Чтение 32–й страницы книги ~Макроскоп~

- Зачем же вам тогда понимать разрушитель? Не достаточно ли только
знать, как его избегать и обходить? Думайте о нем, как о плохом ходе.
Привлекательная, но проигрышная стратегия. Перескочите через него и идите
дальше.

Иво задумался.

- Надеюсь, мне это удастся.

- Только не включайте сознание. Зажмурьте глаза перед огнем. Закройте
свой разум для разрушителя.

- Да, я смогу это сделать. Но все, что мне удастся узнать, можно
будет использовать... ну, как при сборке радио по схеме: соедините провод
А и контакт В. Это не истинное знание.

- Немногие из нас обладают истинным знанием, Иво. Одна из проблем
нашей цивилизации в том и состоит, что она слишком сложна, чтобы каждый
мог освоить все области знания. Мы вынуждены многое знать поверхностно, мы
вынуждены просто поворачивать ручки и бездумно заполнять бланки - мы
пользуемся всем готовым, и этого хватает. Нужно смириться с тем, что любой
из нас в состоянии охватить лишь малую толику человеческого знания и
культуры. Не обязательно все понимать, достаточно принять как должное.

Иво опять был зачарован. Эта красноречивая женщина - не она ли совсем
недавно пререкалась с Гротоном? Каково же ее истинное лицо?

Он ответил только одной фразой:

- Шен мог бы все понять.

- Он мне отвратителен, как когда-то был отвратителен Брад. Но это
чувство - выражение восхищения. Каждый из нас должен занять свое место в
структуре общества, иначе все рухнет. Каждый должен быть как гвоздь
Сандбурга [по-видимому, поэтич. образ амер. поэта Сандбурга].

- Что за гвоздь?

- Огромный гвоздь, который стягивает небоскреб. Может показаться, что
быть гвоздем не так уж благородно, но гвоздь не менее важен, чем шпиль
небоскреба.

- Выходит, я так же важен, как и Шен?

- Конечно, Иво.

- Если даже Шен в состоянии вернуть Брада, а я нет?

Афра не ответила, и он горько пожалел, что сказал это.

После молчания, показавшегося ему очень долгим, она опять заговорила:

- Сожалею. Я говорила банальности. Не такая уж я объективная, как это
выходит из моих слов.

Но банальности в ее устах были для него приятней истины.

- Думаю, я смогу добыть некоторую информацию. Что бы это ни было,
даже не понимая ее. Я попытаюсь.

- Спасибо вам, Иво.

Она заставила его сделать перерыв, а сама в это время меняла Браду
белье и кормила его с ложки, как ребенка.

- Я могу помочь, - предложила свои услуги Беатрикс, но Афра
отказалась.

Затем все четверо обедали холодными концентратами из прихваченных
запасов. Это была печальная трапеза - никто не ждал от макроскопа
спасения, а присутствие Брада напоминало об опасности поисков такого
спасения. Побег со станции был, конечно, красивым жестом, но, увы,
авантюрным. Как им реально оторваться от реального преследователя, какие
теории тут помогут? Техника позволяла это сделать, но слабость
человеческого тела превращала ее в бесполезное орудие.

Отдохнув, Иво одел шлем и вернулся к управлению. Он знал, что
придется совершить невероятно сложный маневр, ведь разрушитель был
пылающим Солнцем, затягивающим его в огненный ад. Он должен подойти к
нему, пройти по кромке и выйти невредимым с другой стороны.

Точно так же, как их кораблю предстояло проскользнуть перед Солнцем
на пути к Нептуну и оторваться от кораблей ООН. Еще один общий
знаменатель.

Фигуры на экране задрожали, пронося его через смертельный порог
разрушителя. Если бы только суметь следовать за ними не доходя до
финала...

Сесть на электрический стул и не погибнуть. Частично остаться
невеждой перед потоком информации разрушителя. Взять мед и избежать
пчелиного жала...

Вновь и вновь он выходил из программы, чувствуя, как растет его
знание. Все было так логично! Каждый шаг открывал новые горизонты,
подготавливал его к следующему, вызывал неудержимое желание дойти до
конца. Это был зов сирены, манивший его в ловушку, на верную гибель. Но он
учился с каждым разом и выработал у себя если не иммунитет, то, по крайней
мере, панцирь, защищающий мозг от ударов разрушителя.

С каждым проходом он все глубже погружался в программу, остерегаясь
отчаянного броска в ее бездну. Необходимо было только контролировать свои
эмоции, держать их в руках и не позволять программе завладеть сознанием.
Он уже почти возвел преграду для разрушителя...

Она захватила его. Чудовищное притяжение клубка информации потащило
его в свои недра, прежде, чем он успел что-то предпринять.

Он узнал слишком много!

Прошел слишком близко, слишком многое увидел, потоки информации смяли
все когнитивные барьеры мозга, его медленный интеллект не справлялся с
ними.

Он не мог уже противиться силе, которая влекла его в пылающее горнило
разрушителя.

Вниз, сопротивляться бесполезно.

Вселенная взорвалась.

Милосердие женщины спасло его - он выжил, хотя должен был умереть.
Словно он попал в чистилище и вышел обновленным - видения ада остались с
ним на всю жизнь.

Не совсем еще оправившись, он, покинув корабль, пешком отправился
домой. Путь от побережья Вирджинии к городу Макон, Джорджия, был долгим.
Он добрался туда только 15 марта 1865 года и три месяца отходил после огня
св.Антония [огонь св.Антония - гангрена]. В то время, как тело страдало от
физических недугов - головных болей, рвоты, озноба и жара, его душе был
нанесен сокрушительный удар - Макон был взят армией генерала Вильсона 20
апреля, а вскоре в его окрестностях был схвачен и сам президент Дэвис
Джеферсон. Надежда померкла и угасла - война была проиграна.

Гусси Ламар - девушка, которую он любил, - вышла замуж за
состоятельного пожилого человека. Осталась Джим Хопкинс, но страсть его к
ней почему-то увяла. Внешне беззаботные дни юности прошли; с войной
закончилась его молодость.

Несмотря на боль в суставах, он писал стихи, хотя, излагая их на
бумаге, он понимал, что поэзией не выразишь все страдание...

Поэзия, как и музыка, - красота, но о какой красоте может говорить
человек с воспаленной красной кожей и распухшими суставами? Поняв, что
поэзия не для него, он временно перебрался в Веслейн Колледж.

В конце концов он выздоровел, но не совсем. Воспаление здорово
потрепало легкие, и они уже не работали так, как прежде. Это мешало ему
вновь заняться преподаванием, хотя он отчаянно нуждался в деньгах. В конце
концов он присоединился к своему брату, который работал бухгалтером в
Эксчейндж отеле и получил хоть какие-то средства на сносное, но серое
существование.

В стране шла реконструкция [имеется в виду период переустройства
южных штатов после войны]. Несправедливые законы и коррумпированное
правительство ускоряли загнивание общества. Закон повсеместно попирался.
Великие надежды нации рухнули, оставались лишь апатия и отчаяние.

Его личное состояние постепенно увеличивалось. Нью-Йоркский
еженедельник "Круглый стол" напечатал его стихи, и, хотя и небольшой,
литературный успех вдохновил его. Весной 1867 преподобный Р.Дж.Скотт,
редактор "Ежемесячника Скотта", остановился у них в отеле. Это была
возможность, упускать которую было нельзя.

Скотту понравилась его рукопись. На самом деле, его брат - Клиффорд,
сыскал себе успех как новеллист. Издатель, отвергший его опусы, напечатал
новеллу Клиффорда "Тернистый Плод" в 1867. Это была замечательная вещь, и
он искренне радовался за брата, но как же он сам стремился к успеху!

Как всегда, он не сдался. Несмотря на слабое здоровье, он поехал в
Нью-Йорк, где его поддержала богатая кузина. Он искал издателя.

В его новелле было горячее желание рассказать все, передать читателю
все свои мысли и идеалы. Это была автобиография его души... - и никто не
заинтересовался.

Отчаявшись, он решил издать новеллу самостоятельно, хотя едва ли был
в состоянии покрыть расходы.

Он встретил Мэри Дэй и, не любивший всем сердцем никогда, был пленен.

19 декабря 1867 года они поженились.

Бережные руки приподняли голову Иво, и сказочно прохладная губка
прикоснулась ко лбу. Руки женщины, - как замечательно, - он не мог себе
представить чего-либо более успокаивающего и мягкого.

Он несколько мгновений наслаждался их прикосновением и видел сны о
своем выздоровлении, о женитьбе... Иво открыл глаза.

Это была Беатрикс.

- Он очнулся, - тихо произнесла она.

После ее слов из тумана проступило тревожное, по-домашнему знакомое
лицо Гротона, настороженная и оценивающая Афра.

- У меня мозги не прокисли, - сказал он.