нервной системы человека, его психики.
было стать системою к р е п о с т е й, мощь которых гарантировала бы
надежность границ. И те крестьяне, которые ранее жили вольно (а оттого
счастливо), указами российских государей были приписаны дворянам,
сделались к р е п о с т н ы м и, лишенными возможности уйти, переселиться,
отъехать в гости, найти невесту где-либо, кроме как в своей крепости, да и
то с разрешения дворянина-крепостника: хочу - дам, а могу и не дать, все в
моей воле, ты мне приписан, ты - мое!
материнское и отцовское, то есть святое. Нет пророка в отечестве своем,
воистину; от ненависти к Петру перебросилась неведомая ранее ненависть к
Европе, которая-де, в противовес России, бездуховна и материалистична.
вздрогнул, заметив, что "народ порабощенный впитывает в себя много злых
начал, душа падает под тяжестью оков, связывающих тело, и не может уже
развивать мысли истинно человеческие". Отсюда был один шаг до нападок на
бюрократию, чиновничество, на все и всякие канцелярии с их вездесущими
ревизорами; так оно и случилось: именно славянофилы резко и
аргументированно обрушивались в повременной печати первой половины
прошлого века на администрацию. Мало кто углядел в этих нападках истинное
зерно, то есть борьбу за власть, конкуренцию между землевладельцами и
администрацией, цепко требовавшей отчуждения процента с помещичьих
богатств в казну империи.
тогда в пятидесятимиллионной России было не более чем пятьдесят тысяч, то
есть десятая часть процента подданных) было приковано не к экономическому
существу дела, но к разговорам об о с о б о м пути, о с о б о м духе, то
есть к категориям ненаучным, зыбким, рожденным не знанием, но легендами.
незримо поддержать славянофилов, несмотря на их страшные слова против
Европы.
одного лишь - успешного дела конкурента. А поди начни д е л о в стране,
где узаконено рабство! Несвободный человек в работе худ, в мысли стеснен,
в поведении скован.
дорогам, он вернулся в Берлин и издал книгу, в которой изложил стройную
идею русской общины как традиционной и привычной ячейки русского общества.
славянофилами; одни намеревались законсервировать ее в том рабском виде, в
каком она находилась; другие немедленно потребовали право на свободу
выхода из общины каждого, кто хочет, ибо было же в русской истории время,
когда богатыри свободно покидали свои общины, и артели были в державе, и
братнины, ходившие на промыслы, и монастыри, и даже скитские дома. Словом,
и в этом вопросе прогрессивные в ту пору умы славянофильской идеи
выдвигали препозиции, весьма опасные для самодержавной власти.
о т ы:
иностранные слова, поставить препоны для проникновения западной музыки, а
тем более идей; однако как царь не думал менять название русского
придворного чина "гофмейстер"
передавать свои бескрайние земли общине, дабы отныне и навсегда все было
"по-христиански, то бишь поровну".
славянофилы-прогрессисты выдвинули лозунг "жить по совести, а не по лжи",
двор отнесся к этому благожелательно, нашлись щелкоперы, которые доказали
как дважды два, что "жизнь по совести, а не по лжи" есть жизнь
патриархальная, когда слово старшего, то есть государя, суть истина в
последней инстанции для всех подданных, когда слово помещика - закон для
крепостных, но не такой, что писан продажными юристами, но который
передается из рода в род.
происходило размежевание этого прекрасного, наивного, трагичного,
талантливого, но - в изначалии своем - мечтательного учения.
крепостных давал возможность летом наслаждаться природой в поместье, а
зимой уезжать для продолжения дискуссий о судьбах несчастного народа на
балах в ненавистном Петербурге или в еще более мерзостной Европе, которая
гнить-то гнила, но никак до конца не сгнивала.
б уж?!
национальной исключительности, о призвании спасти мир от суеты и
рационализма.
что они владеют истиной, что искать, следовательно, больше нечего, что
разум - продажная потаскуха, то именно они постепенно сделались некими
хранителями н е з н а н и я, служителями идей "ограничения мысли", ее
цензурирования и перепроверки инстинности суждения мерой совпадаемости с
нравственными, научными и этическими понятиями, если уже и не Киевской
Руси, так шестнадцатого века, нормами Ивана Грозного.
относились отрицательно; считали, что отмена телесных наказаний есть отход
от святой традиции, и более всего восставали против идеи личной свободы,
ибо это может привести к одному лишь - к распадению царства, к подрыву
святой идеи с а м о д е р ж а в и я.
изуверства николаевской эпохи, требовало свободу слова, веротерпимость,
считало необходимой свободу для крестьян и открыто называло чиновничью
бюрократию злейшим врагом народа, борьба с которой есть нравственная
обязанность каждого истинно русского человека.
конкретном случае не всякие там немцы с англичанами затевали грех, но
истинно русские люди, дворяне прекрасных родов.
однако, как перебрался из Нижнего Новгорода в Петербург.
был, не дворянин; бюрократ; чиновный человек, порождение к а з е н н о г о
смысла и сути империи.
количеством гектаров фамильных земель, но силой и устремленностью хорошо
отлаженной бюрократической машины?!
Курлов и был н а в я з а н государем столбовому дворянину Столыпину в
качестве первого заместителя.
понимая, что этот враг - в отличие от врагов именитых - будет разить
наповал, только подставься; земли своей нет, домов нет, счета в банке -
тоже; одним жив - своим местом, с бесконтрольными деньгами рептильного,
осведомительного, представительского и прочих - сколько их?! - фондов.
камарилье начальника санкт-петербургской охранки генерала Герасимова, не
было у него более.
вечеру"
выражение "тайны мадридского двора"
деньги, ордена, славу, знания, посты) тщательно разыгранные комбинации,
конечная цель которых сводилась к тому, чтобы получить возможность влиять,
быть на виду, иметь право сказать в салоне о высокой чести быть
удостоенным августейшей аудиенции, - словом, суета людей, не занятых
общественно полезным трудом, но лишь паразитирующих на в л а с т и,
свойственны всем недемократическим обществам, вне зависимости от
национальности и формы правления.
что при внешней абсолютистской централизации деятельность власть
предержащих, будучи отдана им на откуп, постепенно выходит из-под контроля
верховного вождя; департаменты, епархии, штабы, охранные отделения
начинают жить своей, отдельной от всего государственного механизма жизнью,
ибо лишены права открыто отстаивать свое мнение, но должны лишь слепо
выполнять букву государственной воли.
чиновниками, дело, во имя которого тот или иной департамент был поначалу
создан, постепенно отходило на второй план; самым важным становились
интриги, подсиживания и доносы, для того чтобы провести то или иное
перемещение вверх по чиновной лестнице того или иного служащего,
доказавшего своему столоначальнику персональную преданность и ловкость в
узнавании того, что про него говорят соперники. Создавались своеобразные
внутридепартаментские партии, проводились бесконечные реорганизации;
седые, старые уже люди натужно и самозабвенно думали: