шей для нее ни в настоящем, ни в будущем никакой опасности. Ей даже дос-
тавляло удовольствие выдвигать эту холодную, наглую, ни перед чем не ос-
танавливавшуюся бездарность. Эти два существа, живя в полном согласии,
держали в своих руках всю администрацию. Они не допускали в репертуар
серьезных вещей; мстили Порпоре, не принимая его опер и ставя блестящим
образом оперы самых недостойных его соперников. С необыкновенным едино-
душием вредили они тем, кто им не нравился, и всячески покровительство-
вали тем, кто перед ними пресмыкался. Благодаря им в этот сезон в Вене-
ции восхищались совершенно ничтожными произведениями, забыв настоящие,
великие творения искусства, царившие здесь раньше.
контракт на довольно выгодных условиях, - чувствовал глубокое отвращение
ко всему и изнемогал под гнетом своего плачевного счастья. Он возбуждал
жалость, когда нехотя тащился на репетицию, ведя под руку торжествующую
Кориллу, - по-прежнему божественно красивый, но бледный, утомленный, со
скучающим и самодовольным видом человека, принимающего поклонение, но
разбитого, раздавленного под тяжестью так легко сорванных им лавров и
мирт. Даже на сцене, играя со своей пылкой любовницей, он своими краси-
выми позами и дерзкой томностью всячески выказывал равнодушие к ней.
Когда она пожирала его глазами, он всем своим видом словно говорил пуб-
лике: "Не думайте, что я отвечаю на ее любовь. Напротив, тот, кто меня
избавит от нее, окажет мне большую услугу".
ращал теперь против нее самой эгоизм и неблагодарность, с какими она
приучила его относиться ко всем остальным людям. В душе его, несмотря на
все пороки, жило одно чистое, настоящее чувство - неискоренимая любовь к
Консуэло. Благодаря врожденному легкомыслию он мог отвлекаться, забы-
ваться, но излечиться от этой любви не мог, и среди самого низменного
распутства любовь эта являлась для него укором и пыткой. Он изменял Ко-
рилле направо и налево: сегодня - с Клориндой, чтобы тайком отомстить
графу, завтра с какой-нибудь известной светской красавицей, а там с са-
мой неопрятной из статисток. Ему ничего не стоило из таинственного буду-
ара светской дамы перенестись на безумную оргию и от яростных сцен Ко-
риллы - на веселый, разгульный пир. Казалось, он хочет заглушить этим
всякое воспоминание о прошлом. Но среди его безумств и разврата всюду по
пятам следовал за ним призрак, и когда по ночам ему случалось со своими
шумными собутыльниками проплывать в гондоле мимо темных лачуг Корте-Ми-
нелли, он никогда не мог удержаться от рыданий.
вообще все низкие души, склонная любить именно за презрение к себе и
обиды, под конец стала тяготиться этой пагубной страстью. Она все льсти-
ла себя надеждой, что поработит, приручит это непокорное существо, и с
ожесточением трудилась над этим, принося все в жертву; но, убедившись,
что ей никогда этого не добиться, возненавидела его и стала стремиться
отомстить ему собственными похождениями. Однажды ночью, когда Андзолето
с Клориндой блуждали в гондоле по Венеции, он заметил другую быстро не-
сущуюся гондолу; потушенный фонарь указывал на то, что на ней происходит
тайное любовное свидание. Он не обратил на это внимания, но Клоринда,
которая, боясь быть узнанной, всегда была настороже, шепнула ему:
граф платит сегодня за твою.
зоркое зрение и такой тонкий слух! Не будем ему мешать.
хочу догнать вон ту гондолу, впереди.
нен. Обе гондолы почти коснулись друг друга. И в эту минуту до ушей Анд-
золето донесся плохо сдерживаемый смех.
наслаждается вечерней прохладой с господином графом!
рук гондольера весло, стал усиленно грести. В мгновение ока он догнал
графскую гондолу и задел ее. Тут, потому ли, что среди взрывов смеха Ко-
риллы он услышал свое имя, или на него нашло безумие, только он громко
произнес:
женщина в мире.
ясь из-под навеса своей гондолы и чрезвычайно непринужденно приближаясь
к соседней. - А теперь, когда наши прогулки окончены, мы, как честные
люди, владеющие равноценными сокровищами, можем произвести обмен.
тил Андзолето. - Если его сиятельству будет угодно, я предложу ему руку,
чтобы он мог, перейдя сюда, взять свое добро там, где он его нашел.
презрение и поиздеваться над Андзолето и их общими любовницами, - граф
протянул было руку, чтобы опереться на руку юноши, но молодой тенор,
взбешенный, дрожа от ненависти, с размаху прыгнул в гондолу графа и с
диким возгласом: "Женщина за женщину, гондола за гондолу, господин граф!
- мгновенно опрокинул ее.
ной Клоринде распутывать последствия этого приключения, Андзолето доб-
рался вплавь до противоположного берега и со всех ног пустился бежать по
темным извилистым уличкам к себе домой. Здесь, моментально переодевшись
и забрав с собой все имевшиеся у него деньги, он выбежал из дому и бро-
сился в первый попавшийся, готовый к отплытию баркас. Несясь на нем к
Триесту, глядя, как в предрассветной мгле постепенно исчезают купола и
колокольни Венеции, Андзолето даже прищелкнул пальцами, до того он был
упоен одержанной победой.
носящих в этих местах название Bohemer-Wald (Богемский Лес), еще возвы-
шался лет сто тому назад старый, очень обширный замок, называвшийся, не
знаю в силу какого предания, замком Исполинов. Хотя он издали и походил
на старинную крепость, но теперь представлял собою лишь барскую усадьбу,
отделанную внутри в стиле Людовика XIV, уже тогда устаревшем, но все же
пышном и благородном. Феодальная архитектура тоже подверглась весьма
удачным переделкам в тех частях здания, где обитали графы Рудольштадты,
владельцы этого богатого поместья.
шись от Реформации в самую трагическую минуту Тридцатилетней войны. Их
доблестный и благородный предок, непоколебимый протестант, был зверски
убит бандами солдат-фанатиков на горе, недалеко от замка. Его вдова, ро-
дом саксонка, спасла жизнь и состояние своих малых детей, перейдя в ка-
толичество и поручив воспитание наследников Рудольштадта иезуитам. Через
два поколения, когда над безгласной и угнетенной Богемией окончательно
утвердилось австрийское иго, а слава и бедствия Реформации, казалось,
были забыты, графы Рудольштадты продолжали жить в своем поместье, как
благочестивые христиане и верные католики, богато, но просто, как добрые
аристократы и преданные слуги Марии-Терезии. В былое время они выказали
немало доблести и отваги на службе у императора Карла VI. И потому всех
удивляло, что последний представитель этого знатного и доблестного рода,
молодой Альберт, единственный сын графа Христиана Рудольштадта, не при-
нял участия в только что закончившейся войне за престолонаследие и дос-
тиг тридцатилетнего возраста, не познав и не ища иной чести и славы,
кроме той, какою обладал по рождению и состоянию. Такое странное поведе-
ние возбудило подозрение императрицы: а не является ли он единомышленни-
ком ее врагов? Но когда граф Христиан удостоился чести принять императ-
рицу в своем замке, он сумел дать ей по поводу поведения сына объясне-
ния, по-видимому, вполне ее удовлетворившие. Содержание беседы Марии-Те-
резии с графом Рудольштадтом осталось скрытым для всех. Какая-то стран-
ная тайна окутывала очаг этой набожной и щедрой на благотворительность
семьи, которую почти никто из соседей не посещал уже лет десять; никакие
дела, никакие развлечения, никакие политические волнения не могли выну-
дить Рудольштадтов выехать из своего поместья. Они платили щедро и без-
ропотно все военные налоги, не проявляя никакого волнения по поводу
опасностей и бедствий, угрожавших стране в целом, и, казалось, жили ка-
кой-то своей жизнью, отличной от жизни прочих аристократов, что вызывало
недоверие к ним, хотя их деятельность проявлялась лишь в добрых и благо-
родных поступках. Не зная, чем объяснить эту безрадостную, обособленную
жизнь графов Рудольштадтов, их обвиняли то в мизантропии, то в скупости.
Но так как поведение их опровергало на каждом шагу и то и другое, то ос-
тавалось лишь упрекать их в равнодушии и нерадивости. Говорили, будто
граф Христиан не пожелал подвергать опасности жизнь своего единственного
сына и последнего представителя рода в этих гибельных войнах, а императ-
рица согласилась принять взамен его военной службы денежную сумму, дос-
таточную, чтобы снарядить целый гусарский полк. Аристократические дамы,
имевшие дочерей-невест, говорили, что граф поступил очень хорошо; когда
же они узнали, что граф Христиан собирается, по-видимому, женить сына на
дочери своего брата, барона Фридриха, и что юная баронесса Амелия уже
вышла из монастыря в Праге, где воспитывалась, и будет жить отныне в
замке Исполинов, около своего двоюродного брата, - эти дамы в один голос
заявили, что замок Рудольштадт - это волчья берлога, а обитатели его не-
общительны и дики, один хуже другого. Лишь несколько неподкупных слуг и
преданных друзей знали семейную тайну и свято хранили ее.
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Корнев Павел
Орлов Алекс
Лукин Евгений
Самойлова Елена