Чтение 32–й страницы книги ~Металлическое чудовище~

коснуться стержней клавиатуры.

Какая-то тень упала на нас, тень красноватая, смесь алого и охры...

Над нами возвышался Хранитель!

Ведя жизнь, полную опасностей, часто сталкиваясь с необходимостью
принятия быстрых решений, я понял, что моя реакция на опасность почти
чисто инстинктивная; она не более сознательна, чем отдергивание руки от
раскаленного металла, чем нападение загнанного в угол животного. И очень
редко в действие вступают высшие функции мозга. Один из таких случаев -
когда я последовал за Ларри О'Кифом и Лаклой в объятия разрушителя душ в
месте, таком же необычном, как это (См. "Покорители лунного бассейна". -
Прим. автора); другой случай - сейчас. Я отвлеченно, отчужденно
рассматривал гневно пылающую фигуру.

По сравнению с ней мы были как мальчики-с-пальчики перед великаном;
если бы он был в человекообразной форме, мы были бы на треть расстояния до
колена. Я сосредоточил внимание на двадцатифутовом квадрате - основании
Хранителя. Поверхность у него абсолютно ровная, зеркальная, но в то же
время в ней чувствуется зернистость, тесное сжатие бесчисленных
микроскопических кристаллов.

И в этих гранулах, скорее чувствуемых, чем видимых, горит тусклый
красный свет, дымчатый и мрачный. У каждого конца квадрата, на полпути к
середине, ромб примерно в ярд шириной. Эти ромбы тускло светятся
желтоватым светом, и кажется, что стиснутых кристаллов в них нет. Я решил,
что это органы чувств, аналогичные большим овалам императора.

Мой взгляд перешел к распростертым рукам. Они от конца до конца
достигали шестидесяти футов. У каждого конца еще два ромба, но не тусклые,
а гневно горящие оранжево-алым огнем. На пересечении, в центре креста,
нечто напоминающее дымящееся отражение пульсирующей многоцветной розы
императора, но каждый лепесток ее обрезан и стал прямоугольным.

В центре виднелся решетчатый узор. В эту розу стекалось множество
ручейков гневно-алого и оранжевого цвета, которые перекрещивались решеткой
узора, но никогда не изгибались и не образовывали дуг.

Между ручейками огня виднелись восьмиугольные розетки, полные
серебристого сияния, бороздчатые и похожие на полураскрытые бутоны
хризантем, вырезанные из серого гагата.

А над всем возвышался гигантский вертикальный стержень. На верху его
я увидел огромный ярко-алый прямоугольник; два других прямоугольника
смотрели на нас из-под него, как два глаза. И вдоль всей вертикальной
части были тесно усажены бороздчатые восьмиугольники.

И тут я почувствовал, что меня поднимает и несет вверх. Дрейк сжал
мое плечо, мы поднимались вместе. Полет наш прервался напротив решетчатого
сердца в центре розы с прямоугольными лепестками. Тут мы на мгновение
повисли. Потом восьмиугольники зашевелились, раскрылись, как бутоны...

Это гнезда, в которых помещаются щупальца Хранителя; хлыстообразные
щупальца развернулись и устремились к нам.

Кожа моя сжалась от прикосновения этих щупалец. Тело, прочно зажатое,
оставалось неподвижным. Но прикосновение не было неприятным. Похоже на
гибкие стеклянные полоски, их гладкие концы прикасались к нам, поглаживали
по волосам, притрагивались к лицам, углублялись в одежду.

Роза постоянно пульсировала, пульсировали и огненные ручейки-вены, по
которым в нее струился свет. Огромный ало-желтый квадрат наполнился жидким
пламенем; алмазные органы чувств под ним, казалось, затянулись дымом, от
них исходили потоки оранжево-красного пара.

Хранитель рассматривал нас.

И сознание мое подчинилось ритму этой прямоугольной розы. Но в этом
ритме не было ничего от огромного торжественного первобытного спокойствия,
которое, как описывала Руфь, излучает металлический император. Это было
сознание, несомненно, мощное, но гневное, нетерпеливое, мятежное, оно
казалось незавершенным и борющимся. В его дисгармонии чувствовалась сила,
стремящаяся освободиться, энергия, сражающаяся сама с собой.

Все больше щупалец, подобных гибким стеклянным стержням, устремлялось
к нам; они закрывали лицо, все труднее становилось дышать. Одно щупальце
обернулось вокруг моего горла и начало сжиматься...

Я слышал, как вскрикнул Дрейк, слышал его затрудненное дыхание. Но не
мог повернуть к нему головы, не мог заговорить. Неужели конец?

Давящее кольцо расслабилось, щупалец стало меньше. Я почувствовал,
как в держащем нас существе просыпается гнев.

Тусклые огни сверкнули. Появились рядом и другие огни, подавившие
блеск Хранителя. Снова ко мне протянулся пучок щупалец. Я почувствовал,
как меня вырывают из невидимых объятий и переносят по воздуху.

Мы вместе с Дрейком висели перед сияющим диском - металлическим
императором!

Это он вырвал нас у Хранителя; я видел, как щупальца Хранителя гневно
тянулись к нам, а потом мрачно, медленно вернулись в свои гнезда.

А от диска, покрывая меня, поглощая, пришло невероятное спокойствие,
все человеческие мысли гасли, и все человеческое во мне, казалось, начало
погружаться в немыслимую космическую тишину, тонуть в бездонной пропасти.
Я боролся с этим, старался поставить преграду на пути льющейся в меня
силы, забить эту силу изучением самого императора.

Его сапфировые овалы задумчиво рассматривали нас; мы висели в десяти
футах от них. Они казались жидкими и светящимися, подобными большим
жемчужинам. Вдоль края диска шла золотистая полоска, в которой были
размещены девять овалов, их соединял лабиринт геометрических символов,
цепочек живых огней; рисунок этот был бесконечно сложен и бесконечно
прекрасен; множество симметричных форм, так похожих на снежинки или
радиолярии - это математическое чудо природы.

Сверкающее лепестковое сердце переплетено живой радугой холодного
пламени.

Мы медленно плыли в воздухе, а диск - разглядывал нас.

Я чувствовал себя не действующим лицом, а каким-то сторонним
наблюдателем; два человека висят, как мошки, в воздухе, с одной стороны от
них мерцающий алым и оранжевым крест, с другой стороны светящийся диск;
сзади громоздятся конусы, далеко вверху кольцо щитов.

Раздавался звон, волшебный, сладкий, хрустальный. Он исходил от
конусов, это был их голос. В обширный круг неба устремилось копье зеленого
света; вслед за ним еще несколько.

Мы мягко скользнули вниз, стояли, покачиваясь, у основания диска.
Хранитель перегнулся, склонился. Снова плоскости его повисли над
клавиатурой. Вниз спустились щупальца, исполняя на стержнях неведомую
симфонию силы.

Все чаще становились копья зари, они превратились в обширный
вздымающийся занавес. Фасеточное колесо на верху горы конусов поднялось
выше; сами конусы засветились, и в небо устремилось не копье, и светлое
кольцо, похожее на петлю лассо.

И, подобно лассо, оно перехватило зарю, разорвало ее.

В эту петлю устремились потоки светящихся частиц; утрачивая свой
цвет, они водопадом, как в воронку, устремлялись в петлю.

Эти частицы опускали ниже, покрывая конусы. Но теперь конусы не
сверкали, как под потоком энергии со щитов, и если и росли в размерах, то
медленно, незаметно для глаза; сами щиты оставались неподвижны. Я видел,
как то тут, то там поднимаются меньшие кольца, эти раскрытые рты конусов
пьют магнитную энергию, бесчисленные ионы, летящие от солнца.

А потом, как и в тот раз, когда мы наблюдали это явление в долине
синих маков, кольцо исчезло, скрылось в светящемся тумане.

Забыв о соседстве двух немыслимых нечеловеческих существ, мы следили
за игрой щупалец на поднятых стержнях клавиатуры.

Но если мы забыли, то о нас не забыли!

Император скользнул ближе; смотрел на нас - вопросительно,
заинтересованно; так человек смотрит на какое-нибудь интересное насекомое,
на котенка, на щенка. Я чувствовал эту заинтересованность, как раньше
ощущал бесконечное спокойствие, как чувствовал игривость глаз существ в
коридоре, любопытство колонны, опустившей нас в долину.

Толчок, полный гигантской, сверкающей игривости.

Снова толчок - мы отлетели дальше. И неожиданно на поверхности под
нами засветилась полоска, ее образовали ожившие глаза, они указывали нам
путь.

Я видел, как повернулся император, теперь к нам была обращена его
огромная металлическая овальная спина, четко выделявшаяся на фоне блеска
конусов.

А с узкой тропы, образовавшейся по неслышному приказу, поднялось
войско маленьких невидимых рук, этих чувствительных магнитных потоков,
органов металлических существ. Они держали нас и двигали вперед. Все
быстрее и быстрее двигались мы в направлении ушедших металлических
монахов.

Я повернул голову: конусы уже далеко. Над фосфоресцирующей
клавиатурой все еще нависали плоскости Хранителя; по-прежнему виднелся
черный на фоне сияния диск императора.

Но светящаяся мигающая тропа между ними и нами исчезла, она гасла
сразу за нами.

Мы двигались все быстрее и быстрее. Цилиндрическая стена
приблизилась. В ней виднелся высокий прямоугольный вход. Нас несло к нему.
Перед нами уходил вдаль коридор, такой, какой закрывался за нами.

Но, в отличие от того коридора, поверхность этого быстро поднималась,
по этой гладкой скользкой поверхности человек не смог бы двигаться. В
сущности это была шахта, прямая, как стрела, идущая под углом в тридцать
градусов. Ни ее конца, ни каких-нибудь поворотов мы не видели. Все вверх и
вверх уходила она в глубь Города, сквозь само металлическое чудовище, и
перспективу скрывала только неспособность человеческого глаза проникнуть
сквозь светящуюся дымку, затягивавшую эту шахту на удалении.