"до-ре-ми-фа-соль... "
койна и взъерошена, как животное, чующее грозу.
встретить взгляд жены, который ждал, впивался в мужа, высматривал в нем
все чужое и настораживающее, спрашивал, искал, тревожился...
шая голову, словно над изголовьем покойника!
чиваться на бок и была вынуждена - если только не делала это нарочно -
держать руки скрещенными, как у покойника.
спросить: "Хорошо отдохнул? Доволен? "
взглядом.
нее какое-то значение.
чатке подпрыгивает грузовик и стучат лошадиные копыта, напоминая шум в
кузнице.
лось, взгляд покинул смутные дали, где обычно блуждал, отыскал Марту,
потом дверь, Тереса прошептала, сделав над собой усилие, чтобы упредить
новый приступ болей:
лом. Марта, которая только-только села, со вздохом встала. Бесшумно по-
вернула ручку двери и, чуть наклонясь вперед, замерла возле узкой щелоч-
ки.
поднялся наверх, но женщины так и не услышали, чтобы он вошел к Эмилии.
К тому же в этот час он вообще не навещал дочь. И с постели, сложив руки
на животе, с лицом, то и дело искажаемым спазмой, Тереса не сводила глаз
с сестры.
площадке. Свет не зажег. На этом беседа прервалась. Говорить стоило Те-
ресе большого расхода энергии. Да чаще всего ей и не нужны были слова:
Марта понимала значение почти каждого ее взгляда.
оставаясь вот так, вдвоем в одной комнате, одна - болея, другая - ухажи-
вая за сестрой и дежуря около нее, они узнали друг друга.
нун свадьбы Тересы, они провели ночь в одной комнате. Марте тогда не бы-
ло и тринадцати. Сестры были, так сказать, чужими друг другу. Тридцать
лет они встречались только по торжественным случаям - на свадьбах, похо-
ронах или у ложа болезни.
что они всегда так и жили вместе. Только вот не вообразили ли они себя
снова девочками, хотя давно превратились в уродливых старух? Марта рас-
топила печку, которую пришлось установить в комнате. Неторопливо, без
раздражения приготовила очередной компресс, не брезгуя прикасаться к са-
мым отталкивающим предметам.
и поняла, что все время думает о человеке, который неподвижно стоит на-
верху в темном коридоре перед дверью, может быть, открыв проделанное в
ней окошко.
ручку двери, Йорис стал спускаться по лестнице еще более тяжелым, мед-
ленным и как бы размеренным шагом, чем когда он шел наверх.
чем толкнуть ее, и в комнате стало слышно, как он дышит за филенкой. Но
Тересе было уже не до него. Обернувшись, Марта увидела, что лицо сестры
осунулось, губы приоткрылись, обнажив бескровные десны, и она держится
обеими руками за живот, в который, казалось, вгрызаются сотни хищников.
что у нее достало сил в перерыве между двумя приступами.
перезвон, но на него не обращали внимания, и никто не имел ни малейшего
представления, который теперь час.
это произошло уже очень давно, что вокруг ничего не слышно - ни шагов,
ни тех легких звуков, которые выдают присутствие человека.
той составляли диспозицию на ночь, определяя очередность дежурств, время
капель и уколов. Разложенная раскладушка хранила отпечаток человеческого
тела. Когда у Марты было время, она расстегивала корсаж, расшнуровывала
корсет, сбрасывала верхнюю юбку и в нижней вытягивалась на час-другой,
приподнимаясь на локте, как только до нее доносился шорох со стороны
постели. Свет она притушила.
не зная почему, Марта не осмелилась зажечь свет. Постучала, вернее, по-
царапала дверь кабинета, распахнула ее и увидела Терлинка, глядевшего на
нее из своего кресла.
ред ним, но это ему явно безразлично.
усмотрела ничего необычного. Вернее, не отдала себе отчета в том, что
вызвало у нее непривычное ощущение пустоты, когда она поднималась по
лестнице. Йорис не курил!
менявшись с Мартой сокрушенным взглядом. Затем беспредельная тишина
опять воцарилась вокруг комнаты, где обе сестры, застыв в ожидании, не
двигались и не говорили ни слова.
скрип ножек кресла, а затем звук шагов, хотя и знакомых, стук, щелчок
выключателя.
потом вошел к себе в спальню и не раздеваясь растянулся на постели.
ростью возвращается откуда-то очень издалека. Резким движением она села
на своей раскладушке, но услышала только, как сестра вполголоса и, види-
мо, не в первый раз окликает ее:
карством. Но глаза Тересы просили вовсе не об этом. Тогда Марта прислу-
шалась и поняла. В другой комнате на том же этаже Слышались шаги.
Большие шаги. И размеренные, как ход пущенных часов. Пять шагов к окну,
остановка, затем пять шагов в противоположном направлении.
ке остановился, стрелки показывают без десяти двенадцать.
какой-то комнаты, потом дверь спальни. Марта не успела надеть платье. Ее
зять стоял перед нею полностью одетый, но взъерошенный, в расстегнутом
жилете и без галстука.
чтобы усугубить это впечатление, подвинул стул, сбросил связывающий его
костюм и сел в изголовье кровати лицом к жене.
видел. Он, конечно, даже не заметил, что, не зная, куда деться, она
вновь улеглась на раскладушку и оставила лишь маленькую щелочку между
простынями, чтобы наблюдать за ним.
спит? Или чтобы скрыть от мужа свои мысли? Упершись локтями в колени, он
смотрел на нее, и на лице его читалось не сочувствие, не боль, а нечто
вроде тупого и упрямого желания понять, разобраться.
косточка, свешивалась на перину, и Терлинк, долго колебавшийся, взять
или нет, медленно протянул толстые пальцы и коснулся ее, но тут же от-
дернул не без злости и досады, потому что увидел, как затрепетали мокрые
ресницы Тересы, и перехватил ее взгляд, робко следивший за ним.