конце концов проблема разрешилась сама собой. Ирьола к концу следующего
месяца вновь стал приходить в столовую. Он был в прекрасном настроении и,
казалось, совсем забыл о нашей ночной встрече. Несколько раз я пытался
намеками напомнить ему то, что произошло, но он не понимал их, и я вынужден
был спросить его прямо.
делаешь впервые. Ничего, все в порядке.
километров в секунду. В своем беге она рвала в клочья встречные световые
волны и рассеивала их далеко позади. Мы достигли трети максимальной
скорости, существующей в мире. Но звезды оставались неподвижными и
безразличными к нашим усилиям. Самого малого передвижения созвездий,
измеряемого микроскопическими величинами, надо было ждать не дни, не месяцы,
а годы. Мы неслись день и ночь, автоматы включали двигатели, струи атомного
огня с грохотом вылетали из, дюз, ракета ускоряла свой бег, пролетала 105,
110, 120 тысяч километров в секунду, а звезды по-прежнему оставались
неподвижными...
ДЕВЯТАЯ СИМФОНИЯ БЕТХОВЕНА
все то, что подавлялось при встречах с людьми или в часы, проведенные за
аппаратами, настроенными на передачи с Земли, но бурно вспыхивало в те
минуты, когда я просыпался ночью, или во время одиноких прогулок под
звездами на заре, - все это собралось вместе и всплыло на двести шестьдесят
третий день путешествия.
араукарией на полпути между больницей и моей комнатой, думал о том, как
убить Остаток вечера. Не придя ни к какому решению, я отправился в сад.
товарищей, ветер дул с большей силой, чем обычно, и его порывы,
раскачивавшие ветви деревьев, будили во мне давно забытые, но приятные
воспоминания. В потемневшем небе над головой плыли большие, бесформенные
облака, низко опустившееся солнце то пряталось за ними, то бросало последние
лучи, и тогда все деревья и кусты, как бы внезапно проснувшись, отбрасывали
на землю четкие тени.
возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Самый младший из них слизывал
сахарную пудру с пирожного. Священнодействие его было таким глубоким, что я
невольно залюбовался им. Второй насвистывал какой-то мотив из симфонии, при
этом фальшивил и в трудных местах помогал себе, изо всех сил качая ногами;
третий, в котором я узнал Нильса Ирьолу, забрался выше всех, уселся в
естественном каменном седле, скрестил руки на груди и смотрел на горизонт с
видом властителя беспредельных просторов. По другую сторону ручья находился
человек, которого я не мог рассмотреть. Он стоял над пенящимся потоком, вода
которого в тени казалась черной и густой, как смола. Время от времени оттуда
вырывались сверкавшие белизной клочья пены.
- спросил самый младший из мальчиков, повернувшись к невидимому человеку. Он
отломил кусок пирожного и засунул за щеку.
Это была Анна.
улыбнувшись и повертываясь к ней; я слышал, как мальчики продолжают беседу с
пилотом, но уже не мог следить за ее содержанием.
порядок прическу.
настроение, будто я выпил бокал игристого вина.
договоримся, где встретиться? - добавил я с улыбкой.
подчеркивали, что свобода наших поступков не ограничена стенами ракеты; это
составляло один из элементов все увеличивающейся системы иллюзий; мне, как и
другим, этот обычай нравился.
той елью.
каждую аллею и клумбу, я мог бы с закрытыми глазами идти в любую сторону.
Мне было хорошо известно, где кончается пространство, по которому можно
прогуливаться, и начинаются призрачные красоты, созданные видеопластикой.
Вдруг мне пришло в голову, что моя прогулка похожа на прогулки древних
каторжников, и я почувствовал внезапное отвращение к кустам и деревьям, так
сильно шумевшим сегодня.
вышел и вернулся вниз, надеясь найти Амету, но не встретил его.
подвернувшуюся под руку кнопку, затем стал терпеливо ожидать, что будет
дальше. Двери открылись с едва слышным шипением. Оказалось, что я приехал на
одиннадцатый ярус. Я медленно пошел к большой стене, за которой находилась
лаборатория Гообара.
определенном положении плиты пропускали свет, в другом - поглощали его.
Теперь стена была темной и переливалась, как покрытая бархатом. В одном
месте на уровне головы в ней имелось оконце. Я заглянул в него: была видна
часть лаборатории с математическими аппаратами, поднимавшимися до самого
потолка. Лабораторию заливали потоки света. В первое мгновение мне
показалось, что она пуста. В глубине комнаты я заметил слабое повторяющееся
движение: это ритмически колебались стрелки реле.
казалось, разговаривал с кем-то невидимым; его голос поглощался стеклянной
стеной и не доходил до меня.
забыв, что меня могут заметить. Теперь Гообар стоял, расставив ноги, подняв
вверх руку, в которой была зажата небольшая черная палочка, и что-то быстро
говорил. Перед ним на экранах двигались бледно-зеленые линии..
странное зрелище: Гообар, казалось, объяснял что-то собранной вокруг него
группе машин. Центральный электрический мозг, огромный металлический массив,
выпуклый, как лоб гиганта, покрытый толстым панцирем, с глазницами
циферблатов, отвечал ему рядами расчетов и чертежей, которые появлялись и
вновь исчезали на его экранах. Гообар читал эти ответы и медленно качал
головой в знак несогласия. Иногда он принимался шагать с выражением
отвращения на лице, но, сделав несколько шагов, вновь поворачивался к
машине, бросал отдельные слова, дотрагивался до какого-нибудь контакта,
уходил в сторону, что-то вычислял при помощи небольшого электроанализатора,
затем возвращался с карточкой и бросал ее внутрь машины. Машина начинала
работать, экраны загорались и гасли, и по временам казалось, что машина
понимающе подмигивает ученому зелеными и желтыми глазами. Но тот,
ознакомившись с тем, что она хотела ему сообщить, вновь покачивал
отрицательно головой и отвечал односложно: "Нет!"-я уже научился различать
это слово по короткому движению губ.
ней черной палочкой останавливал автомат, подводивший длинный итог, и
заставлял повторять расчеты; вдруг, нахмурив брови, он отбросил в сторону
палочку и скрылся из поля зрения. Несколько мгновений в лаборатории не было
никого, только автомат все медленнее выбрасывал на остывавшие и как бы
превращавшиеся в куски зеленого льда экраны свои чертежи, словно еще раз
продумывал без хозяина все отвергнутые аргументы.
направился к электромозгу. Ученый отступил, прищурил глаз и что-то сказал
механоавтомату. Тот вооружился сверлом, проделал в бронированной лобной
плите электромозга отверстие и отодвинул при помощи рычага его наружную
оболочку. Затем механический хирург остановился, а Гообар стал смотреть
внутрь открытой машины, потом взял несколько мелких инструментов и начал
менять соединения проводов. Некоторое время он пристально всматривался в
обнаженную полость, в которой извивались серебряные и белые витки проводов,
и еще раз переместил некоторые из них; наконец по его знаку механоавтомат
поднял подрезанную лобную плиту и установил ее на прежнее место.
пальцах ученого вновь возникла, как по волшебству, черная палочка. Гообар
сел на высокий стул и долго смотрел на появляющиеся в глубине экранов
кривые, наконец утвердительно кивнул головой и сказал что-то, вглядываясь в
невидимую для меня часть комнаты.
область математики, нужда в которой возникла в связи с новыми достижениями
науки, и что я был свидетелем операции, при помощи которой он направлял
рассуждения электромозга на новые рельсы.
Орлов Алекс
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Акунин Борис
Буркатовский Сергей