откуда мы пришли. Отец тоже его заметил, шагнул на шоссе и принялся
размахивать фонариком.
Гул замолк в двух шагах от него; это была камнедробилка, доверху набитая
людьми, облепившими ее со всех сторон и даже сидевшими верхом на лопате.
Шофер закричал:
- Залезайте! И поскорее!
Увидел нашу корову и добавил:
- Но без животных.
- Нам нужна помощь, у меня дочь в носилках! - прокричал отец.
Толпа на машине зашевелилась: шофер велел двум мужикам спуститься и помочь
нам. В этой суматохе отец как сквозь землю провалился. Только что Молли
держала Мэйбл за веревку - и вдруг ни отца, ни коровы. Мы втащили носилки
наверх, мужики подхватили их на плечи. Я не знал, как быть с отцом.
Спрыгнуть и поискать его, что ли? И тут он вынырнул из тьмы и вскарабкался
ко мне.
- Где Молли? - спросил он.
- Наверху. А где Мэйбл? Что ты с ней сделал?
- С Мэйбл все в порядке.
Он сложил нож и сунул его в карман. Больше я ни о Чем его не спрашивал.
По пути мы обогнали еще нескольких человек, но шофер не остановился. До
города было уже недалеко, и водитель уверял, что они сами доберутся.
Аварийный запас энергии подходит к концу, сказал он; машина шла от самого
поворота у озера, что в десяти километрах за нашим домом.
А кроме того, им просто некуда было втиснуться. Мы и так стояли друг у
друга на головах в три этажа, и отец постоянно предупреждал, чтобы не
наваливались на носилки.
Скоро батареи иссякли. Шофер прокричал:
- Вылезайте! Дальше пешочком!
Но мы уже практически были на окраине города и, если бы не буран, без
проблем добрались бы до центра. Шофер настоял, что поможет нам тащить
носилки. Славный парень - когда я разглядел его при свете, то узнал того
самого водителя, который дробил камни на нашем поле.
В конце концов после долгих мытарств мы доволоклись до больницы и отдали
Пегги в руки врачей. Ее поместили в палату с земным давлением. Пегги была
жива. В плохом состоянии, но жива.
Молли осталась с ней. Я бы тоже с удовольствием остался - в больнице было
тепло, у них там свой аварийный, энергоблок. Но мне не разрешили.
Отец сказал Молли, что пойдет к главному инженеру. Мне велели топать на
станцию приема иммигрантов. Я так и сделал - и сразу же вспомнил день нашей
высадки. Только сейчас было еще хуже и холоднее. Я очутился в том самом
помещении, куда попал, впервые ступив на Ганимед.
Зал был забит битком, а люди все прибывали - целый поток беженцев хлынул
сюда из округи. На станции было холодно, но не так зверски, как на улице.
Лампы, естественно, не горели; и свет и тепло давала энергостанция. Кое-где
мерцали фонарики, так что при желании можно было на ощупь пробраться через
толпу. Слышны были стоны и жалобы, хотя и не такие отчаянные, какими обычно
разражаются новоприбывшие эмигранты. Я не обращал на них внимания; я был
счастлив, как может быть счастлив полутруп, что над головой крыша, что не
обжигает мороз, что кровь начинает возвращаться к ногам.
Так мы просидели тридцать семь часов. Через двадцать четыре часа нам
впервые удалось чего-то перекусить.
Как выяснилось, металлические постройки типа приемной станции устояли. Из
каменных, судя по рассказам беженцев, выдержали очень немногие.
Энергостанция не работала, а значит, перестала действовать и тепловая
ловушка. Подробности нам не сообщали, сказали только, что ведутся
восстановительные работы.
А пока нас упаковали так плотно, как только могли, и мы обогревали
помещение в основном теплом своих тел, сбившись в кучу, словно овцы. Нам
сказали, что на станции есть несколько запасных батарей, которые врубаются
по очереди каждый раз, когда температура падает ниже нуля. Если и так, то
их, очевидно, включали где-то поодаль, потому что там, где я пристроился,
температура, по-моему, до нуля даже не поднималась.
Я сидел, обхватив колени и погрузившись в полубредовое забытье. Время от
времени пробуждался от очередного кошмара, собирал себя по кусочкам и
вставал немного размяться. Потом опять садился на пол и впадал в
прострацию.
Смутно помню, что в толпе вроде бы наткнулся на Горлодера Эдвардса,
погрозил ему пальцем и заявил, что собираюсь открутить ему башку. Он
поглядел на меня пустыми глазами, явно не узнавая. Но я не уверен:
возможно, это мне просто приснилось. Мне казалось, что я и Хэнка тоже
встретил и мы о чем-то долго говорили, но Хэнк потом сказал, что в глаза
меня не видел.
Прошла целая вечность - как минимум неделя, хотя, судя по записям, было
всего восемь утра воскресенья, - и нам наконец раздали еле теплый супчик.
Вкусно до обалдения! Подкрепившись, я решил сходить проведать Молли и
Пегги, но меня не пустили. На дворе было минус семьдесят, и температура
продолжала падать.
Где-то около двадцати двух часов зажегся свет, и самое страшное осталось
позади.
Вскоре нам раздали настоящую еду, бутерброды и суп, а когда в полночь
взошло солнце, объявили, что желающие могут рискнуть выйти наружу. Я
подождал до полудня понедельника. Температура к тому времени поднялась до
минус двадцати, и я совершил марш-бросок до больницы.
Пегги держалась молодцом, хотя ей приходилось туго. Молли все это время
лежала с ней в кровати, согревая ее своим теплом. Больница отапливалась
аварийными батареями, но их мощность не была рассчитана на такую
катастрофу, которая нас постигла. В палатах стояла почти такая же
холодрыга, как и на станции. Но Пегги благополучно все проспала. И даже
приподняла голову и улыбнулась, здороваясь со мной.
Левая рука у Молли была в лубке и пращевидной повязке. Я спросил, когда это
случилось, - и тут же понял, какой я дурак. Конечно же, во время
землетрясения, просто ни я, ни Джордж об этом не знали. Никто из инженеров
пока не объявлялся.
Как же она тащила носилки-то? Хотя она впряглась в них, только когда Джордж
приспособил хомут. Да, Молли у нас человек.
Меня выперли из больницы, и я поплелся обратно на станцию. И почти сразу же
наткнулся на Сергея. Он окликнул меня, я подошел. В руке у него был лист
бумаги и карандаш, а вокруг толпились парни постарше.
- Что за базар? - спросил я.
- Вот тебя-то мне и не хватало, - сказал Сергей. - Я уже не чаял увидеть
тебя в живых. Отряд спасателей - записывать?
Конечно, записывать. Отряды формировали отдельно из скаутов старше
шестнадцати и из младших. Нас послали на дороги, по одному вездеходу на
каждую, и разделили по парам. Когда мы загружались, я заметил в толпе Хэнка
Джонса и взял его к себе в напарники.
Тяжкая это была работа. Вся наша амуниция - заступы да списки обитателей
ферм. Против некоторых имен стояли пометки: "Жив"", но их было мало.
Вездеход высаживал одну пару со списком обитателей трех-четырех ферм и
катил дальше, чтобы на обратном пути подобрать уцелевших.
Нашей задачей было разрешить сомнения насчет имен без пометок и -
теоретически - спасти тех, кто выжил.
Таких мы не нашли.
Кому повезло, те погибли при землетрясении; кому повезло меньше, слишком
долго прождали, прежде чем двинуться в город. Некоторых мы нашли на дороге.
Они сделали попытку, но опоздали. Хуже всего было в домах, которые не
рухнули и обитатели которых надеялись переждать беду. Мы с Хэнком нашли
одну пару, сидевшую в обнимку. Они были твердые как камень.
Погибших мы пытались опознать по списку, а затем зарывали на несколько
футов в снег, чтобы во время оттепели они не оказались сразу под открытым
небом. После чего начинали рыскать вокруг дома, подбирали замерзшую скотину
и тащили к шоссе, чтобы вездеход забрал туши и отвез в городскую морозилку.
Мародерствовать на погибших фермах - занятие мерзкое, но, как заметил Хэнк,
кушать-то надо, а вскоре нам придется-таки затянуть пояса.
Сначала он меня раздражал своим весельем. Но потом я понял, что он прав:
лучше уж смеяться. Несчастье было таким огромным, что, если позволить себе
его осознать, можно просто спятить.
Мне, конечно, следовало сообразить, что к чему, когда мы подошли к дому
Хэнка.
- Пошли дальше, - сказал он и посмотрел в список.
- Может, поищем какую-нибудь живность?
- Нет. Не стоит терять время. Пошли к Миллерам.
- Им удалось выбраться?
- Не знаю. В городе я их не видел.
Выбраться Миллерам не удалось. Мы едва успели зарыть их в сугроб, как
подошел вездеход и забрал нас. Только через неделю я узнал, что родители
Хэнка погибли при землетрясении. Он вытащил их, уложил в ледяной погреб и
лишь тогда отправился в город.
Хэнка, как и меня, удар застиг на улице: он все еще любовался небесным
парадом. То, что землетрясение произошло именно во время парада, спасло
жизнь многим людям, которые иначе погибли бы прямо у себя в постели. Но с
другой стороны, говорят, что именно парад и послужил причиной несчастья -
вызвал необычайный всплеск приливной энергии и тем самым спровоцировал
землетрясение. Так что получается то на то. Конечно, сам по себе парад
землетрясение вызвать не мог, оно назревало в недрах планеты с тех пор, как
начали осуществлять атмосферный проект. Гравитация, как и бухгалтерский
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Шилова Юлия