сделал свой выбор, никто его не принуждал.
через горы, он расспрашивал Уилера. Издалека, с одной точки зрения и без
всяких приборов молодой астроном видел совсем немного, однако когда
сидящие где-то там на Земле штабные генералы будут ставить свой посмертный
диагноз, даже эта ограниченная информация окажется бесценной.
оружия, которым крепость уничтожила первый корабль. Похоже на какой-то
луч, но это же невозможно. Лучей, видимых в вакууме, не бывает. И почему
его использовали только один раз? А вот ты - ты что-нибудь об этом знаешь?
оружие - в отличие от остального оснащения крепости - он представлял себе
очень хорошо. Струя расплавленного металла, брошенная в пространство
самыми мощными из когда-либо построенных электромагнитов и летящая со
скоростью сотен километров в секунду, - ее и вправду легко принять за
мгновенный проблеск светового луча. И он знал, что это - оружие ближнего
боя, способное пробивать защитные поля, отражающие любой метательный
снаряд. Применимо оно только при идеальных условиях, а для перезарядки
гигантских конденсаторов, питающих магниты, требуется много минут.
много времени - раскинут мозгами, и все станет ясно.
решетчатые фермы телескопов. Совсем, подумал Садлер, как две фабричные
трубы, одетые в леса. Несмотря на всю краткость своего пребывания на Луне,
он успел проникнуться к этим огромным приборам нежностью, они стали для
него - как и для любого сотрудника Обсерватории - личностями. И он вполне
понимал, почему так тревожатся астрономы за свои исполинские глаза,
заглядывающие в самые глубины пространства, на расстояния в сотни
миллиардов световых лет.
тьму. В небе начали вспыхивать звезды - зрение Садлера автоматически
адаптировалось к перемене освещенности. Он взглянул на север, краем глаза
заметив, что и Уилер сделал то же самое.
быстро тускнела. Через несколько дней она будет примерно как Сириус, через
несколько месяцев ее не различишь невооруженным глазом. Все это имело
какой-то скрытый смысл, какое-то символическое значение, недоступное
разуму, но наполовину угадываемое фантазией, интуицией. Наука узнает от
Nova Draconis очень много, но чему научит эта звезда обычных, живущих
своей повседневной жизнью людей?
знамения, Галактика может возжигать маячные огни взрывающихся звезд, а
человек, как и прежде, будет заниматься своими делами - с полным
безразличием ко всем космическим фейерверкам. У него и с планетами-то дел
хватает по горло, так что звезды подождут. Все их выходки не преисполняют
человека каким-то чрезмерным благоговением - всему свое время,
когда-нибудь он разберется и с этим небесными светильниками.
спасенные почти не разговаривали. Руки Уилера мелко дрожали - наступила
запоздалая реакция на пережитое. Джеймисон просто сидел и смотрел на
приближающуюся Обсерваторию, словно видел ее впервые. Когда трактор
пересекал длинную тень десятиметрового телескопа, он повернулся к Садлеру
и спросил:
повреждениях.
радости. Потрясающие события сегодняшнего дня просто не оставили в нем
места для новых эмоций.
со спутниками и бросился в свою клетушку составлять донесение. Собственно
говоря, это выходило за рамки задания, но ведь как приятно сделать наконец
хоть что-нибудь по-настоящему полезное.
прошла стороной, растратила всю свою яростную мощь и никогда больше не
вернется. Сейчас, по завершении битвы, полностью исчезла депрессия,
мучившая Садлера последние дни. Ему казалось, что и Земля, и Федерация
должны были испытать одинаковое потрясение; узрев воочию, на что способны
развязанные ими силы, они должны в равной степени стремиться к миру. Он
даже рискнул задуматься о будущем - впервые после отъезда с Земли. Всякое,
конечно, бывает, но опасность атаки на Землю казалась теперь практически
нулевой. Жанетте ничто не угрожает, и скоро он снова с ней увидится. И
сможет наконец рассказать, где он был все это время и чем занимался - ну
какие там могут быть тайны после того, что произошло?
ненавидел бросать какую-нибудь работу на полпути - и вот, судя по всему,
этой его миссии суждено остаться незавершенной. Так был, в конце концов,
шпион среди сотрудников Обсерватории, или нет?
19
лайнер "Пегас" (шестьдесят человек экипажа, триста пассажиров) удалился от
Земли всего на четыре суточных перехода. Маловразумительные сводки,
передаваемые Землей и Федерацией, ничего не проясняли, а только усиливали
вспыхнувшую на борту панику. Капитан Холстед принял решительные меры:
пассажиров, опасавшихся попасть на Марсе в лагерь для военнопленных, а
потому требовавших немедленного возвращения, пришлось временно
изолировать. Положа руку на сердце, их было трудно винить; сквозь
иллюминаторы ясно виднелся прекрасный серебряный полумесяц все еще близкой
Земли, сопровождаемый вторым, меньшим по размеру и более тусклым. Даже
отсюда, с расстояния в миллион километров, ослепительное пламя только что
отгремевшей на Луне битвы различалось с полной, пугающей отчетливостью,
что также мало способствовало укреплению морального духа.
приговор не подлежит ни обжалованию, ни пересмотру. Да, "Пегас" едва еще
отошел от Земли и находился во многих неделях пути от намеченной цели,
однако он достиг уже орбитальной скорости и летел, подобно брошенному
камню, управляемый всесильным тяготением Солнца, по тропе, неизбежно
ведущей к Марсу. О повороте назад не могло быть и речи, такой маневр
потребовал бы совершенно нереального количества отбрасываемой массы. В
баках "Пегаса" оставалось вполне достаточно пыли, чтобы в конце пути
уравнять его скорость со скоростью Марса, а также для не очень
значительных коррекций траектории - но никак не более того. Энергии,
которую могли произвести его реакторы, хватило бы и на десяток полетов, но
на одной энергии, без отбрасываемой массы, много не полетаешь.
Волей-неволей "Пегас" мчался к Марсу; при всей кажущейся свободе
космического пространства он мог отклониться от своего пути ничуть не
больше, чем следующий точно по расписанию железнодорожный поезд. Капитан
Холстед не ожидал от этого рейса ничего хорошего.
радиотелефонный сигнал бедствия (в отличие от радиотелеграфного сигнала
SOS)] сразу же отодвинул все прочие заботы на второй план. Триста уже лет
звучит это слово на море, в воздухе и в космосе; повинуясь ему,
поднимаются по тревоге спасательные отряды, капитаны меняют курс и спешат
на помощь своим терпящим бедствие товарищам. Но как же мало может сделать
командир космического корабля; за всю историю астронавтики было всего лишь
три случая успешных спасательных операций в космосе.
предпочитают говорить только об одной. Серьезные неприятности в открытом
космосе - большая редкость, почти все несчастные случаи происходят при
взлете или посадке. Выйдя в космос и встав на орбиту, которая без всяких
усилий доведет его до цели, корабль оказывается в полной безопасности от
всех бед - за исключением внутренних механических неполадок. Неполадки эти
происходят сплошь да рядом, чаще всего они весьма тривиальны, а потому
устраняются быстро и без излишнего шума - ну зачем же попусту тревожить
пассажиров? В соответствии с законом, все космические корабли состоят из
нескольких независимых отсеков; в случае необходимости любой из них может
стать убежищем. Худшее, что грозит пассажирам, - это провести в тесноте и
без особых удобств несколько часов, пока разъяренный капитан тяжело дышит
своему главному механику в затылок.
состоит в том, что они почти неосуществимы. Космический корабль
перемещается с огромной скоростью по точной, заранее рассчитанной, не
позволяющей больших изменений орбите - факт, который начал понемногу
доходить до пассажиров "Пегаса". Более того, постоянно меняющаяся
расстановка планет делает эти орбиты уникальными, ни один корабль не
повторяет пути другого. В космосе нет "судоходных линий", случайное
сближение двух кораблей до миллиона километров - редкость необычайная. Но
даже если такое и происходит, о непосредственном контакте обычно нет и
речи, мешает разность скоростей.
внимание на координаты и курс терпящего крушение судна. Так, скорость с
перепугу наврали, столько не бывает. И сделать тут, конечно же, нельзя
ничего - расстояние такое, что и за неделю не доберешься.
Солнечной системы, но тут было что-то новенькое. В полном изумлении он