Чтение 32–й страницы книги ~Плеск звездных морей~

Мы засмеялись, а Гинчев, принимавший все всерьез, твердо
сказал:

- Этого не может быть.

- Ты прав, - подтвердил Борг. - Говорили, что он стал
неплохим спортивным комментатором...

Тут вошли Нонна и Леон Травинский. Леона я не видел с тех
пор, как жребий свел нас в поединке на Олимпийских играх. Но
стихи его часто попадались мне в журналах. В последнем цикле
стихотворений Леона меня поразило одно, под названием "При-
мару". В нем были такие строки:

Плоть от плоти - избитая истина.

Кровь от крови - забытая истина.

Но тебя я прошу:

Помни о нашем родстве!

Ибо нет ничего ужаснее

Отчужденья людей.

Леон, как мне показалось, раздался в плечах. Его летний
светлый костюм приятно контрастировал с загорелым лицом.

- Ты стал осанистый, - сказал я, пожимая ему руку. - По-
читаешь новые стихи?

- Нет, - сказал он, дружелюбно глядя серыми глазами. - А
ты, я слышал, работаешь теперь на дальней линии?

- Дальние линии пока еще на конструкторских экранах.

- Да... Я за тем и прилетел сюда. - Леон повернулся к
Боргу: - Я не помешаю, старший, если поживу здесь несколько
дней?

- Живи. - Борг налил себе густого красного вина.

Нонна сочла нужным кое-что объяснить.

- Мы с Леоном, кажется, не встречались с окончания школы,
- начала она громким голосом, немного резковатым и как бы не
вяжущимся с ее пухлыми розовыми щечками.

- Встречались, - кротко поправил ее Леон. - В Москве, в
Центральном рипарте, помнишь? Я тебе еще сказал, что улетаю
на Венеру.

Ну конечно, в рипарте, подумал я: где еще можно тебя
встретить, модника этакого? Раньше я непременно сказал бы
это вслух, а теперь-только подумал. Вот какой добрый я стал,
никого не задираю.

- Он в школе вечно писал на меня эпиграммы, - продолжала
между тем Нонна. - Кстати, совсем не остроумные...

- Признаю, - засмеялся Леон.

- А теперь, когда узнал, что мы проектируем новый ко-
рабль...

- Небывалый, - вставил Леон.

- Новый корабль, - упрямо повторила Нонна, - он вспомнил
о моем существовании и принялся вызывать по видео, пока у
меня не лопнуло терпение и я не ответила: "Хорошо, приле-
тай". Леон хочет набраться впечатлений для новой поэмы.

- Все правильно, - подтвердил Леон, - кроме одного: поэму
я пока писать не собираюсь. Просто хочется посмотреть, как
работают конструкторы, послушать ваши разговоры...

Борг сказал:

- Наши профессиональные разговоры будут тебе непонятны, а
будничные - неинтересны. Впрочем, слушай, если хочешь.

Леон посмотрел на главного несколько обескураженно. Потом
перевел взгляд на меня, как бы ожидая поддержки. Я знал, что
ему хотелось сейчас услышать: "Как? Ты называешь будничным
разговор о корабле, которому предстоит уйти в глубины Галак-
тики?" Вот что хотелось услышать Леону. Но я молчал. Глубины
Галактики... Ах, да не надо громких слов. Оставим их поэ-
там...

Было в словах Леона нечто другое, поселившее во мне неяс-
ную тревогу.

- Ты был на Венере? - спросил я.

Я знал, что, хотя комиссия Стэффорда давно закончила ра-
боту, на Венеру устремились по собственному почину исследо-
ватели-добровольцы - биологи и экологи, психологи и парапси-
хологи, просто генетики, онтогенетики, эпигенетики - боль-
шинство из них придерживалось взглядов Баумгартена.

- Я провел на Венере четыре месяца, - сказал Леон.

- Ну, и как там?

Как там мои родители, Филипп и Мария Дружинины, - вот что
мне хотелось бы знать более всего. Но, конечно, не приходи-
лось ждать ответа на этот вопрос.

- На Венере сложно, - сказал Леон. - Я разговаривал со
многими примарами, и... я не очень силен в психологии, но
впечатление такое: никакой враждебности, ничего такого нет.
У них свои трудные проблемы, очень трудные, и земные дела их
не интересуют. В этом - суть обособления примаров.

- Надо принять меры, - заявил Гинчев. - Решительные меры.
Иначе эволюция их обособления приведет к полному отрыву. Ве-
нера будет потеряна.

- Какие меры ты имеешь в виду? - спросил Леон.

- Не насильственные, разумеется. Ну, скажем, прививки.
Что-то в этом роде предлагал Баумгартен.

- Примары не пойдут ни на какие прививки. Вообще там наз-
ревает недовольство. Они охотно сотрудничали с комиссией
Стэффорда, но теперь, похоже, исследователи им надоели.

Можно их понять, подумал я.

Я посмотрел на Андру, наши взгляды встретились, в ее гла-
зах я прочел беспокойство. Знает, что Венера - трудная для
меня тема. Ах ты, милая... Я улыбнулся ей: мол, не надо тре-
вожиться, мы с тобой сами по себе, а Венера - сама по се-
бе... Но Андра не улыбнулась в ответ.

- Ходит слух, - продолжал Леон, - что кто-то из примаров
вышел из жилого купола без скафандра и пробыл четверть часа
в атмосфере Венеры без всякого вреда для себя. Понимаете,
что это значит? Правда, проверить достоверность слуха не
удалось.

- Чепуха, - сказала Нонна. - Психологическое обособление
не может вызвать такие резкие сдвиги в физиологии. Они оста-
ются людьми, а человек без скафандра задохнется в венерианс-
кой атмосфере.

"Остаются людьми"... Что-то у меня испортилось настрое-
ние, и я уже жалел, что затеял этот разговор.

- Лучше всего, - сказал я, - оставить примаров в покое.

- Да как же так - в покое! - тут же вскинулся Гинчев. -
Ты понимаешь, что говоришь, Улисс? Существует логика разви-
тия. Сегодня - равнодушие, завтра - недовольство, а после-
завтра - вражда! Понимаешь ты это - вражда! Как же можем
мы...

- Сделай одолжение, не кричи, - перебил я его, морщась. -
У Баумгартена, что ли, научился?.. Не будет никакой вражды.

- Как же не будет! - вскричал Гинчев и вдруг умолк, глядя
на меня и часто моргая. Вспомнил, должно быть, что я примар.

В наступившем молчании было слышно, как Гинчев завозил
под столом ногами. Борг отхлебнул вина из своего стакана,
тихонько крякнул. Андра сидела против меня, странно ссуту-
лившись, скрестив руки и обхватив длинными пальцами свои об-
наженные локти. Чем-то она в эту минуту была похожа на свою
мать. Да, да, вот так же, в напряженной позе, сидела ког-
да-то Ронга в забитом беженцами коридоре корабля, с широко
раскрытыми глазами, в которых застыл ужас.

Что было в глазах у Андры?..

Вдруг она выпрямилась, тряхнула головой и, взглянув на
меня, слабо и как-то растерянно улыбнулась. Узкие кисти ее
загорелых рук теперь лежали на столе. Я с трудом поборол ис-
кушение взять эти беспомощные руки в свои... взять и не вы-
пускать-никогда...

- Улисс, - услышал я бодрый низкий голос Леона. - Улисс,
я обрадовался, когда узнал от Нонны, что ты здесь. Давно мы
не виделись. Как поживаешь, дружище? Почему тебе никогда не
придет в голову вызвать меня по видео?

Я посмотрел на него с благодарностью. Мы не были друзь-
ями, и мне действительно ни разу не приходило в голову выз-
вать его.

Почему? Почему я не вызываю Костю Сенаторова? Ведь он мне
далеко не безразличен...

- Редко бываю на шарике, - ответил я. - Рейсы у меня те-
перь долгие.

- Рейсы долгие, а жениться ты все-таки успел? - Леон под-
мигнул мне. - Поздравляю, Улисс. У тебя замечательная жена.

Снова завязался общий разговор. Теперь Леон заговорил о
своеобразии венерианского интерлинга, о словечках, непонят-
ных для землян, об особенностях версификации в стихах и пес-
нях тамошних поэтов. Ну, это была его тема. Меня не очень
волновало, что поэты Beнеры явно отходят от семантической
системы и все более склоняются, как выразился Леон, к коди-