Чтение 32–й страницы книги ~Возвращение "Викинга"~

случай - и как же вовремя они обнаружились!

Несколько луковиц я положил в поясную сумочку. Почувствовал себя
несколько лучше - и в путь. Я рвался к "Викингу". "Викинг"- это мой
дом, частичка моей далекой любимой Земли. Я верю, что движусь в нужном
направлении. Стимулин придал мне силы, и я снова полон надежды.

Это я сейчас знаю, что время дождей на чужой планете - единственное
время года, когда о вылазке в джунгли и помышлять нечего. Грозы -
"судная неделя" для множества животных. Они тысячами гибнут в оврагах
и долинах, не успев забраться на холмы. Они приближаются стремительно.
На земле подобного рода стихийные бедствия большинство животных
предчувствует и уходит в безопасные места. Здесь же, по моим
наблюдениям в течение четырех лет, ни люди, ни животные не чуяли беды.
Она заставала всегда врасплох. Вместо того, чтобы убегать, животные
забивались в чащу в самых пониженных местах долин и оврагов. Можно
сказать так: многие из них случайно спасаются, но погибают не
случайно. После гроз хищникам и санитарам лафа - не тратя больших
усилий, на неделю обеспечивают себя едой. Травоядные тоже
благоденствуют - вчера еще выжженные зноем луга сегодня покрываются
сочным разнотравьем...

Наверное, потому и оставил в покое дикий кабан беззащитного
пришельца. Постоянно раздраженные в засушливую пору, эти звери
миролюбивы во время дождей. Словом, сезон дождей - это такое время,
что если тебя не унесет потоком, не придавит падающее дерево и не
попадешь под оползень, то останешься жив.

Жуткое зрелище являют собой оползни. Стоит огромный холм. На нем
спокойно растут кусты и деревья, между кустами пасутся животные. И
вдруг холм вздрагивает. Вслед за тем его пробирает мелкая дрожь. Еще
мгновенье - и склон холма с тяжким стоном начинает ползти вниз. Еще
мгновенье - и все переворачивается вверх ногами с грохотом и треском.
Движущаяся масса с нарастающей скоростью сметает все на своем пути;
даже огромные скалы, сорванные с места напором стихии, летят кувырком,
как обычные камни. Бедствие со всего маху обрушивается в долину и с
тяжким гулом врезается в противоположный склон...

Помня, что тучи движутся с моря, я старался идти против их
движения. За моей спиной оставались крутые подъемы и скользкие спуски.
Я потерял им счет. Я почти уверовал в то, что еще один холм, еще два,
три, пусть десять - и я увижу море.

На какой-то вершине холма, когда я остановился перевести дух, в
желудке началась невыносимая резь. Сразу же появилась тошнота со всеми
ее последствиями. Я не мог стоять на ногах, чувствовал, что теряю
сознание. Встал на колени перед ближайшей лужей и попытался выпить как
можно больше воды. Вода изверглась обратно вместе с содержимым желудка
- травой и луковицами. Я, корчась от болей, катался в грязи. Живот
сводило судорогами. Потом я потерял сознание.

А когда пришел в себя, понял, что проиграл битву, а, возможно, и
жизнь.

Хорошо помнится, как я пил воду. Я переползал от лужи к луже, чтобы
напиться до одури и сразу же извергнуть ее. Я пил ее снова и снова,
потому что только ощущение свежевыпитой воды на короткое время
успокаивало болезненную жажду.

...Лежу на спине. В лицо хлещут дождевые струйки. Временами дождь
прекращается, и тогда я смотрю, как надо мной проносятся низкие тучи.
Вершины холмов - я вижу их краем глаза - покачиваются. Стоит мне
слегка пошевелить головой, как начинается головокружение. Понимаю, что
не могу лежать бревном, надо что-нибудь сделать, но что - это было
недоступно моему пониманию, двигатель воли работал вхолостую,
луковичный яд опустошил мозг, мышцы отказывались повиноваться...

Я ловлю открытым ртом капли дождя. Жажда больше не донимает,
желудок напоминает о себе тихим нытьем. Лежу и боюсь новых приступов
боли. Надеюсь, что ядовитый костер погашен. Мысли и опасения за
собственную судьбу странно притуплены. Во всяком случае, движение туч
занимает меня больше. Иногда кажется, что они плывут так низко, что
стоит протянуть руку - и пальцы запутаются в их длинных космах. Но я
не могу поднять руку. Переворачиваюсь на живот. Это стоит мне стольких
сил, что я валюсь лицом в глинистую землю. Пальцы погружаются в грязь,
подсознательно ощупывают ее, направляемые стереотипом профессии,
отмечают крупные и мелкие каменные фракции...

Мир, окружающий меня, кажется нереальным...

Возвращаюсь в себя от сильной боли в бедре. Мгновенно осознаю, что
источник боли - внешний. Бью сапогом другой ноги. Зверь величиной с
собаку отскакивает от меня с рычанием и визгом. Возникает тревога.
Может, благодаря ей мир обретает резкие черты реальности. Я
приподнимаюсь на локтях, сажусь и сжимаю в руке скальпель. Из сумерек
на меня уставились настороженные морды шакалов.

Их несколько... Три или четыре. Наблюдают за мной с расстояния в
несколько метров. Чувствую - готовы к нападению. Швыряю в них камнями.
Отскакивают с визгом, но не уходят. Выжидают, оценивают: если
достаточно ослабел - нападут все вместе, если еще способен дать отпор,
будут держаться на расстоянии. Для них я загадка. Такого еще не
видели.

Я тоже отмечаю их особенности: тонкие лапы, поджарые туловища,
головы непропорционально большие. Челюсти мощные, видно, способны
разгрызть любую кость, что и требуется от хищников-санитаров. Эти
стайные звери сокращают мучения раненых или больных животных,
подбирают остатки после пиршества крупных хищников.

Даю им понять, что ко мне они пристроились слишком рано. Скальпель
сверкает в сумеречном свете. Рана в бедре болит. Когда я попадаю в
шакала камнем, он с визгом отскакивает в сторону и с рычанием
возвращается на прежнее место. Мне не страшно, чувствую, что с ножом
сумею отбиться. И они это понимают и потому скромно стоят полукругом в
десятке метров от своей потенциальной жертвы. Они дрожат и
повизгивают, хвосты волокутся по земле. Мне становится не по себе от
их пристальных немигающих желтых глаз.

Темень опускается на землю. Один из шакалов, задрав морду, хрипло
воет. Откуда-то из-за скал доносится ответный вой, похожий на эхо...
Через некоторое время из дальних кустов выскользнули новые тени. Мои
враги получили подкрепление. Множество шорохов и взвизгивания в кустах
указывало на то, что подкрепление довольно серьезное. И нетерпеливое.
Бросаться камнями и дальше было бессмысленно; я разбросал все камни,
да и что толку! Моя тревога нарастала по мере того, как сгущалась
темнота. Не собираются ли шакалы наброситься на меня всем скопом,
когда я и увидеть их не смогу? Звери, наверное, понимают, что в
темноте я перед ними беззащитен, а их осторожность убывает, когда их
становится больше. Шакалы постепенно суживают вокруг меня кольцо, я
швыряю в них комьями грязи, но они только скалятся... Их клыки
светятся в опасной близости. Судя по голосам, доносящимся с различных
сторон и расстояний, шакалы продолжают стягиваться. Неужели моя судьба
решена? Умереть, отравившись местными растениями, - это одно, и совсем
другое - быть растерзанным шакалами. Ощущение близкого конца
мобилизовало во мне какие-то резервы, и я поднялся на ноги. Звери
подались назад. Я не сомневался ни секунды в том, что если я упаду,
это станет для них сигналом к нападению. Странное атавистическое
желание овладело мною - захотелось рычать. Во мне, разбуженные
смертельной опасностью, завопили голоса всех моих древних предков. И я
зарычал, насколько хватило моих сил. И одновременно шагнул вперед,
разорвав кольцо моих врагов. По шорохам понял, что звери передо мною
разбежались. Я двинулся вперед, всей своей кожей чувствуя, что стая
устремилась за мною следом. Значит - преследование? Господи, только бы
не упасть! Я должен показать шакалам, что сила у меня есть. Надо
только тверже и увереннее ступать, без паники, спокойно. Только бы не
зацепиться за что-нибудь, не споткнуться о камень. Заросли хватают
меня за ноги, я упорно раздвигаю их всем своим слабым телом, иду туда,
где слабо светится линия горизонта над холмом. Начался подъем.
Кустарник расступился. Обрадовала мысль, что вырвался из долины, как
будто холмы обязались быть со мною в союзе. В темноте, на фоне более
светлого неба, появились высокие тени деревьев. Сзади, чуть поотстав,
за мною тянулись шакалы. Их неверные тени охватывали меня полукольцом.
Значит, на что-то надеются, думают, что я не могу уйти далеко...

Под кроной одного из деревьев я ударился головой о толстую ветку и
выругался. При звуке моего голоса звери шарахаются - это радует. Надо
осторожнее проходить под деревьями. Но уже под следующим я ударился
лбом с такой силой, что если бы не схватился руками за ветку, упал бы
наверняка. Я буквально повис на ветке - ноги подкосились, в голове
прозвучал колокольный звон. Мне показалось, что звери бросились на
меня. Какая-то мощная сила - я до сих пор сомневаюсь, что моя, -
бросила меня вверх, к ветвям, и я опомнился, только когда оказался
высоко над землей. Под моими ногами раздалось злобное рычание и
царапанье когтей о кору дерева. Множество фосфоресцирующий глаз
закружилось вокруг. Я поднимался еще выше, пока не почувствовал себя в
недосягаемости. Этот факт меня так обрадовал, что я нашел в себе силу
издевательски посмеяться над моими преследователями. И еще я отметил,
что впервые в жизни карабкаюсь на дерево, а поскольку сделал это
молниеносно, то и похвалил себя, кажется, в голос...

Шакалы сторожили меня до рассвета. Они безмолвно ожидали, что я,
может быть, свалюсь и в любом случае никуда не денусь. Я расположился
в развилке между несколькими довольно толстыми ветвями, уселся
поудобнее, да еще и пристегнулся поясом...

Когда посветлело, я еще видел сверху их узкие спины, обескураженные
морды неудачников, глаза, поглядывающие на меня уже без всякой