палочкой войду в трамвай - и сразу, как по команде, десятки юношей и
девушек вскочат со своих мест, предлагая мне сесть. Пока это делают
немногие, а некоторые стыдливо отворачиваются к окну. Настанет время,
когда шустрый паренек не будет отталкивать меня от кассы в кино. Юные
футболисты не станут гонять мяч у меня под окном, когда я работаю. Поздно
ночью я буду крепко спать, зная, что милые юноши и девушки не разбудят
меня крайне важным сообщением, что "нельзя рябине к дубу перебраться".
Настанет такое время. Но, простите меня, я хочу спать сейчас, пока не
напала на меня старческая бессонница... Вы скажете - есть правила. Мой
покой охраняет милиция. Все это верно. Я слышу в окно, как вежливый
милиционер предупреждает веселую компанию. А мне стыдно за них и за нас
самих.
кажется, что об этом надо много писать и в газетах и в книгах... Мы хотим
видеть нашу смену совершенной во всем.
как бы перерезала надвое ряды бесформенных темных туч.
передачу "Альтаира". Он надеялся, что опыт и наблюдательность такого
человека, как Набатников, будут полезными в поисках аппарата. Мало ли по
каким данным профессор сможет определить местоположение теплохода. К
сожалению, в каюте нельзя было развернуть громоздкую направленную антенну,
чтобы с ее помощью определить, откуда приходит сигнал, а поэтому трудно
узнать, обогнал ли "Горьковский комсомолец" своего тихоходного собрата.
терпелось увидеть передачу с "Альтаира".
в каюту студентов. - Демонстрируется новая телевизионная техника. Поехал
отдыхать, смотреть на волжские закаты, любоваться полетом чаек, слушать
соловьев у Жигулей, а тебя опять тащат в лабораторию. Нет, братцы мои, не
жалуюсь. Так и должно быть, жизнь без техники невозможна. Мы-то к ней
привыкли. И люди, которые ее не любят, не понимают, нам кажутся
ихтиозаврами.
включая свет.
неграмотность они прикрывают глупейшими рассуждениями о разных склонностях
характера, о любви к живой природе, будто широкое развитие техники
находится с ней в противоречии. А я соловьев ходил слушать на Тверской
бульвар. Это, как вам известно, центр Москвы. Снуют машины и троллейбусы.
Милиционер через громкоговоритель регулирует уличное движение. Проносятся
в воздухе реактивные самолеты... А на бульваре цветут липы и левкои,
матери возят в колясочках детей... И вот поздним вечером, когда станет
потише, поет, заливается на все лады московский соловей. Понимаете -
московский! Не мешает ему наша, советская техника, привык он к ней, не то
что иные бородатые чудаки.
появилось изображение. Не нужно было особенно точно настраиваться, так как
мощность сигнала оказалась не маленькой. Видимо, "Альтаир" находился не
так уж далеко.
картинку.
изображением.
угол ящика. Сейчас ничего этого не было. Объектив "Альтаира" показывал
пустынную палубу, освещенную лампочками. Они вытянулись цепочкой и
пропадали где-то далеко, в глубине экрана. По борту строгим рядом белых
пик выстроились тонкие трубки, поддерживающие крышу над палубой.
не увидишь.
верил, что местоположение теплохода можно определить по разговорам
пассажиров и другим признакам. Только своим глазам верил Митяй, надеясь
увидеть на экране четкую вывеску с названием пристани. Вот это
доказательство! Все остальное, особенно Левкины домыслы, не принималось им
в расчет.
хватало места - заполнялись нижние палубы. Так было и сейчас. Пришлось
потесниться. Ящик с аппаратом прижали к самому борту, чтобы уложить рядом
другой груз. Хорошо, что объектив "Альтаира" видел палубу. Ящик с
прорезанным в нем отверстием могли бы повернуть иначе, то есть объективом
к стенке другого ящика.
техникой.
идущий по палубе, не мог даже предполагать, что за ним наблюдают, причем
не из окна соседней каюты, а совсем с другого теплохода, который плывет за
десятки километров отсюда.
расплывчатая фигура - силуэт не в фокусе на матовом стекле фотокамеры.
расплывчатость линий, уже можно было рассмотреть пышные, курчавые волосы,
освещенные лампами сверху. Но вот человек подошел совсем близко.
галстук. Плащ, небрежно висящий на руке. Наивные и вместе с тем грустные
глаза. Этого человека Женя узнал бы не только на экране вполне приличного
телевизора, но и на плохом, недодержанном негативе. Правда, к тому у
Журавлихина были свои, сугубо личные причины. Как же ему не знать Надиного
друга?
комсомольца", никто им не интересовался. Палуба все время оставалась
пустой, пока не выключился аппарат. Следующие пять минут опять было видно
Багрецова. Кто знает, не бродил ли он весь прошедший час.
но Женю заинтересовал серьезно. Багрецов знал маршрут экспедиции Толь
Толича, поэтому Надя, по просьбе Журавлихина, должна была найти следы
своего обиженного друга.
окна. - Если каким-либо способом связаться с Багрецовым, то аппарат будет
найден. Багрецов знает, кому принадлежит груз. Значит, мы все равно нашли
бы его, хоть на Южном полюсе... Но как послать телеграмму Багрецову? На
какую пристань? На какой теплоход? Хорошо бы, этот друг написал Наде,
тогда через нее можно связаться с ним".
почувствовал, что не хочет письма Багрецова. "Пусть молчит, ей не пишет.
Наде неприятно получать письма от оскорбленного друга.
невольно, но все же он изменял своим принципам. Хотелось, чтоб письмо
Багрецова затерялось, телеграммы не доходили и сам он как можно дольше не
приезжал в Москву.
Журавлихина, его деликатностью и щепетильностью.
порядок дежурств у телевизора и возвратился в свою каюту. Ему досталось
утреннее дежурство, надо как следует выспаться, чтобы не подвести ребят.
За окном было темно. "Горьковский комсомолец" обгонял гигантский плот.
стояла изба, из открытой двери падал свет на развешанное возле белье.
носочки. Из трубы шел дым. Слышался голос радио: "Ах, краснотал мой,
краснотал! Ты все ли мне тогда сказал?"
умывальнику. Все было по-домашнему на этом острове. Он, длинный, тянулся,
вероятно, на целый километр. Такие большие, но не плавучие острова
отмечаются на картах.
необычным, никогда не виданным.
собственными глазами и глазом "Альтаира". Он, как разведчик, идет сейчас
впереди.
подводил итоги первых дней путешествия. Сколько событий, сколько
впечатлений! Голубые - судаки, проступок "инспектора справедливости", его
неожиданный прыжок и печальные последствия. "Собачий мир" и парад
остроголовых. А люди какие встретились Жене! Взять хотя бы тех, что сидели
на корме рядом с "Альтаиром". Еще эта встреча с Багрецовым...
загадки далеких планет, не приключения Левы Усикова, не фильтры системы
Митяя Гораздого, даже не воспоминания о Наде беспокоили Женю. В ушах еще
звучали резкие и справедливые слова почти незнакомого ему человека. Женя
привык читать книги о себе и своих товарищах. Книги эти нравились, в них,
как в зеркале, отражалась жизнь студентов. Зачеты, дискуссии, вечера в