Чтение 32–й страницы книги ~Штурмфогель~

махнул рукой.

- А я с тех пор не переношу серебро... - Граф поморщился. - Эрвин, я
ваш должник. Этот долг сильнее карточного... он должен быть оплачен.
Немедленно.

Граф замолчал и стал смотреть куда-то в угол, мимо пылающего камина.

- Я многое понял о вас, Эрвин. Фанг... он ведь не столько забирает,
сколько дает. Новое зрение, новый слух... трудно объяснить тому, кто сам
не... не попался. Конечно, это обман, ловушка... и все же... не совсем
обман. Будет трудно жить без этого... правда, и с этим долго не протянуть...

- Фанги давно в ваших краях? - спросил Штурмфогель, чтобы прервать
затянувшуюся паузу.

- Что? А... да, весьма давно. Но - редко. Поэтому так и получилось.
Опыта ни у кого нет... А вы, похоже, встречались с ними и раньше?

- Было. Несколько раз. Нубия, Мавритания... там их много. Черные
колдуны умеют с ними справляться, а вот белым приходится вручную...

- Да-да... Так вот, Эрвин, я успел многое про вас понять. Могу не
говорить, что именно? Вам вряд ли захочется это услышать. Я не дипломат, я
всегда называю кошку кошкой... Но. Не касаясь методов, к вашей цели я
отношусь... с пониманием. Не знаю, как бы сам поступил, окажись в вашей
шкуре. Не знаю... Вам надо куда-то в германскую часть Салема? И срочно?

- Желательно...

- Добираться обычным путем - уйдет дня четыре при самом наилучшем
раскладе. Но я должен услышать от вас - хотя кое-что уже знаю, - насколько
вы свободны от предрассудков, свойственных необразованным пейзанам?

- Абсолютно несвободен, - сказал Штурмфогель, пожимая плечами. - Я весь
из них состою.

Граф коротко хохотнул.

- Хорошо. Что вы знаете про крапиц?

- Про кого?

- Крапицы. Их еще называют нелядами.

- Ничего не знаю. Впервые слышу.

- Я так и подумал. В услужении у меня есть тройка крапиц. Если вы им
понравитесь, они доставят вас в любую точку мира. Очень быстро. Я могу
велеть им оставаться при вас до... ну, скажем, лета. Скорее всего к лету все
кончится, так ли, эдак ли... Но, повторяю, вы должны им понравиться.
Некоторым это трудно.

- Мне лучше ничего не знать заранее? - осторожно спросил Штурмфогель.

- Может быть, да... - И вдруг в глазах графа Штурмфогель впервые
заметил искру живого интереса. - Ха. Возможно, так будет лучше. Значительно
лучше. Захарий!

Вошел тот одноглазый бандит с кривым кинжалом на поясе, что привел
Штурмфогеля сюда. Щека его под шрамом подергивалась.

- Отведи бея Штурмфогеля к крапицам. По дороге возьмешь все, что
нужно... ты знаешь. Но ничего не рассказывай.

- Да, ваша светлость.

Захарий странно, но притом очень уважительно взглянул на Штурмфогеля и
громко втянул носом воздух.

И потом, когда они шли деревней - поскрипывая дощатым тротуаром, -
Захарий все поматывал головой, как бы говоря: ну и дела же!..

В лавке он приказал подать три фунта мягких конфет, несколько баночек
разных варений и джемов, сахарных пирожков и кренделей с марципаном, а потом
в трактире взял большую оплетенную лозой бутыль приторно-сладкой вишневой
наливки. От трактира он свернул в переулок, ведущий в сторону реки и леса за
рекой, подвел Штурмфогеля к темным воротам (створки окаймлены были
зеленоватой медью) и здесь передал ему сладости.

Здесь чем-то отчетливо, но неузнаваемо пахло: сухими цветами?..

- Дальше я с тобой не пойду, - сказал он. - Может, его светлость и
прогневается, но нету моей мочи. А ты давай, ты не бойся. Смотри на них как
на простых девок, им это нравится. Сласти любят и вино сладкое чтоб. Да
только сам много не пей, а то сболтнешь ненароком чего. Вишневка - она
коварная... Прощай, теперь уж не увижу тебя, наверное. Спасибо за Михася.
Ребята сказали, если б не ты...

- Я понял, любят его здесь, - сказал Штурмфогель.

- Ну... не девка красная, чтоб любить, а плохо без него пришлось бы.
Бесстрашный он перед дрянью-то. Ну, сам видел... И кто рядом с ним - тоже
страх теряют. Нет, плохо без него, плохо...

Он повернулся и пошел, заметно покачиваясь - будто был подшофе, хотя
когда бы успел? Да и не пьяная это была походка, другая... только какая
вот?..

Штурмфогель постоял, глядя ему вслед, а потом решительно постучал в
ворота.

Минуты через две - открыли.

ИГРА В КРЫСУ

Женева, 1 марта 1945. 19 часов

Лени Райхель наконец-то осталась одна...

Не первый раз и даже не первый год принимала она участие в тайных
операциях подполья, но никогда не испытывала такой неуверенности в себе.
Проклятый эсэсовец...

Мир, до этого момента простой и ясный, вдруг повернулся в профиль, и
оказалось, что все не так.

Лени, ее отец, солдаты ее отца были правы. Эсэсовцы - нет. Даже
эсэсовец, перешедший на сторону "Абадона" - такого не случалось, но ведь
могло случиться? - оставался бы под подозрением годы. И вдруг...

Штурмфогель не перешел на сторону "Абадона". Но он вдруг сумел
доказать, что у них есть общие враги и что нужно объединиться против этих
общих врагов. И что непонятнее всего - ему поверили. Поверил отец - и даже
поверила она сама. Хотя все еще по инерции сомневалась.

А самое страшное - и в этом она не смела признаться себе самой, - когда
они сидели в маленькой беседке на берегу и он инструктировал ее, она вдруг
ощутила слишком ясную и понятную тягу к этому человеку, еще вчера (и
наверняка завтра) - заклятому врагу. Вот ведь ничего такого в нем не было:
ни роста, ни лица... но - голос? Повадка? Она не смогла бы ответить.

В группе ее приняли хорошо, и даже "кузен" Эйб старался проявить
участие, видя ее искреннее горе по погибшему Натану. А она горевала
искренне, ибо Натан был нашим бойцом, павшим на посту - во-первых; а
во-вторых, павшим от руки... Ромео, вдруг однажды поняла она и чуть не
захохотала истерически, но сумела сдержаться и не смазать момент: Эйб как
раз говорил о брате - красиво, но слишком выспренно... дерьмо с перцем,
какие-то Монтекки и Капулетти... но получалось именно так.

Почему я не рассказала ему всего, в очередной раз спрашивала она себя и
не находила объяснения. Ведь он действительно ничего не знает... но захочет
ли узнать? Это был вопрос...

Группа съезжалась в специально снятый на берегу озера пансионат
"Веселая вдова" под видом студентов какого-то богословского университета,
успешно завершивших зимний триместр и теперь собравшихся провести каникулы с
толком, шумом, дымом, искрами и возлияниями. Все время играла радиола,
вокруг фонтана перед входом устраивались танцы, взятые напрокат велосипеды
громоздились у входа, а швертботы, каяки и байдарки - у причала. Вино
привозилось бочонками и ящиками (и далеко не все спускалось в
канализацию...), а два близрасположенных кабачка были завалены обильными
заказами. Шляясь по двое-трое по городу, "студенты" фотографировались на
фоне достопримечательностей, задирались к добродушным женевским полицейским
и легко тратили деньги. И никому, конечно, не могло прийти в голову, что
среди доставляемых к "Веселой вдове" пакетов и свертков немало слишком уж
тяжелых, не похожих весом на пляжные зонтики и подводные скутера...

Лени была, конечно, на особом положении. В отряде были еще четыре
женщины, специально для создания атмосферы свального греха. Сама же Лени
считалась женщиной командира, а следовательно - была табу для рядовых. Но
взгляды не спрячешь, и постоянно стаи алых и белых мотыльков вились вокруг
ее бедра.

Четыре дня на глазах у всех, в этой атмосфере искреннего (просто
потому, что мастерски сделанного) веселья...

И вот сегодня она вдруг осталась одна. Соло. Ее послали на связь.

Нужно было, соблюдая все каноны, положить послание в тайник и спокойно
уйти.

Возможно, это была проверка. Тогда за нею следят. Возможно, что все
делалось всерьез...

Штурмфогель сказал так: до тех пор, пока не получаешь от меня
дополнительных инструкций, ты - Роза на сто десять процентов. Никаких
отступлений от образа.

Но дополнительные инструкции должны были поступить еще вчера...

В памяти ее хранился телефон, по которому следовало позвонить в случае
крайней необходимости. Но крайняя ли сейчас необходимость? Не похоже, что
операция начнется завтра.

Тем не менее ей трудно было проходить мимо массивных голубых будок с
платными уличными телефонами в них.

Ей нужно было вчера и нужно будет послезавтра в это же время быть возле
будки номер 437 на углу улиц Кальвина и Цветочной. Вот на этом углу, возле
той будки...

Телефон зазвонил.

Лени прошла мимо. Оглянувшись раза два и даже замедлив шаг...

Трансильвания, 1 марта 1945 года. 19 часов 05 минут

Штурмфогель с досадой поставил обе глиняные чашки на стол. Из одной все
еще доносились длинные гудки. Нигра, младшая из крапиц, развела руками и
виновато улыбнулась: не получилось.