издал ни звука, когда Кувалдин и Архипов навалились на него. Кувалдин
быстро скрутил руки и ноги лежащего. "Вынесем без шума", - прошептал он.
Кувалдин и Архипов со своей тяжелой ношей вышли из дому. Вскоре они
подошли к зданию ревкома.
рассмеялся. - Удача, братцы! Без выстрелов и шума удалось взять самого
Маккинга.
ревком.
безобразно толст, жирное тело лоснилось от пота.
компаньоном, господином Саржинским, мы уже познакомились и оставили друг о
друге самые приятные воспоминания.
избавиться от таких разбойников, как вы.
Маккингом. Я Максим Пантелеевич Глухарев.
остановились, как вкопанные. Дверь в подвал была настежь открыта, на
пороге лежал Чапрак и страшно скалил зубы, винтовка валялась рядом. Одним
рывком Архипов выхватил маузер и, сбросив предохранитель, в два прыжка
очутился у входа в подвал. Он был пуст.
лопаткой торчал черенок финского ножа.
стянуты его руки и ноги, - все было безуспешно. Наконец он решил, что без
посторонней помощи ему не обойтись. Придется ждать утра. Внезапно он
вспомнил, что каминная решетка в спальне имеет очень острые края, и если
приспособиться, то можно перерезать жгут.
трудов стоило ему открыть тяжелую дубовую дверь. Помогая себе плечом и
ногами, он ее все-таки открыл. Слабый красноватый свет чуть тлевшего
камина освещал комнату.
выбрал наиболее удобное положение и осторожно принялся тереть волосяной
узел об острый край металлической решетки. Несколько раз ее зубья царапали
ему тело, и слуга глухо стонал от боли; передохнув, он снова принимался за
работу. Обильный пот заливал глаза, но он с величайшим упорством не
прекращал своего занятия.
Он был так слаб, что некоторое время находился в прежнем положении, кровь
пульсировала в висках. Затем он освободил ноги, поднялся и, качаясь от
слабости, зажег свечу.
совсем не было сил. В изнеможении он сел на стул и осматривал разбросанную
кровать.
ничего не взяли?" - он окинул взглядом обстановку спальни.
легкий шум привлек внимание старого слуги, он посмотрел на дверь. Крик
ужаса, готовый сорваться с его уст, замер. Напрасно его судорожно открытый
рот хватал воздух, он походил сейчас на рыбу, выброшенную из воды.
заметить темные повязки, закрывающие их нижнюю часть лица. Бесшумно, как
тени, метались незнакомые люди, переворачивали одежду, постель. Слугу
снова связали и бросили в угол, отсюда он мог видеть все, что происходило
в спальне.
одежду, выстукивали пол и тщательно обследовали все карнизы и стены
комнаты. В углу стоял тяжелый металлический сейф. Навалившись, они с
большим трудом откатили его в сторону. Один из них, тот, который, судя по
всему, руководил грабежом, обследовал пол под сейфом. Раздался треск, и
сразу же открылась небольшая дверца. Через минуту он держал свернутую
трубкой бересту.
скрылись.
чем в первый раз, в рот ему был забит кусок грубой ткани.
- его ограбили. На этот раз были настоящие разбойники". Измученный слуга
решил не делать никаких попыток к освобождению и ждать утра.
шаг, но она сделала его и теперь все уверенней шла по новому пути. Она
чувствовала, что к ней относились чуть настороженно. И тем скорей ей
хотелось растопить ледок недоверия, стать своим человеком среди
красногвардейцев.
раза в неделю Ольга дежурила в лазарете, остальное время она регулярно, по
несколько раз в день, проводила громкие читки газет.
девушке привыкли и даже полюбили. Иногда вечерами к ней подсаживался
какой-нибудь солдат и, смущаясь, просил ее написать письмо домой.
ей как-то ближе. Она уже знала, что хмурый и замкнутый Федя Скоков тоскует
по далекой девушке Оксане, что балагур и весельчак Вася Нагорный таит от
всех тяжелое горе:
единственной оставшейся в живых.
все. Это была женщина средних лет со строгим, но отзывчивым характером.
Аннушка была всегда и всюду нужным человеком. Она всегда все знала, все
умела.
Троповой при первом знакомстве.
Слова Аннушки успокоили ее. Кроме Ольги, в лазарете дежурила еще
взбалмошная, необычайно подвижная Настя.
неизменно говорила: "Так я же это знала. Ей богу, чувствовала. Не горюй,
не пропадем". И такая убежденность была в ее голосе, что невольно хотелось
верить этой хорошей душе.
запретила вход мужчинам под страхом смерти. Иногда в лазарете дежурила
учительница Вера Порфирьевна. И тотчас все трое - Аннушка, Настя и Ольга -
собирались вместе.
заботой.
взглядом: - До чего же ты красивая! Пропали наши ребята. Вот бы мне
родиться такой. - Настя критически осмотрела себя в крохотном зеркальце. -
Нос картошкой, а губы, тьфу, не губы, а срамота какая-то - и чего только
ребята целоваться лезут.
все уважают.
это ребята?! Губошлепы это, а не ребята. Чижов-то вчера полез целоваться,
так целую лужу слюней напустил. Хоть пруд пруди. Тьфу. Ну и влепила же я
ему, у него глаза на лоб полезли. "Не ждал, - говорит, - от вас такого,
товарищ Оглоблина". А я ему: "Если ты, пугало огородное, еще раз посмеешь,
так я тебе такую волосянку устрою, что ты в следующий раз за версту меня
обежишь. Понял?"
десятью в гриву. Ребята-то настоящие вон... - вздохнула Настя, - Сережка