ее владельца. Мне пришлось это сделать. Здесь сыро. Вещи портятся быстро. Я
не мог выйти и предстать нагим перед Богом и людьми. Мне пришлось убить...
Ты понимаешь, что мне ПРИШЛОСЬ это сделать?
разрыва времени, ни провала в восприятии); касание тонких пальчиков было
подобно прикосновению колючих лапок насекомого. Глядя в его лицо, Эшер
внезапно обнаружил, что брат Антоний выглядит не старше дона Симона и многих
иных вампиров. Лишь старческая поза да белизна падающих на сгорбленные плечи
волос создавали впечатление крайней дряхлости.
то ли пытаясь согреться живой кровью. Другой рукой монах держал Эшера за
мизинец, и ясно было, что вырвать его из этих хрупких пальцев так же
невозможно, как если бы мизинец был замурован в цемент.
вампир. -- Крысы... лошадь... птенцы. Я чувствую, как поддается мой разум,
чувства теряют остроту. Я пробовал... Я пробовал снова и снова. Но каждый
раз мне становилось страшно. Если я не буду питаться как должно, если не
буду пить людскую кровь, я отупею, я стану медленно двигаться. Я не могу
этого допустить. После всех этих лет, после всех смертей, после бегства от
Страшного Суда... И каждая взятая мною жизнь -- вопиет, с каждой смертью
счет растет. Их много, слишком много, я их считаю. Но голод сводит меня с
ума. И я никогда не буду прощен.
том, что нет такого греха, которого бы Господь не мог простить, если грешник
раскаялся полностью.
питаюсь и буду питаться. Я крепче тех, что охотились за мной... Но голод
сводит меня с ума. Ужас, ждущий меня по ту сторону смерти, -- я не вынесу
его. Может быть, если я помогу тем, кто придет сюда, чтобы им было легче
искать... Должны же они попросить обо мне! Они должны! Должны!.. -- Он
подтянул Эшера поближе; обдало запахом тления; ряса была ломкой от старой
засохшей крови. Брат Антоний кивнул в сторону неподвижного дона Симо-на. --
Когда он убьет тебя, -- шепнул монах, -- ты попросишь обо мне?
входя в колею легенд, с которыми древний вампир был несомненно знаком, и
судорожно соображая, как разделить все, его интересующее, на три части, да
еще и изложить все это связно и по-латыни. Слава богу, что они говорили на
церковной латыни, которая, в принципе, не труднее французского. "Будь это
классическая латынь, -- машинально подумал Эшер, -- беседа бы не состоялась
вообще".
первого вопроса. Тоненькие пальцы обжигали холодом руку Эшера. Дон Симон
стоял рядом, безмолвно глядя на них обоих. Эшеру показалось, что испанец
начеку и готов в любую секунду прийти на помощь, хотя сам он не чувствовал,
чтобы от маленького монаха исходила смертельная угроза.
Мне принадлежит ночь. Здесь, внизу... Я не осмелюсь выйти днем наружу.
может быть воспринято как второй вопрос, и умолк на секунду. На ум приходили
сотни вопросов, но все они были отброшены. Главное было сейчас -- не
спугнуть древнего вампира, способного в любое мгновение бесшумно
раствориться с такой же легкостью, с какой он появился. Эшеру вдруг
вспомнилось, как Лидия в Новом колледже кормила воробьев крошками из рук, с
поразительным терпением сидя неподвижно с протянутой ладонью.
Круа, укротительница лошадей; Анна ля Фламанд; валлийский менестрель,
обитавший в усыпальнице Лондона; Туллоч Шотландец, похороненный в церкви
Невинных Младенцев. Церковь разрушили, выбросили все останки, а его кости
сожгли. От полуденного солнца вся плоть на них скрючилась и обуглилась...
Это было в дни террора, когда люди убивали друг друга, как мы, вампиры,
никогда бы не осмеливались убивать.
Амстердаме, -- пробормотал Исидро по-английски. Казалось, он понял без
объяснений, почему Эшер задал именно этот вопрос. -- Что до остальных...
вампиров? Брат Антоний попятился, закрывая белое лицо сухими, как у скелета,
руками.
я убивал, убивал снова и снова. Я должен был искупить...
Симон. Он по-прежнему стоял неподвижно, но Эшер чувствовал, что все в нем
напряглось как струна.
руку, намереваясь ухватить его за ветхий черный рукав. В следующий миг он
понял, что имели в виду легенды, говоря о способности вампиров рассеиваться
подобно туману. Как и раньше, он не почувствовал ни малейшего помутнения в
мозгу. Просто обнаружил, что стоит, держа ветхий черный лоскут, и тупо
смотрит на игру теней за алтарем.
Господу, я делал что мог. Попроси за меня, когда он убьет тебя...
железную решетку, повернул в замке тяжелый ключ и прошел в тесный вестибюль,
где Исидро выискивал что-то в конторке среди бумаг.
было истолковать этот взгляд: то ли презрение к смертному, то ли удивление,
а может быть, вампир просто проголодался. Как бы там ни было, на вопрос
Эшера дон Симон не ответил.
пару восковых пластин (вроде тех, что он постоянно таскал с собой, когда
работал на министерство иностранных дел) и принялся методично снимать
оттиски со всех ключей. -- Вряд ли это наш обвиняемый.
как пылинка, Джеймс. Он мог последовать за нами в Париж, подслушать
кое-какие наши разговоры и разыграть сумасшествие...
Обычно мы обучаем друг друга языкам и указываем друг другу на изменения в
языке той страны, где в данный момент обитаем. Для нас очень важно не
привлекать внимания. То, что он живет, скрываясь в катакомбах, еще не
означает, что он не выходит, невидимый, на улицы. По крайней мере, он
осведомлен обо всем, что происходило после свержения короля... А его
обмолвка насчет того, что плоть Шотландца скрючилась и обуглилась на костях
под лучами полуденного солнца...
и извлек из воска последний ключ, прикидывая, насколько близко к истине
предположение минорита о том, что Исидро замышляет убить его. -- Но вы же
сами сказали, что Шотландца видели много позже...
недостоверное, как и сведения нашего религиозного друга. Способности
Шотландца быть незаметным тоже должны были со временем возрасти. Достоверных
фактов нет со времен террора, самые свежие -- полувековой давности.
решетчатой двери. -- А другие, кого он назвал?
-- та самая дама, с которой я познакомился во время пикардийских войн. О
Круа впервые слышу... -- Он подождал, пока Эшер откроет входную дверь, затем
увернул фитиль фонаря, и пламя угасло. Эшер подумал с усмешкой, что трюк
Исидро со свечами, видимо, не срабатывает, когда речь заходит о трех
четвертях дюйма тканого фитиля и резервуаре, полном керосина.
в список и Гриппена, а заодно придумать, как ему удалось разрешить проблему
дневного света. -- Эшер шагнул через порог на темную рю Дарю.
столетий.
становясь, по вашим словам, все терпимее к чесноку, серебру и прочим
неприятностям.
он убийца?
сплетение узких улочек в направлении бульвара. Трудно было сказать, который
теперь час: свинцовый мрак заполнял ночные бистро, проституток тоже видно не
было.
Исидро. -- И еще: "Я должен был искупить..." Убийство других вампиров может
быть квалифицировано как вершина убийства. Кстати, вы не планируете что-либо
подобное, если представится случай?
странных глаз. Оставив вопрос без ответа, он сказал:
утруждая себя поездками в Лондон. А если убийца -- его ровесник, обладающий