задерживали. Как-то зимой он забрался на крыльцо райкома партии, партии
рабочих, и там замёрз.
градусов, в открытых кузовах автомашин, худо одетые, как освободились, в
кирзовых ботинках последнего срока, конвоиры же в полушубках и валенках)
зэки даже не могли очнуться: в чём состояло их [освобождение?] В лагере были
топленые бараки -- а здесь землянка лесорубов, с прошлой зимы не топленая.
Там рычали бензопилы -- зарычат и здесь. И только этой пилой и там и здесь
можно было заработать пайку сырого хлеба.
Сухобузимского района, Енисей) заместитель директора леспромхоза Лейбович,
красивый, чистый, они смотрели на его кожаное пальто, на откормленое белое
лицо и, кланяясь, говорили по ошибке:
вы уже не заключённые.
керосиновой коптилкой-мигалкой замдир внушал им, как гвозди вколачивал в
гроб: -- Не думайте, что это -- жизнь временная. Вам действительно придется
жить здесь [[вечно]]. А поэтому поскорей принимайтесь за работу! Есть семья
-- зовите, нет -- женитесь тут друг на друге, не откладывая. Стройтесь.
Рожайте детей. На дом и на корову получите ссуду. За работу, за работу,
товарищи! Страна ждёт нашего леса!
посёлках, например под Ягодным, вспоминает Ретц, и женщины были, не
выпущенные на материк, а МВД запрещало жениться: ведь семейным придется
давать жильё.
Казахстане в 1950-52-м годах иные комендатуры, напротив, чтобы ссыльного
связать, ставили новоприбывшему условие: в две недели женись или сошлём в
глубинку, в пустыню.
пользовались лагерным термином "общие работы" . Потому что таковы и были
они, как в лагере: те неизбежные надрывные работы, губящие жизнь и не дающие
пропитания. И если как [вольным] полагалось теперь ссыльным работать меньше
часов, то двумя часами пути туда (в шахту или в лес), да двумя назад
подтягивался рабочий день к лагерной норме.
оттянувший 10 лет ссылки, а в 1949-м получивший 10 лет лагерей, при мне
умиленно целовал лагерную пайку и говорил радостно, что в лагере он не
пропадёт, здесь ему хлеб полагается. В ссылке же и с деньгами в лавку
придёшь, видишь буханку на полке, но нахально в лицо тебе говорят: хлеба
нет! -- и тут же взвешивают хлеб местному. То же и с топливом.
не нежные). Он говорил (1951), что после ссылки чувствует себя в Особом
каторжном лагере человеком: отработал 12 часов -- и иди в зону. А в ссылке
любое вольное ничтожество могло поручить ему (он работал бухгалтером)
бесплатную сверхурочную работу -- и вечером, и в выходной, и любую работу
сделать лично для того вольного -- и ссыльный не смеет отказаться, чтоб не
выгнали его завтра со службы.
Перевезённый в Кок-Терек Джамбульской области Митрович (тут его жизнь так
началась: отвели ему с товарищем ослиный сарай -- без окон и полный навоза.
Отгребли они навоз от стенки, постлали полынь, легли) получил должность
зоотехника райсельхозотдела. Он пытался [честно служить] -- и сразу же стал
противен вольному партийному начальству. Из колхозного стада мелкое районное
начальство забирало себе коров-первотёлок, заменяя их тёлками -- и требовали
от Митровича записывать двухлеток как четырёхлеток. Начав пристальный учёт,
обнаружил Митрович, целые стада, пасомые и обслуживаемые колхозами, но не
принадлежащие колхозу. Оказывается, эти стада [лично] принадлежали первому
секретарю райкома, председателю райисполкома, начальнику финотдела и
начальнику милиции. (Так ловко вошёл Казахстан в социализм!) "Ты их не
записывай!" -- велели ему. А он записал. С диковинной в зэке-ссыльном жаждой
советской законности он еще осмелился протестовать, что председатель
исполкома забрал себе серого смушка, -- и был уволен (и это -- только начало
их войны).
тяготы ссылки начинались там, где нет даже вида свободного посёлка, даже
края цивилизации.
Западно-Казахстанской области, где он был с 1937 года. Еще до приезда
ссыльных политотдел МТС насторожил и воспитал местных: везут троцкистов,
контрреволюционеров. Напуганные жители [даже соли не одалживали]
новоприбывшим, боясь обвинения в связи с врагами народа! В войну ссыльные не
имели хлебных карточек. В колхозной кузнице выработал рассказчик за 8
месяцев -- пуд проса... Полученное зерно сами растирали жерновами из
распиленного казахского памятника-терменя. И шли в НКВД: или сажайте в
тюрьму или дайте перевестись в районный центр! (Спросят: а как же местные?
Да вот [[так]]... Привыкли... Ну и овечка какая-нибудь, коза, корова, юрта,
посуда -- всё помогает.)
лагерной пайки. Это самое страшное место для ссылки -- колхоз. Это как бы
учебная проверка: где ж тяжелей: в лагере или в колхозе?
пересылке. [Покупатели] требуют плотников, пересылка отвечает: возьмите еще
юриста и химика (Лифшиц), тогда и плотника дадим. Еще дают в нагрузку
пожилых больных женщин. Потом при мягком 25-градусном морозе открытыми
грузовиками их везут в глубинную-глубинную деревню, всего о трёх десятках
дворов. Что же делать юристу и что химику? Получать пока аванс: мешок
картошки, лук и муку (и это хороший аванс!). А деньги будут в следующем
году, если заработаете. Работа пока такая -- добывать коноплю, заваленную
снегом. Для начала нет даже мешка под матрац, соломой набить. Первый же
порыв: отпустите из колхоза! Нет, нельзя: за каждую голову заплатил колхоз
Тюремному Управлению по 120 рубликов (1952 год).
чем в колхозе. Вот совхоз в Сухобузимском районе, село Миндерла. Стоят
бараки, правда -- без зоны, как бы лагерь бесконвойных. Хотя и совхоз, но
денег здесь не знают, их нет в обращении. Только пишутся цифирки: 9 рублей
(сталинских) в день человеку. И еще пишется: сколько съедено тем человеком
каши, сколько вычитается за телогрейку, за жильё. Всё вычитается,
вычитается, и вот диво: выходит к расчёту, что ничего ссыльный не заработал,
а еще совхозу должен. В этом совхозе, вспоминает А. Стотик, двое от
безвыходности повесились.
изучения английского языка в Степлаге. *(3) Оглядевшись в такой ссылке, он
придумал осуществить конституционное право гражданина СССР на...
образование! И подал заявление с просьбой отпустить его в Красноярск
[[учиться]]! На этом наглом заявлении, которого, может быть, не знавала вся
страна ссылки, директор совхоза (бывший секретарь райкома) вывел резолюцию
не просто отрицательную, но декларативную: "Никто и никогда не разрешит
Стотику учиться!" -- Однако подвернулся случай: красноярская пересылка
набирала по районам плотников из ссыльных. Стотик, никакой не плотник,
вызвался, поехал, в Красноярске жил в общежитии среди пьяниц и воров и там
стал готовиться к конкурсным экзаменам в Медицинский институт. Он прошёл их
с высоким баллом. До мандатной комиссии никто в его документах не
разобрался. На мандатной: "Был на фронте... Потом вернулся..." -- и
пересохло горло. "А дальше?" -- "А потом... меня... посадили..." --
выговорил Стотик -- и огрознела комиссия. "Но я [отбыл срок]! [Я вышел]! У
меня высокий балл!" -- настаивал Стотик. Тщетно. А был уже -- год падения
Берии!)
упомянутых записках о Кенгире приводит рассказ "тургайского раба" Александра
Владимировича Полякова о его ссылке между двумя лагерями в Тургайскую
пустыню, на делёкий отгон. Вся власть была там -- председатель колхоза,
казах, и даже от отеческой комендатуры никто никогда не заглядывал. Жилище
Полякова стало -- в одном сарайчике с овцами, на соломенной подстилке;
обязанности -- быть рабом четырёх жён председателя, управляться с каждой по
хозяйству и до выноса горшков за каждой. И что ж было Полякову делать?
Выехать с отгона, чтобы пожаловаться? Не только не на чем, но это бы значило
-- [[побег]] и -- 20 лет каторги. Никого же русского на том отгоне не было.
И прошло несколько месяцев, прежде чем приехал русский фининспектор. Он
изумился рассказу Полякова и взялся передать его письменнную жалобу в район.
За ту жалобу как за гнусную клевету на советскую власть Поляков получил
новый лагерный срок и в 50-е годы счастливо отбывал его в Кенгире. Ему
казалось, что он почти освободился...
ссыльных.
как бы домашности (худо ли, хорошо ли, вот живёшь здесь -- и будешь жить, и
никаких этапов), -- тоже без оговорок нельзя. Этап не этап, но необъяснимая
неумолимая комендантская переброска, внезапное закрытие пункта ссылки или
целого района всегда может разразиться; вспоминают такие случаи в разные
годы в разных местах. Особенно в военное время -- бдительность! -- всем
сосланным в Тайпакский район собраться за 12 часов! -- и айда в
Джембетинский! И весь твой жалкий быт и жалкий скарбик, а такой нужный, и
кров протекающий, а уже и подчинённый -- всё бросай! всё кидай! шагом марш,
босота лихая! Не помрёшь -- наживёшь!..
Акунин Борис
Лондон Джек
Лукьяненко Сергей
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Прозоров Александр