состоянии долго шататься вокруг Портнейла, разыскивая моего отца или нюхая
воздух в поисках запаха горелых собак.
может подождать до ночи и подойти к дому (я был уверен, он подойдет к нему,
он бы не прошел весь путь, а потом повернул обратно в последний момент, не
так ли?) или он достаточно рискнул, когда позвонил и решил, что ничего не
потеряет, если прямо сейчас направится к дому. Но с тем же успехом он мог бы
придти вчера, что его задержало? У него был план. Или я слишком резко с ним
говорил. Почему я положил трубку? Идиот! Может, он собирался сдаться или
повернуть обратно! Ведь я оттолкнул его, я, его родной брат!
к каким выводам. Мне пришлось предположить: Эрик собирался со мной
связаться. Значит, я должен вернуться домой, куда он либо позвонит, либо
придет раньше или позже. К тому же дом был центром моей силы, а также место,
которое я должен защищать. Решив так, с легким сердцем и конкретным планом -
если это и был план бездействия - я повернул в сторону дома и побежал
обратно.
3
кухне, потом встал вымыть стакан и убрать бутылку из-под виски. Я долго пил
апельсиновый сок, наполнил кувшин соком со льдом, взял пару яблок, половину
булки хлеба, сыр и перенес все на чердак. Я взял стул, который обычно стоял
около Фабрики и поставил его на платформу, сложенную из древних
энциклопедий; открыл окно с видом на большую землю и сделал подушку из
старых, выцветших штор. Сел на мой маленький трон и стал смотреть в бинокль.
Через несколько минут я достал старое - бакелит-и-катодные-лампы - радио из
ящика с игрушками и включил его во вторую розетку через переходник. Я нашел
третий канал, там передавали оперу Вагнера, прямо под настроение, подумал я.
Я вернулся к окну.
двигались, участки ландшафта вдруг оказывались залиты ярким, ослепительным
светом солнца. Иногда свет затапливал дом, я наблюдал, как тень от моего
сарая медленно двигалась по кругу, день перешел в вечер, и солнце двигалось
за рваными облаками. Немного выше старой части города солнце отражалось от
окон новых домов, которые стояли среди деревьев. Постепенно один ряд окон
прекращал отражать свет, другие ряды начинали, кое-где сплошной ряд
прерывался случайными дырами открытых или закрытых окон, или машинами,
движущимися по улице. Я выпил сока, подержал кубики льда во рту, а горячее
дыхание дома мягко колыхалось вокруг меня. Я продолжал равномерно водить
биноклем, забираясь как можно дальше на север и на юг, стараясь не выпасть
при этом из окна. Опера закончилась, за ней передавали ужасную современную
музыку, звучавшую как еретик-на-дыбе и горящая-собака, я не выключил радио,
чтобы не дать себе уснуть.
нырнул в проем двери с чердака и скатился по лестнице, сорвал трубку и
поднял ее ко рту одним плавным движением. Я был счастлив из-за своей
сегодняшней прекрасной координации и спокойно сказал:
тыы?
услышал, как он глубоко вздохнул. - Франц, знаешь, я всег-гда любил
тебя?звоню?я?звоню?приходи? приходи сюда, сынок. Они поймали Эрика, сынок.
стоял телефон. На обоях был узор из листьев, зеленый на белом с чем-то вроде
сетки для вьюнков, просвечивающей кое-где сквозь зеленое. Обои были
приклеены слегка косо. Я никогда не намечал эти обои, ни разу за все годы, в
течение которых я разговаривал по телефону. Ужасно. Отец сглупил, когда их
купил.
потом опять. - Франц, тыы там? Скаж-жи что-то, сынок. Я?Скажи?Я ск-казал,
они поймали Эрика.
библиотеки.
повесить трубку, потом телефон отключился.
ощущение стального осколка, который двигался с грохотом сердца и
головокружением.
вдруг понял: мои ноги устали и побаливали, я перегрузил их в последние дни.
4
большой земли. Для половины седьмого было довольно темно, над сухой землей
был летний полумрак. Несколько птиц сонно заворочались, когда я проходил
мимо. Их много сидело на проводах телефонной линии, идущей на остров по
тонким столбам. Овцы издавали свое безобразное, отрывистое блеяние, ягнята
им отвечали. Птицы сидели на столбах ограды из колючей проволоки, где клочки
грязной шерсти обозначали овечьи следы. Не смотря на всю воду, которую я
выпил за день, моя голова снова начала тупо болеть. Я вздохнул и продолжал
идти сквозь медленно уменьшающиеся дюны, мимо неровных полей и не правильной
формы пастбищ.
дюне и вытер лоб. Я стряхнул каплю пота с пальцев, посмотрел на неподвижных
овец и торчащих на столбах птиц. Услышал звон колоколов, доносящийся из
города, вероятно, из католического собора. Или прошел слух, что их проклятые
собаки в безопасности. Я хмыкнул, издал звук вроде смешка, посмотрел над
травой, высохшими кустами и сорняками на колокольню Шотландской Церкви. Я
почти видел библиотеку. Я чувствовал, как жаловались на усталость мои ноги,
зря я сел. Когда я встану и пойду, ноги будут болеть. Черт возьми, я знал, я
просто откладываю визит в город, так же как я откладывал момент выхода из
дома после звонка моего отца. Я оглянулся на птиц, похожих на ноты,
нарисованные вдоль тех же проводов, которые принесли новость. Я заметил:
птицы избегали садиться на одну из секций между двумя столбами.
ощупал собственную грудь - я оставил его в доме. Я встал и пошел по неровной
земле, в сторону от дорожки, побежал трусцой, потом побежал, наконец
припустил изо всех сил через сорняки и тростник, перепрыгнув загородку на
пастбище, где вскочили и разбежались, грустно блея, овцы.
столба на большой земле. Я посмотрел вверх, убедившись, что это не глюк.
Ближние птицы взлетели и, крича темными голосами в почти неподвижном
воздухе, кружились над высохшей травой. Я сбежал к столбу, который стоял на
другой стороне залива, на острове. Ухо, покрытое короткой черно-белой
шерстью, еще сочащееся кровью, было прибито к столбу. Я дотронулся до уха и
улыбнулся. Стал дико оглядываться, но быстро успокоился. Посмотрел в
направлении города, где торчала как обвиняющий палец колокольня.
выключив тормоза, стуча по утоптанной тропке, взбежал на Прыжок и перелетел
через него. Я кричал, потом заткнулся и стал расходовать дыхание только на
бег.
5
остановившись проверить телефон. Он был мертв. На чердаке я быстро осмотрел
округу в бинокль, собрался, приготовился, проверил. Сел на стул, включил
радио и продолжал наблюдать.
телу волну нутряной радости, я задрожал, не смотря на жару. Лживое старое
дерьмо, он пытался выманить меня из дома, поскольку он боялся встречи с
Эриком. Боже мой, я был глуп, когда не услышал откровенную фальшь в его
пьяном голосе. И у него хватило совести кричать на меня из-за выпивки. По
крайней мере, я пил, когда знал, что могу себе позволить, а не когда мне
нужны все мои способности на пике форме для борьбы с кризисом. Дерьмо. И он
еще называет себя мужчиной!
6
яблоко, немного хлеба с сыром и продолжил осматривать местность. Солнце
садилось, облака смыкались, быстро темнело. Теплые потоки воздуха от земли,
которые открыли щели в облаках, умирали, и серое бесформенное одеяло,
висевшее над холмами и равниной, становилось плотнее. Я опять услышал гром,
и в воздухе появилось что-то острое и угрожающее. Я был взвинчен, я
продолжал ждать телефонного звонка, хотя и понимал его невозможность.
Сколько времени понадобится моему отцу, чтобы понять мое опоздание? Упал ли
он где-нибудь в канаву или уже шел, шатаясь, во главе городского ополчения,
которое несло факелы и собиралось линчевать Убийцу Собак?
приветствовать брата или убежать из дома и спрятаться на острове, если бы
Володихин Дмитрий
Флинт Эрик
Херберт Фрэнк
Конан-Дойль Артур
Грабб Джеф
Шилова Юлия