впервые слышит это имя.
Левиным; начал догадываться о нездоровом интересе "деда" (так он говорил о
генерал-губернаторе) к жене; поставил за Екатериной Викторовной форменную
слежку, чего ж не поставить, сахарозаводчик, денег полны карманы.
на Бутовича и, упершись своими прозрачными голубыми глазами в мясистые
надбровья генерала, глухо сказал:
- умучаю.
установил за экс-жандармом негласный полицейский надзор: несмотря на то
что во главе рабочих организаций стояли агенты охранки, забастовочное
движение ширилось, стачки вспыхивали то здесь, то там, революционный
процесс нарастал; как всегда, в этом винили агитаторов, а причину, то есть
общественное бытие, старались не замечать вовсе...
обиду не дал.
он впоследствии назвал Спиридовича), шандарахнул своего руководителя на
улице двумя пулями из браунинга, именно Сухомлинов сообщил Александру
Сергеевичу Танееву (подружился во время концерта, который тот давал в
Зимнем дворце для узкого круга) [гофмейстер А. Танеев музицировал в
придворных кругах. Речь идет не о великом русском композиторе С. И.
Танееве, который протестовал против расправы со студентами в 1905 году] о
своей срочной депеше государю, в которой доносил о геройстве жандармского
подполковника, отдавшего кровь в борьбе с революцией.
членом Государственного совета, почетным членом Академии наук,
главноуправляющим канцелярией его императорского величества, отцом
Аннушки, фрейлины государыни, самой доверенной и любимой, - невесты
офицера Вырубова, хороших кровей дворянина.
отправить свою депешу в Киев, в которой пожелал доблестному жандарму
скорейшего выздоровления; пожаловал Спиридовича полковником, крестом и
деньгами на лечение за границей, куда Спиридович отправился под чужой
фамилией, по паспорту, с п р а в л е н н о м у для него асом политического
сыска империи Петром Ивановичем Рачковским.
его о назначении начальником дворцовой охраны; через два года вручил
погоны генерала; государыня подарила золотую табакерку, сказала милостиво:
русского саря; когда фы рядом - мне за детей спокойно.
деятельность свою по-прежнему строил именно по-зубатовски, через "знание".
социал-демократов и социалистов-революционеров; на каждого лидера было
досье; тщательно исследовал работы Плеханова, Аксельрода, Ленина; долго
бился над раскрытием псевдонимов Чернова, Гоца, Керенского; подкрался к
Горькому, заручившись расположением подруги Екатерины Пешковой, которая
была не только женою пролетарского писателя, но и членом ЦК эсеров,
принимала участие в суде над Азефом; пристально изучал поляков - как
группу Люксембург и Дзержинского, так и боевиков Пилсудского; результаты
трехлетнего труда завершил изданием книги; часть тиража была
распространена в охранных отделениях империи в качестве справочника,
другая часть распродана, гонорар - "детишкам на молочишко".
членов Государственной думы (заикнулся было о Государственном совете, но
Дедюлин, по размышлении, добро не дал; там заседали люди, имевшие свои
пути к государыне, опасно).
свободы", как именовали себя кадеты Милюкова; последнее время начал
посматривать за октябристами во главе с Александром Ивановичем Гучковым;
было заметно, что в партии, которая ранее считалась благонамеренной (если
что вгорячах и брякнут с трибуны, то - от чистого сердца, с кем не
случается в запале), зрел раскол:
этими все в порядке, но определенная группа, видимо, начала искать
контакты с милюковцами и набоковцами, пускали к себе поляков, грузин и
евреев, опасно, гниль, чужое.
комплектовал лично; ни о каком сотрудничестве с министерством внутренних
дел Столыпина, с его департаментом полиции не могло быть и речи; верить
надо только себе да генералу Дедюлину, благодетелю и добротвору, все
остальные за милу душу предадут, у Столыпина есть фонды, из которых щедро
платят за такого рода р а б о т у.
заместителем Столыпина, дабы в доверительной беседе обсудить ситуацию,
сложившуюся в результате премьерского ультиматума государю. Спускать такое
никак нельзя, обидчик должен быть наказан так, чтоб другим было неповадно;
отставка Столыпина должна звучать как пощечина неблагодарному.
считают, что отставка Столыпина предрешена. Вопрос лишь в том, кого
изберет его преемником царь, как обычно весьма медлительный в
государственных решениях Черносотенная агитация за еврейские погромы в
связи со средневековой версией "ритуальных убийств", проводимых иудеями, в
чем-то напоминает дело Дрейфуса, когда в недрах нашей Республики зрел
военный заговор. Предполагают, что новая антисемитская кампания призвана
дестабилизировать ситуацию в империи, что должно понудить премьера занять
бескомпромиссную позицию в борьбе за власть").
пятидесятилетие в девятьсот десятом году, был крепок, как истый спортсмен;
еженедельно наносил визит врачу тибетской медицины Петру Александровичу
Бадмаеву (правда, он звал его прежним, бурятским именем Жамсаран; молился,
как на бога; не он, впрочем, один; император Александр III был
восприемником раскосого при крещении); играл в теннис с германским военным
атташе; несмотря на это, много пил, шастал по девкам; в последнее время
увлекся женою своего адъютанта Валламова, пухленькой душечкой графиней
Армфельд, остепенился; уговаривал Валламова добром дать развод; пример был
налицо - Сухомлинов; тем более вместе работали в Киеве, там Курлов о т с и
ж и в а л с я управляющим губернией после того, как сняли с
генерал-губернаторства в Минске, - приказал расстрелять мирную
демонстрацию, появились нарекания, мог бы и пострадать, но революционер
Иван Пухлов бросил в него бомбу, поцарапало; государь любил особенною
любовью всех тех, кто проливал кровь от рук бунтовщиков, - будто клятва на
верность, такой шататься не станет и про конституцию не заговорит, посему
и перевели в матерь городов русских, тем более там стали все более
поднимать голову украинцы, тоже еще нация, надобно было прижать, нет
украинцев, есть малороссы!
Курловым.
пост товарища министра внутренних дел и командира отдельного его
величества корпуса жандармов; за четыре года было получено достаточно
доказательств верности Курлова генералу Дедюлину, но отнюдь не своему
непосредственному шефу Столыпину.
й), потащил к столу; в отличие от посконного Сухомлинова (у того мать была
то ли немка, то ли австриячка, оттого сын дышал ноздрями, во всем
доказывал свою истую русскость), Курлов любил европейский стол, выписывал
спаржу (уверял друзей, что очень способствует по части потенции); в
сентября по апрель ежедневно откушивал устриц под зелененькое шабли; у
Кемпинского в Берлине попробовал суп из черепах, заболел им до того, что
раз в неделю посылал шофера Гришечку к вокзалу получать посылку от
военного атташе Бориспольского, из Берлина; черепах везли первым классом,
во льду, через Вержболово; даже водку фирмы Поповой выписывал из Парижа,
после того как купеческий дом был разорен бюрократическими указаниями
министерств и департаментов, ревизиями, отчетностью, взятками, коррупцией;
Поповы перебрались в начале века в Европу; разбогатели за полгода; не
только отнятое вернули, но и стали покупать земли на Лазурном берегу,
возле Сан Поль де Ване; единственно русское, что Курлов уважал, были
терские, вина саперавского типа, прасковеи да бурдючное вино из Кахетии.
лично стану кулинарить...
восемь... У Кюба...
- лица не было... Просто-таки белая маска... Глаза запали, будто после
бессонницы... Ни с кем, кроме как с Сувориным и младшим братом, не
встречался, лишь сегодня днем пригласил на чай Сергея Дмитриевича и
Дмитрия Борисовича с Александром Борисовичем...