные, говорили они холодно.

- Мы не можем позволить, чтобы это случилось, - заявил конгрессмен. -
Я думаю, штаб президента виновен в том, что не сумели отговорить его от
подобного шага.

- Он убедил меня, - ответил Оддблад Грей, - что действует не из
чувств мести, что это самое эффективное решение проблемы. Конечно, это
жестокая мера, но сейчас такие времена. Мы не можем позволить, чтобы
ситуация затянулась, она может стать катастрофической.

- В первый раз, - сказал сенатор Ламбертино, - за все время, что я
знаю Кеннеди, он ведет себя властно по отношению к законодательной власти.
Он мог бы, по крайней мере, сделать вид, что мы тоже участвуем в решении
вопроса.

- Он находится в состоянии стресса, - заметил Оддблад Грей. - Было бы
хорошо, если бы конгресс не усиливал этот стресс.

Черта с два они так поступят, подумал он.

- Проблему стресса следует обсудить, - обеспокоенно сказал
конгрессмен Джинц.

Ах, ты, дерьмо, мысленно выругался Грей, торопливо, но вежливо
попрощался и поспешил в свой офис звонить по телефону членам конгресса.