Чтение 32–й страницы книги ~В простор планетный~

Она чувствовала себя лучше, но была очень слаба. Ее поместили в прозрачную
маленькую комнатку вроде большого шкафа. Неподвижно сидела она в удобном
кресле. Невидимые глаза и уши машины выслушивали и разглядывали ее. У
человека пять чувств, а у аналитико-диагностической машины - десятки.
Притом чувства машины много острее, чем у человека или любого животного.
Она различает сотни цветов и их оттенков, тысячи запахов. Ей доступны
ультра- и инфразвуки. Она видит и слышит, как движутся по сосудам кровь,
лимфа, как выходят и всасываются выделения желез. Она подмечает малейшие
изменения в дыхании, кровообращении, в работе сердца и всех других органов
тела.

Осязание у нее такое, что она без прикосновения прощупывает все органы
сквозь кожный покров и лежащие над ними ткани. Она фиксирует процесс
пищеварения на всех его стадиях, точно устанавливает состав крови, лимфы,
желудочного сока, желчи и всех других инкретов, толщину и степень
упругости стенок сосудов, колебания температуры в пределах десятых долей
секунды и сотых долей градуса. Она дает точную картину работы мозга и
периферической нервной системы, безошибочно определяет степень остроты
зрения, слуха, осязания, обоняния, упругости всех мышц. Она не нуждается
ни в зондах, ни в аппаратах для измерения кровяного давления, емкости
легких и так далее.

Через десять минут все было окончено. Дежурный врач держала в руке
выданный машиной свернутый рулон пленки. На нем в цифрах, буквах -
подробнейшие результаты обследования.

Над рабочим столом Рашкова висел его портрет. Так показалось Герде. На
самом деле это была отличная репродукция портрета одного из его предков,
выполненного в 1981 году. Предок, тоже Николай Рашков, в свое время сделал
выдающиеся открытия в области внутренней секреции. Игра природы создала
спустя ряд поколений весьма близкое сходство внешности этих двух людей.

Современный Николай Рашков, человек несколько озорной по натуре,
немного бравировал этим сходством.

Рашков был чуточку грузен. Но полнота скрадывалась высоким ростом.
Выражение лица живое, чуть насмешливое. Быстрые, хотя и не порывистые
движения. Волосы русые, а глаза темно-коричневые, как и на портрете, и в
глубине их, когда Николая что-нибудь волновало, вспыхивали мимолетные
яркие искорки.

Приветствуя Герду, вошедшую в его врачебный кабинет, Рашков так весело
посмотрел на нее, таким легким, изящным движением пододвинул ей кресло,
что она подумала: "А говорят, ему пятьдесят. Он выглядит по крайней мере
лет на двадцать моложе".

Сходство двух Николаев Рашковых не ограничивалось внешностью и чертами
характера. В большой мере совпадали и их научные интересы; только у
нынешнего диапазон был значительно обширнее - ведь за это время сильно
расширились горизонты науки. Уже стало невозможно быть физиологом, не
будучи одновременно врачом, и невозможно лечить, не будучи физиологом, не
зная многого из химии и физики.

- Ну что же, Герда Лагерлеф, - сказал Рашков, держа развернутый рулон с
выкладками аналитико-диагностической машины, - твой организм сравнительно
легко справляется с последствиями травмы. Есть еще некоторая слабость -
результат шока и большой потери крови. Но скоро ты будешь вполне здорова...

насколько это возможно при утрате конечности.

- Значит, скоро покину вас?

Рашков взглянул на нее серьезно, но в глазах его мелькнула лукавая
усмешка.

- Нет, Герда, - сказал он, - тебе придется пробыть у нас долго.

- Долго? - растерянно спросила Герда. - Но почему?

- Потому что ты вернулась с Венеры не для того, чтобы уйти от нас с
одной рукой.

- Да, припоминаю... мне говорили. Но разве изготовить протез... долго?

- Протез? Нет! Мы должны отрастить тебе руку.

Герда с недоумением смотрела на него. И вдруг преисполнившись
захватывающей надежды и в то же время боясь разувериться, спросила
прерывающимся голосом:

- Неужели... возможно? И ты гарантируешь - у меня будет... вторая живая
рука?

- Полной гарантии не даю, - сказал Рашков, - это дело еще новое.
Однако...

Он включил теле, набрал индекс. В комнате очутилась молодая девушка.
Она дружески поздоровалась с обоими, бросив украдкой участливый взгляд на
Герду.

Но та заметила этот взгляд. "Теперь редко встречаются такие инвалиды, -
подумала Герда, - все удивляются и жалеют".

- Что сейчас по расписанию в детском городе для среднего возраста? -
спросил Рашков.

- Свободный час.

- Ого, это удачно! Вызови, пожалуйста, к теле Марину Колоскову.

Через несколько минут вприпрыжку вбежала девчушка лет десяти, весело
поздоровалась с врачом и смущенно с Гердой, на мгновение уставившись на ее
забинтованную культю.

- Ты хотел меня видеть, - обратилась она к Рашкову.

- Я хотел, - сказал Рашков, - показать тебя этой девушке (он кивнул в
сторону Герды), чтоб она не очень расстраивалась.

- Ей совсем не надо расстраиваться, - серьезно, как взрослая, сказала
Марина, - у нее все будет хорошо.

Герда улыбнулась ей.

- Ты что сейчас делала, Марина? - спросил Рашков.

- Мы играем в пятнашки! - воскликнула девочка. - И я только-только
догнала Таю...

- Как вдруг я тебе помешал!

- Помешал, - призналась Марина, но тут же добавила: - Но я так рада
тебя видеть! Я по тебе соскучилась.

- Ну иди играй!

Девочка попрощалась и, повернувшись на одной ножке, убежала.

- Ты заметила, на какой ножке она повернулась? - спросил Рашков,
выключив теле.

- Нет... А разве имеет значение?

- Имеет. Это была правая нога. Как раз та, которую ей ампутировали три
года назад.

- Не может быть!

Рашков расхохотался:

- Я вспомнил анекдот, который прочитал в какой-то старинной книге. Одна
женщина, впервые увидев жирафа, воскликнула: "Не может быть!"

Герда улыбнулась.

- Но это так невероятно. А почему ей ампутировали ногу? Теперь это
редко...

- Тут были не совсем обычные обстоятельства. Родители Марины -
гляциологи, работали тогда в Антарктиде. Они очень соскучились по дочке и
взяли ее на время из детского города к себе. Она много резвилась, бегала.
Недосмотрели, упала со склона крутого снежного холма на твердый, как
сталь, лед и сломала ножку, да так неудачно, что часть костей ниже
коленной чашки была совершенно раздроблена. Ее доставили к нам, мы
посоветовались с хирургами. К тому времени в восстановлении тканей
организма были уже достигнуты немалые успехи. Ну и решили: ампутировать...

Герда с ужасом смотрела на Рашкова: как можно было принять такое
отчаянно смелое решение?

А он продолжил:

- ...чтобы заменить ее заново выращенной. - Рашков улыбнулся: - Дети
играют в пятнашки. Как сто и триста лет назад!

Глава 27

Наблюдения и предположения

Дежурил Жан. Пост установили на крыше палатки, чтобы расширить поле
наблюдения.

Приняв таблетку от утомления (на Венере их приходилось принимать
часто), Жан в бинокль рассматривал грибы. Но рассматривать, собственно,
было нечего: они продолжали стоять неподвижно, утратив, казалось, всякую
способность к движению. Почему это? Переваривают пищу, что ли? Как удав
кролика?

В бинокль все отчетливо видно. А грибы, наверно, не видят Жана. Есть ли
у них вообще органы зрения? А может быть, есть, и гораздо более
совершенные, чем наши? Но как бы то ни было, они, по-видимому, никак не
реагируют на близкое присутствие людей. И вообще не проявляют признаков
жизни.

Или они в самом деле умерли? Тогда и излучения не должно быть.

Ничто не меняется. Утомительно однообразное зрелище. Жан невольно
прикрыл глаза. Нет, нельзя это делать! Часовой должен быть бдительным.

То, что он увидел в следующее мгновение, показалось ему обманом зрения.

Гриб-вожак внезапно рассыпался. Словно беззвучно взорвался. Там, где он
только что стоял, - пустое место.

Второй...

Третий!..

Жан сильно постучал в крышу палатки. Вряд ли друзья крепко спали:
слишком напряженным было ожидание. Может быть, они даже оставались в