опущенными вниз, а мизинчик отставленным в сторону. Что корсаж должен быть
застегнут наглухо, улыбка благодарности не сходить с лица, а само лицо
светиться добродетелью и иметь ангельское выражение непорочной девушки,
которая не усекает, ни что такое недвусмысленный взгляд, ни каламбур. Да, в
моем учебнике говорится обо всем. Как она должна благодарить за подарки, как
говорить комплименты своему дедуле в день его рождения, как не давать свое
фото претендентам на свою руку. Какой выдерживать тон, чтобы с достоинством
вытерпеть объяснение в любви: "Поговорите об этом с моими родителями.
Изложите им чувства, относительно которых вы считаете, что вы оказываете мне
честь, и они доведут до вашего сведения, надо ли вам закрыть свой рот на
замок или вы можете держать его открытым и продолжать в стиле "ятебеэто" без
всякого риска попасть в аварийную ситуацию".
случае не разговаривать со своим кавалером, прикрываясь веером; не
закидывать ногу на ногу и, главное, не смеяться, даже тогда, когда
саксофонист проглотил мундштук саксофона, а господин Тюрлюлюлю из
французской академии разбил себе шнобель о паркет, поскользнувшись и потеряв
ориентировку в кружении вальса, или выплюнув свою вставную челюсть в
декольте баронессы, склонив свою голову для поцелуя руки. А также постоянно
следить за своей речью и не употреблять никогда непристойных выражений
своего старшего брата типа "это скучно" или "я это обожаю". Молодой человек,
по мнению писак этой энциклопедии, может позволить себе в речи оговорки, но
молодая дева -- никогда!
профессии).
Откровенно говоря, лично я считаю, что они слишком суровые. Делать девушку
чересчур целомудренной -- это непристойно, и это деморализует.
взгляда. Это же хорошо, что она легко одета и шутит со своими хахалями, что
дает свою фотку, когда у нее просят, и не имеет идиотских комплексов. Но все
это при условии, если не выходят за рамки. В большинстве случаев безобразия
творятся на пляжах. Посмотрите только на этих бесстыдниц. Почти голые, они
лежат на парнях, ерзают на них и щекочут им маленький язычок своим
нормальным языком. Это же скандал. Поймите меня, мужики, правильно. Я не
прокурор, но я не одобряю такие непристойные вольности. Конечно, надо, чтобы
девчонка вела себя непристойно, но только в интиме. Делать это на людях --
значит ударяться в крайности. Я ничего не имею против поцелуев взасос, но
надо это делать тактично: в лежачем положении, под пляжным зонтом, например,
или, на худой конец, в вертикальном положении в кабине для переодевания. Но
при одном условии: не допускать громких стонов, а если сдержать их нельзя,
следует для глушения включать на полную мощность транзистор. Девушке надо
доставлять радость в жизни. Это же совершенно естественно. Но нужно всегда
проявлять сдержанность.
не только пляж. Вы думаете, бал лучше? Вы только посмотрите! Они танцуют,
слепив губы и склеив пупки, трутся низом животов. Во время рокинрола это
выглядит, в общем, вполне прилично, но во время танго это выходит за рамки.
Они лихорадочно делают друг другу припарку и беспрестанно трясут задами. Ими
овладевает сексуальная горячка! А ведь бал -- общественное место. А что
касается укромного местечка, в их распоряжении остается только уборная. Но
это не романтично и, тем более, не практично.
Понтуазе, я решил сходить подрыгать ногами в дансинг. Я все четко помню, как
будто это было вчера. Вертящийся шар с зеркальными гранями отбрасывал
красные блики, как при пожаре универмага "Нувель Галери". От света слепило
глаза. Но освещались только физиономии, а животы, как и неугомонные руки,
были в тени. Я также четко вижу свою партнершу, как будто это было только
вчера. Она была рыжая. У меня до сих пор стоит в шнобеле ее запах. По части
запаха от рыжих всегда получаешь истинное наслаждение. По-настоящему пахнут
женщиной только рыжие. Это почти что домашний запах. Это волнует кровь.
Мужчины не умеют пользоваться носом. Они нацепляют на свой рубильник очки и
считают, что на большее он не годится. Вернемся к моей рыжей. Я ее намертво
пристыковал к себе: одна пятерня на заднице, другая -- на бюсте. Это и есть
любовь: возбужденное состояние, желание все хватать, все закупоривать, все
пожирать, мять мадам как пластилин, снизу до верху, до тех пор, пока она не
станет мягкой как тесто и начнет таять под руками. А моя, скажу я вам,
завелась с полоборота. У меня было такое впечатление, что я танцую с
проводом высокого напряжения. К какому бы месту я к ней ни прикасался, меня
начинало трясти как от 220 вольт. С нее отовсюду летели искры, когда бывает,
когда в темноте снимаешь нейлоновую комбинацию. Я так прилип к этой бабенке,
что, казалось, я так и родился вместе с ней, вот так: лицом к лицу,
сросшись, как головка салата-латука на все времена -- на горе и радости! Как
будто мадам моя старушка снесла нас прямо сейчас, на этой танцплощадке, под
звуки оркестра, наигрывающего какую-то испанскую мелодию, среи которых резко
выделялись стенания гитары. Но вот музыка смолкла, а мы все стоим в центре
площадки и продолжаем поглаживать облицовку друг друга. Глаза закрыты, мы
ничего и никого не видим, мы затерялись в необъятных просторах вселенной.
Очнулись мы, когда нас хлопнул по плечу хозяин дансинга: "Эй, вы,
влюбленные, если вы хотите получить удовольствие, поищите себе для этого
другое заведение". В ответ мы бормотали что-то нечленораздельное. У нас
глаза были будто склеены пластырем. Пошатываясь, мы направились в туалетную
комнату. Она была одновременно и гардеробом. Но в ней на всех была всего
одна кабина. Из нее как раз вышел какой-то здоровенный малый с
отвратительной рожей. У него что-то не ладилось с подтяжками. Я так думаю,
что у него проблемы возникли из-за того, что на штанах оторвались пуговицы.
Мы его буквально оттолкнули с дороги. Так нам не терпелось быстрее покончить
с нашим делом. Он видел, как мы, буквально вломились в кабину и с трудом
закрыли на щеколду дверь, потому что вдвоем в кабине было тесно как в
телефонной будке. Рыжая что-то нечленораздельно мычала от переполнявших ее
чувств. На мое несчастье уборная была сделана по-турецки, без толчка. Мой
башмак скользит по остаточным туалетным явлениям и проваливается в очко. Я
сразу становлюсь на двадцать сантиметров короче. Я хочу подняться на
поверхность и шарю рукой, за что уцепиться. Рука натыкается на ручку цепочки
сливного бачка. Ручка, как сейчас помню, была похожа на еловую шишку. Как
будто это было вчера, доложу я вам!
литров воды. Ниагарский водопад! Моя туфля увлекается бурным потоком в дыру.
Гуд бай, ботинок фирмы "Андре"! Я остаюсь обутым на одну ногу. Шарм свидания
рассеивается, как дым. Мужики, которых позвал тип с подтяжками, стали
колотить в дверь. Их было одиннадцать. Десять из них хотели полюбоваться
зрелищем, а одиннадцатому было не до того: его интересовало только очко
клозета для своей нужды. Он вопил, что в обед объелся морскими мидиями и что
у него во внутренностях разыгрывается драма. И. что ему нужно срочно
облегчиться, пока не случилась большая беда! Этого мне только не хватало. И
моей подружке тоже. Она стала обзывать меня педиком. Было тесно. Для одного
человека уборная была довольно большая, но для двоих -- слишком маленькая.
Тем более, что у одного из двоих нога застряла по колено в дыре. Я принял
боевое решение. У меня голова остается холодной даже во время тревоги. Я
никогда не теряю контроль над собой. Я выбрался из-под бачка, который
наполнялся водой со специфическим шумом, что еще больше возбуждало нужду
мужика с мидиями. Рыжая нервно топала ногами.
дверь и выходи. А я за тобой".
расшатались, и она не контролировала себя. Она продолжала обзывать меня
страшным зверюгой, педиком и еще не знаю кем. Наконец, она решилась и вышла
к негодующим и орущим мужикам -- со спущенными чулками. Ее освистали. Да! В
этот момент у бедняжки вид был далеко не великосветский! Великомученик с
морскими мидиями только и ждал, когда ему освободят место. Он уже расстегнул
штаны и поддерживал их двумя руками, заняв исходное положение для решающей
операции.
его красные ошалелые глаза свисали ему на щеки. -- Извините меня, я плохо
переношу мидии, особенно морские". И устроил мне, ребята, адское
представление. Ведь для него это был вопрос жизни. Последний шанс. И он
салютовал всеми своими внутренностями. Это был потрясающий букет. "Я, вроде
бы, так сказать, отравился", -- извинялся он между делом. А каково было мне!
нарушенной толстой кишкой все еще продолжал вести залповый огонь. Чтобы не
мешать процессу самоочищения, я вышел, оставив его наедине со своей
проблемой. Видок у меня был далеко не свежий. Рыжая продолжала вопить, что я
хотел ее изнасиловать, что я затащил ее туда силком, усыпил ее хлороформом.
Да, да! Меня хотели поколотить. Но от меня жутко воняло. Это меня и спасло.
Бить можно лежачего, негра, кривого, хилого, но не мужика, измазанного в
дерьме. И я смылся от них под защитой оболочки зловония. Совсем как в годы
войны уходит от преследования торпедных катеров крейсер, прикрывшись дымовой
завесой. Тот тип, который не переносил морские мидии, по-своему спас мне
жизнь!
ходить на балы одним. Ведь чувствам не прикажешь, а в результате --
публичное оскорбление, как в этом случае.
проводят танцульки. Диски и виски не доводят девушек до добра. Диски
используются как предлог, чтобы поиграть в "папу-маму". Девчонки увешивают
стены своей комнаты иллюстрированными конвертами из-под дисков. На них можно
увидеть Джони Холлидея, сидящего в одной рубашке за рулем своей тачки, и