Чтение 32–й страницы книги ~Клодиус Бомбарнак~

пятнадцать миллионов посылаемую Персии Китай Парижских газетах сообщалось
об этом восемь дней назад Постарайтесь впредь быть лучше осведомленным"

18

- Миллионы! В так называемом траурном вагоне не покойник, а миллионы!

У меня вырвалась эта неосторожная фраза, и тайна императорских сокровищ
тотчас же стала известна всем - и пассажирам поезда, и железнодорожным
служащим. Для отвода глаз правительство, по соглашению с китайским,
распустило слух об умершем мандарине, тогда как в действительности в Пекин
переправляют сокровища стоимостью в пятнадцать миллионов франков!..

Какой я сделал непростительный промах! Каким я оказался глупцом! Но
почему мне было не поверить Попову, и почему Попов должен был заподозрить
во лжи персидских чиновников! Да и кому бы пришло в голову усомниться в
подлинности этого покойного мандарина Иен Лу?

Мое репортерское самолюбие тем не менее глубоко уязвлено, и полученный
выговор очень меня огорчает. Но о своем злоключении я, разумеется, никому
ничего не рассказываю, даже майору. Слыханное ли дело? О том, что
происходит на Великой Трансазиатской магистрали, "XX век" в Париже
осведомлен лучше, чем его собственный корреспондент, который едет по этой
дороге! Редакции известно, что к хвосту поезда прицеплен вагон с
императорской казной, а Клодиус Бомбарнак пребывает в блаженном неведении!
О репортерские разочарования! А теперь все узнали, что казна, состоящая из
золота и драгоценных камней и находившаяся в руках персидского шаха,
возвращается ее законному владельцу, китайскому богдыхану.

Понятно, почему Фарускиар сел в наш поезд в Душаке. Один из директоров
Компании, заранее предупрежденный о ценном грузе, он решил сам
сопровождать императорские сокровища до места назначения. Вот почему он
так старательно охранял "траурный вагон" вместе с Гангиром и тремя
монголами. Вот почему он был так взволнован, когда этот вагон отцепился и
так настойчиво требовал вернуться за ним, не теряя ни минуты... Да, теперь
все объясняется.

Понятно, почему в Кашгаре взвод китайских солдат пришел на смену
монгольским стражникам. Понятно, почему Пан Шао ничего не мог сказать о
мандарине Иен Лу: ведь такого мандарина в Поднебесной Империи и не
существовало!

Из Хотана мы выехали по расписанию. В поезде только и было разговоров,
что об этих миллионах, которых вполне могло бы хватить, чтобы сделать всех
пассажиров богачами.

- Мне с первой минуты показался подозрительным этот траурный вагон, -
сказал майор Нольтиц. - Потому я и расспрашивал Пан Шао о мандарине Иен
Лу.

- А мне было невдомек, - ответил я, - зачем вам понадобилось это знать.
Сейчас по крайней мере установлено, что мы тянем на буксире сокровища
китайского императора.

- И он поступил весьма благоразумно, - добавил майор, - выслав
навстречу эскорт из двадцати хорошо вооруженных солдат. От Хотана до
Ланьчжоу поезд должен пройти две тысячи километров по пустыне Гоби, а
охрана путей здесь оставляет желать многого.

- Тем более, что свирепый Ки Цзан, как вы, майор, сами мне говорили,
рыскал со своей шайкой в северных провинциях Поднебесной Империи.

- Да, господин Бомбарнак, пятнадцать миллионов - хорошая приманка для
разбойничьего атамана.

- Но как он сможет пронюхать о пересылке императорских сокровищ?

- О, такие люди всегда узнают все, что им нужно знать.

"Несмотря на то, что они не читают "XX века"! - подумал я и
почувствовал, как краснею при мысли об этом непростительном промахе,
который, без сомнения, уронит меня в глазах Шеншоля, моего шефа...

Между тем пассажиры, столпившись на вагонных площадках, оживленно
обменивались мнениями. Одни предпочитали тащить на буксире миллионы,
нежели труп мандарина, пусть даже и высшего разряда; другие полагали, что
транспортировка сокровищ грозит поезду серьезной опасностью. Того же
мнения придерживался и барон Вейсшнитцердерфер. Выразив его в самой резкой
форме, он налетел на Попова с упреками и бранью:

- Вы обязаны были предупредить, сударь, вы обязаны были предупредить!
Теперь все знают, что с нами едут миллионы, и поезд может подвергнуться
нападению! А нападение, если даже предположить, что оно будет отбито,
неизбежно вызовет опоздание. А вам известно, сударь, что я не потерплю
никакого опоздания? Нет, я не потерплю!

- Никто не нападет на нас, господин барон, - ответил Попов. - Никто и
не подумает напасть!

- А откуда вы знаете, сударь? Откуда вы знаете?

- Успокойтесь, пожалуйста...

- Нет, я не успокоюсь и при малейшей задержке привлеку Компанию к
ответу и взыщу с нее убытки!

Вполне может статься, что "кругосветный" барон захочет получить с
Компании сто тысяч флоринов за причиненный ему ущерб!

Перейдем к другим путешественникам.

Фульк Эфринель, как и следовало ожидать, смотрит на все с чисто
практической точки зрения.

- Это верно, - говорит он, - что благодаря сокровищам доля риска сильно
увеличивается и, случись какое-нибудь происшествие, Life Travellers
Society [общество охраны жизни путешественников - название страховой
компании (англ.)], где я застрахован, откажется выдать компенсацию за риск
и возложит ответственность на железнодорожную Компанию.

- Совершенно справедливо, - добавляет мисс Горация Блуэтт, - и как
обострились бы ее отношения с правительством Поднебесной Империи, если бы
не нашлись эти потерянные вагоны! Вы со мной согласны, Фульк?

- Разумеется, согласен, Горация!

Горация и Фульк - коротко и ясно!

Американец и англичанка рассуждают вполне резонно: за пропажу вагона с
сокровищами отвечать пришлось бы железной дороге, так как Компания не
могла не знать, что дело шло о пересылке золота и драгоценностей, а не
останков мифического мандарина Иен Лу.

А что думают по этому поводу супруги Катерна? Миллионы, прицепленные к
хвосту поезда, нисколько не нарушили их душевного равновесия. Первый комик
ограничился лишь замечанием:

- Эх, Каролина, какой прекрасный театр можно было бы построить на эти
деньги!

Лучше всех определил положение священник, севший в Кашгаре -
преподобный Натаниэль Морз:

- Не очень-то приятно везти за собой пороховой погреб!

И он прав: вагон с императорской казной - настоящий пороховой погреб,
способный в любую минуту взорвать наш поезд.

Первая железная дорога, проложенная в Китае около 1877 года, соединила
Шанхай с Фучжоу. Что касается Великого Трансазиатского пути, то он
проходит приблизительно по той же трассе, которая была намечена в русском
проекте 1874 года - через Ташкент, Кульджу, Хами, Ланьчжоу, Сиань и
Шанхай. Этот путь не захватывает густонаселенных центральных провинций,
напоминающих шумные пчелиные ульи. Насколько возможно, он образует до
Сучжоу [ныне Цзюцюань] прямую линию, прежде чем отклониться к Ланьчжоу.
Если дорога и обслуживает некоторые крупные города, то по веткам, которые
отходят от нее к югу и к юго-востоку. Между прочим, одна из этих веток,
идущая из Тайюаня в Нанкин, должна соединить оба главных города провинций
Шаньси и Цзянсу. Но она еще не пущена в эксплуатацию, так как не достроен
один важный виадук.

Зато полностью закончена и обеспечивает прямое сообщение по Центральной
Азии главная линия Великой Трансазиатской магистрали. Китайские инженеры
проложили ее так же легко и быстро, как генерал Анненков Закаспийскую
дорогу. В самом деле, пустыни Каракум и Гоби имеют между собой много
общего. И там, и здесь - горизонтальная поверхность, отсутствие
возвышенностей и впадин, одинаковая легкость укладки шпал и рельсов. Вот,
если бы пришлось пробивать громадные, горные кряжи Куэнь-Луня и Тянь-Шаня,
такую работу невозможно было бы проделать и за целое столетие. А по
плоской песчаной равнине рельсовый путь быстро продвинулся на три тысячи
километров до Ланьчжоу.

Лишь на подступах к этому городу инженерное искусство должно было
вступить в энергичную борьбу с природой. Трудно далась и дорого стоила
прокладка пути через провинции Ганьсу, Шаньси и Чжили.

Я ограничусь тем, что буду указывать по пути следования наиболее
значительные станции, где поезд останавливается, чтобы набрать воды и
топлива. По правую руку от полотна взор будут радовать очертания далеких
гор, живописные громады которых замыкают на севере Тибетское плоскогорье,
а по левую сторону взгляд будет теряться в бесконечных просторах Гобийских
степей. Сочетание гор и равнин, в сущности, и составляет Китайскую
Империю, если еще не самый Китай, который мы увидим лишь приблизившись к
Ланьчжоу.

Вторая часть путешествия не обещает быть особенно интересной, если
только бог репортеров не сжалится надо мной и не пошлет какое-нибудь
приключение. Был бы только повод, а там уж моя фантазия разыграется...

В одиннадцать часов поезд выходит из Хотана и в два часа пополудни
прибывает в Керию, оставив позади станции Лоб, Чира и Ханьлангоу.

В 1889-1890 годах именно этим путем следовал Певцов от Хотана до
Лобнора, вдоль подножия Куэнь-Луня, отделяющего китайский Туркестан от
Тибета. Русский путешественник прошел через Керию, Нию, Черчен, но, не в
пример нашему поезду, его караван встретил множество препятствий и
трудностей, что, однако, не помешало Певцову нанести на карту десять тысяч
квадратных километров и указать координаты значительного числа