его между спиной и связанными руками и ногами. Колени, на которых покоилась
большая часть его веса, вдавились в песок. Перед ним горел костер, и едкий
дым слепил глаза. Опять вернулся ужасный запах; по-видимому, он поднимался
из стоявших вокруг костра горшков и котлов. На берегу тут и там виднелись
другие костры и сосуды.
опустили у костра. Мистер Один встал сбоку от толстяка, повернув к Хорзе
грязное лицо с глубоко посаженными глазами. Золотой гигант на носилках
хлопнул круглыми ладонями и сказал:
открыл было рот, чтобы назвать свое имя, но Фви-Зонг продолжал:
человеческий мясо, выплюнутый из отвратительный помои плод, лакомство для
дележка в честь наша победа над ядовитый извержения неверия! Ты быть знак
фатум, который мы сказать наше спасибо! - Громадные руки Фви-Зонга
поднялись, и на плечах по обеим сторонам башнеподобной головы заколыхались
складки жира; они едва не закрывали уши. Фви-Зонг что-то пропел на
незнакомом языке, и толпа несколько раз повторила фразу.
заговорил на марайне. - Ты быть знак, благословение фатума. Ты быть один,
кого должно быть много, один-единственный, кто должен стать разделенный.
Твой станет быть тот полученный дар, благословенный красота причастия!
следует отвечать таким людям? Хорза откашлялся, все еще надеясь, что
что-нибудь придет в голову, но Фви-Зонг опять не дал ему заговорить.
пожиратели грязь, пожиратели песок и деревья, и трава, простейшие, самые
возлюбленные, самые истинные. Мы стараться готовить себя к наш день
испытаний, и сейчас этот день есть прекрасно близко! - Голос
золотисто-коричневогв пророка стал пронзительным. Он развел руки, и складки
жира снова заколыхались. - Так гляди на нас, которые ждать время восхождения
с эта мертвая равнина, с пустые животы и внутренности, с голодные души!
большие раскормленные черви.
заговорил, обращаясь к грязной толпе, и его голос забулькал над золотым
песком, кострами и мрачными, исхудавшими людьми.
парому с открытыми дверьми. И чем дольше он глядел на паром, тем тверже в
нем была уверенность, что это машина Культуры.
мгновением крепла. Вероятно, он был сорока или пятидесятиместным - как раз
достаточно, чтобы забрать всех виденных им на острове людей. Он не казался
особенно новым и скоростным и, по-видимому, был совсем невооружен, но что-то
в этой простой и функциональной конструкции выдавало Культуру. И телега,
которую тащат животные, и автомобиль, спроектированные Культурой, несмотря
на бездну времени между эпохами, которые они представляли, все равно имели
бы что-то общее. Хорзе бы помогло, если бы Культура нанесла какую-нибудь
эмблему или надпись, но она, бессмысленно избегая всякой помощи и
нереалистичная до крайности, отказывалась доверять символам. Она стояла на
том, что она такая, какая есть, и не нуждается ни в каких внешних признаках.
Культура была каждым отдельным принадлежащим ей человеческим или машинным
существом, но вовсе не их единством. Сама ее суть не позволяла ей связать
себя оковами каких-либо законов, обнищать деньгами или пойти за вождями в
безумие, и точно так же она была неспособна неверно представить себя с
помощью каких-либо символов.
гордилась, и Хорза не сомневался, что машина перед его глазами, если она
действительно была машиной Культуры, должна иметь на корпусе, внутри или еще
где-то хоть несколько надписей на марайне.
исхудавшим людям вокруг костра? Вряд ли. Слишком примитивным был марайн
Фви-Зонга. Хорза и сам не владел в совершенстве этим языком, но знал его
вполне достаточно, чтобы понимать, с каким трудом пользовался им Фви-Зонг.
Кроме того, не в обычаях Культуры одаривать своими машинами религиозных
безумцев. Может, паром здесь для того, чтобы эвакуировать этих людей?
Доставить их в безопасное место, когда высокотехнологичное дерьмо Культуры
ударит по Вавач-орбитали, этому вращающемуся вентилятору? Чувствуя, как
испаряется последнее мужество, Хорза сказал себе, что скорее всего так и
есть. Значит, уйти нет никакой возможности. Или эти сумасшедшие принесут его
в жертву, или паром Культуры доставит его в плен.
Крайклином, и весьма маловероятно, что электронные мозги Культуры смогут
правильно восстановить все связи между ним, "ВЧВ" и Крайклином. Даже
Культура не всемогуща. Но... вероятно, они знали, что он был на "Руке Бога
137", вероятно, знали, что он ушел от них, вероятно, знали, что "ВЧВ" тогда
был в том секторе космоса. (Он вызвал в памяти статистические данные,
которые Ксоралундра с упреком приводил капитану "Руки". Да, конечно,
контактный корабль выиграл бой... Ему вспомнились плохо функционирующие
двигатели-деформаторы "ВЧВ". Они должны были производить такой килевой след,
который любой хоть немного уважающий себя контактный корабль Культуры мог
заметить с расстояния сотен светолет...) Проклятие, эти мозги вполне могут
быть способны на такое. Возможно, они проверяют каждого, кого вывозят с
Вавача. Они могут установить это за считанные секунды с помощью
одной-единственной клетки тела, одной чешуйки кожи, единственного волоска.
Насколько известно, у них уже есть пробы его тела. Микроскопический
летательный аппарат, посланный вон с того шаттла, мог собрать крошечные
кусочки его тканей... Хорза повесил голову. Мышцы затылка заболели в сговоре
со всем остальным разбитым, измученным, смертельно уставшим телом.
жалеешь. Выкручивайся! Ведь при тебе все еще твои зубы и ногти... и мозг.
Дождись подходящего мгновения и...
ненавидимые, презираемые презренными, атеисты, преданные анафеме, послать
нам этот инструмент пустоты, вакуума... - При этих словах Хорза поднял
голову и увидел, что Фви-Зонг показывал на паром. - Но мы есть непоколебимы
в наша вера! Мы противостоять соблазны пустоты меж звезд, где жить
безбожники, преданные анафеме вакуумом! Мы остаться часть того, что есть
часть нас самих! Мы никогда не вступить в союз с великий кощунство, который
есть материальность. Мы стоять, как скалы и деревья - крепко укоренившись,
прочно, железно, несгибаемо! - Фви-Зонг снова раскинул руки, голос его
гремел. Мужчина с резким голосом и грязной светлой кожей что-то прорычал
сидящим, и они зарычали в ответ. Пророк улыбнулся Хорзе через костер.
Скривившийся в улыбке рот Фви-Зонга образовал темную дыру, из которой
выпирали четыре маленьких клыка. Они блеснули в солнечном свете.
закончил фразу, и только потом закашлялся. Улыбка Фви-Зонга исчезла.
пользоваться. Добыча из моря и солнца, и ветра, который послать нам фатум.
Хи-и-хи-и. - Улыбка Фви-Зонга вернулась вместе с каким-то девичьим
хихиканьем, и большая ладонь приподнялась, чтобы прикрыть пухлые губы. -
Фатум признать свой пророк, посылать ему лакомство! И это тогда, когда
некоторый в мой стадо иметь задний мысли! Эй, мистер Один?
рядом с гигантом. Мистер Один кивнул.
Так говорил пророк.
голову к Хорзе. Наконец-то, подумал Хорза, я знаю, что он мужчина. Что бы
для меня это ни значило.
но продолжал смотреть на Хорзу. - Дар моря должен увидеть судьбу, которая
его ожидает, - продолжал мистер Один. - Может быть, этот предатель и трус
Двадцать Семь...
Хорза думал, что видит маленькие белые глаза, направленные на него из
маленьких щелочек. - О да, доставить сюда этот трус! Позволить нам сделать
то, что должно сделать.
Несколько человек встали и отправились за спиной Хорзы в направлении леса.
Остальные запели что-то похожее на псалом.
приближающихся воплей и криков. Наконец люди вернулись. Они несли толстый
короткий шест, подобный тому, к которому был привязан Хорза. На шесте висел
молодой мужчина, что-то орущий на незнакомом языке и вырывающийся изо всех
сил. С его лица на песок падали капли пота и слюны. Шест был заострен на
одном конце, и это острие загнали в песок за костром напротив Хорзы, так что
молодой человек мог видеть Оборотня.
человека. Тот дрожал и стонал, глаза его вращались в глазницах, а с губ
капала слюна. - Это быть мой невоспитанный малыш, который после свой
возрождение носить имя Двадцать Семь. Он быть один из наших уважаемых и
любимых сыновей, один из наших помазанных, один из наших солакомств, один из
наших братский вкусовой почки на большой язык жизни. - Голос Фви-Зонга
рассыпался смехом, как будто он вдруг осознал абсурдность роли, которую
играл и не устоял перед искушением переиграть. - Это щепка от наше дерево,
это песчинка из наш берег, этот заблудший осмелиться подбежать к семь раз
проклятый инструмент вакуума. Он пренебречь даром бремени, который мы его