Чтение 32–й страницы книги ~Колокол солнца~

Декартом, Гассенди, в отличие от них он становился вольнодумцем, идя
дальше проповедуемой Кампанеллой терпимости к любой религии или попытки
Декарта при отрицании слепой веры доказать существование бога
математически. Сирано, опираясь на материализм Демокрита, развитый
Гассенди, готов был вообще отказаться от веры в бога, допускающего на
Земле торжество зла, жестокости, изуверства и преступлений, допускаемых
сидящими на святом престоле папами. Некоторые из них причастны были и к
отравлению неугодных, к ложным обвинениям в ереси, а один раз даже к
скандальному обману, когда после смерти очередного папы выяснилось, что он
был... женщиной, которой доступ даже в священники был закрыт. Причастны
многие папы и к тягчайшим злодеяниям, творимым от их имени святой
инквизицией. И бог их, представителем которого, как наместники святого
Петра, они себя провозглашали, никогда не приходил на помощь страждущим и
несчастным, обещая им избавление от всех бед лишь в загробной жизни. И
велись без конца под сенью креста истребительные войны, даже "столетние",
несущие смерть, опустошение, горе и бесправие людям.

Сознание всего этого пока лишь зрело в уме отважного дуэлянта,
воспринимавшего жизнь с одной лишь стороны, считая, что шпага, которой он
виртуозно владел, решает все. Однако он с горечью подумал, что его успехи
могут быть названы "удачами неудачника", да, по существу своему, они и
были таковыми.

Трезво размышляя, он уже понимал, что вечером, когда враги в
неистовой толпе накинутся на него со всех сторон, сталь едва ли окажется
лучше перышка.

Шагая по Парижу мимо карет с гербами на дверцах, цокающих подковами
запряженных цугом лошадей, надменных всадников в шляпах с перьями и
подобострастно кланяющихся простолюдинов с унылыми, сытыми или веселыми
лицами, толстых, переваливающихся с ноги на ногу матрон и куда-то спешащих
хорошеньких парижанок, Савиньон, погруженный в себя, ничего этого не
замечал, направляясь прямо в былой свой коллеж, где нашел экзекутора и
впервые по собственной воле провел вместе с ним три часа в свободном, к
счастью, карцере, после чего уснул мертвым сном.

Кетсаль-Августин еле растормошил его, когда начало смеркаться,
заставив проделать упражнения на быстроту движений.

Карета кардинала, запряженная бешеными лошадьми, обогнала Савиньона.
Кардинал спешил в Лувр сообщить королю важную весть. Но она не касалась,
конечно, ведущихся военных действий, отраженных на разложенных в кабинете
Ришелье картах, бесед с послами союзных по Тридцатилетней (как
впоследствии ее назвали) войне с обескровленными ею странами, в первую
очередь с Испанией и Габсбургской династией. Дело на этот раз для короля
было куда более важное, способное привести его величество в хорошее
расположение духа, которого он со вчерашнего проигрыша в карты пятисот
пистолей был лишен, встретив приехавшего в неурочный час кардинала с самым
хмурым видом.

Несмотря на стремление короля Людовика XIII выглядеть всегда
величественно, все же ему не удавалось скрыть природной пронырливости и
своих порывистых движений, чем-то роднивших его с известным нам уже
крысоподобным маркизом де Шампань. Выставленная вперед голова с
топорщащимися подкрученными усами, тяжелая бурбонская нижняя часть лица,
скрашенная остренькой бородкой, создавали впечатление, что королю все
время надо что-то выискивать для себя особо приятное, могущее доставить
удовольствие.

- Ваше величество, хочу напомнить вам, что сегодня день святого
Эльма, - обратился к нему со смиренным, но многозначительным выражением в
голосе кардинал Ришелье.

- Да заступится он за нас перед всевышним, - пробормотал король,
добавив: - В нашей стране мы чтим его наравне со справедливостью, о
которой печемся.

- Это известно всей Франции, и потому я и решился сегодня, ваше
величество, предоставить вам удовольствие.

- Удовольствие? - насторожился король, поведя выступающим вперед
носом. - Охота, бал или что-нибудь менее людное? - со скрытым значением
произнес он, улыбаясь и пряча лукавый взор.

- Зрелище, ваше величество! Еще вчера я приказал привезти к Нельской
башне и сложить напротив вашего дворца изрядный запас топлива, и сегодня,
когда стемнеет, там будет разложен великолепный костер, который волшебно
отразится в Сене и даст возможность и вам, ваше величество, и ее
величеству, прекраснейшей из королев, и всем вашим приближенным получить
наслаждение от редкой, невиданной дотоле иллюминации.

- Как это вам пришло в голову, Ришелье? Вы радуете меня! Я уже думал,
что умру от скуки, вы ведь знаете, как она мучает меня!

- Огни, ваше величество, вспыхивающие в грозовые дни божьего гнева на
устремленных в небо остриях церкви святого Эльма, навели меня на мысль,
что день этого святого, даже вдали от его церкви, надо отмечать огнем. И
это будет красиво!

Король оживился:

- Вы истинно государственный человек, кардинал! Ваши предлагаемые мне
решения всегда проникнуты высшей мудростью. Мы с вами будем вместе
наблюдать за вашей выдумкой, сидя у окна за шахматным столиком. Вчера я
так досадно проигрался в карты!

- Вам, несомненно, удастся взять реванш за шахматной доской, ибо я не
знаю другого такого мастера этой игры, как ваше величество.

- Можно подумать, что я никогда вам не проигрываю.

- Только из снисхождения, ваше величество.

- В таком случае мы разыграем испанскую партию, хотя вы и терпеть не
можете испанского короля.

- Моя задача освободить вас от этих докучливых политических забот,
ваше величество.

- Хорошо, кардинал! Я сам объявлю придворным о предстоящем зрелище,
уготовленном нам вашей заботой. Пришлите ко мне церемониймейстера двора.

Кардинал величественно поклонился, но не двинулся с места. Лишь когда
какой-то вельможа стал раскланиваться с ним, он послал его, как лакея, за
церемониймейстером.

Король усмехнулся. Ему было приятно хоть чем-нибудь досадить
кардиналу.

К вечеру по случаю иллюминации, посвященной святому Эльму, о чем
прошел слух по всему Парижу, обитатели Лувра во главе с королем и
королевой Анной увидели, что к берегу Сены стали съезжаться богатые
экипажи.

В их числе карета с графским гербом на дверцах, в окошке которой
виднелось прелестное, уже знакомое нам личико очаровательной графини с
кокетливой родинкой на щеке.

Ее уже ждал сразу при ее появлении спешившийся всадник, по-крысиному
ловко юркнувший к открытому окну остановившейся кареты.

- Что нового у вас, маркиз? - жеманно спросила графиня де Ла Морлиер,
ответив на церемонное приветствие своего приближенного. - Вы перестали
баловать меня пикантными подробностями, а это грозит вам потерей моего
расположения.

- Упаси бог, графиня! Лучше мне попасть в клетку смертника. Но я
сумею увильнуть от этого, поскольку у меня припасено нечто особенное!

- Что? Что? - почти высунулась из окна прелестная графиня. - Неужели
она и он?.. Ах, это просто ужас!

- О нет, мадам! Еще пикантнее!

- Не мучьте меня, я сгораю от нетерпенья!

- Сгорать будете не вы, а нечто совсем другое, графиня!

- Это связано как-нибудь со святым Эльмом! Говорите же!

- Огни святого Эльма возгораются в дни божьего гнева, громыхающего в
небесах. Сегодня можно ждать грома.

- Боже мой! Гром в ясном небе? Мне страшно.

- На этот раз гроза будет особенной. Не в небе, а на земле.

- Может быть, здесь небезопасно и нам лучше уехать?

- Вас отделит от нее река! На том берегу, мадам, произойдет это
пикантное, я бы сказал, событие.

- Как? У Нельских ворот, у всех на виду? Срам какой! Вы просто
невозможны, маркиз.

- Костер, разложенный для всеобщего удовольствия, будет не простым.

- Ну, ясно не простым. В честь святого Эльма. Я уже поминала его в
своей утренней молитве.

- На костре будут сожжены книги осужденного святейшим папой Декарта.

- А кто это такой? Еретик? Так почему же его самого не сожгут на этом
костре?

- Он успел укрыться в Нидерландах, мадам.

- Какая жалость! Я никогда не видела сожжения людей! Говорят, они
кричат. От одной только мысли об этом у меня мурашки бегут по спине.

- Я хотел бы быть одним из этих "мурашек".

- Оставьте вы! У меня замирает сердце!

- Вашему столь дорогому мне сердцу еще придется замереть сегодня,
мадам.

- Неужели? Значит, его все-таки поймают и сожгут?

- Если не его, то кого-то другого вам придется помянуть сегодня в
вечерней молитве. Вы видите эту карету?

- Конечно! Кто в ней?

- Баронесса де Невильет. Она явилась сюда ради него...

- Боже мой! Она же стара, у нее столько морщин. И все-таки ради
кого-то примчалась сюда? Поистине маленькая собачка до старости щенок!

- Графиня! Вы так же прекрасны, как злы! Она приехала ради своего
крестника.

- Вот как? Кто это?