улетают; точно то же самое произошло с именем моей сестры. Ярко-зеленое,
как шарф, превратившийся теперь в обруч из света, это имя вырастило
крылья и полетело вправо от моей тропы.
пурпурного пламени, в фонтане гневного алого цвета.
ленту шарфа.
и мне остается только надеяться, что я иду не в западню.
высоко взметнулся столб темно-синего цвета, и слева от тропы, на которую
увлекли меня птицы-мысли, показался массивный корпус.
мне показалось, что это просто скала, потом - грубая древняя статуя.
землю, между ними - высоко поднятые колени, голова чуть повернута,
словно существо следит за полетом моих мыслей. Оно непристойно женское:
мощные груди свисают поверх колен. Но лицо не завершено: нет ни носа, ни
рта, только ямы глаз. Из этих ям стремятся два устойчивых красных
потока, похожих на кровь; это красное капает и покрывает все тело
существа. Размером существо вдвое-втрое превосходит мое нынешнее тело. И
от него исходит такое угнетающее воздействие, что я пошатнулся под этим
ударом, хотя удар нанесен не по телу, а по духу.
его души бросает тень на всю эту землю. Содрогаясь, я двинулся дальше,
но дважды оборачивался и смотрел назад. Как ни чудовищно оно, мне стало
его жаль.
но рот не мог произнести слова человеческого языка. Поэтому я только
мысленно произнес очень древние слова, которые мы часто вспоминали на
границе, желая покоя своим собратьям по оружию. Никакого другого
утешения для этого страдающего духа я не нашел.
освободилось, будет свободно, пусть пойдет по Высокому пути... если
позволит Ситри...
был их произнести. Но у меня не было времени думать об этом. Потому что
я снова увидел, как устремились вперед мысли, на этот раз не зеленые, а
золотые, цвета золотого меча. Они устремились к скорчившемуся существу,
которое плакало кровью. И исчезли, как будто проникли в него: одни - в
лишенную лица голову, другие - в тело.
может сбить человека порыв сильной бури. Я лежал, с трудом пытаясь
сохранить нетронутым ощущение своей личности. Но вот волна прошла, и я
снова смог подняться на четвереньки. Плакавшее существо раскалывалось,
распадалось, как необожженная глина под действием воды. И вскоре не
осталось ничего, кроме груды красной пыли.
понял, что свет, двигавшийся передо мной, снова приобрел материальную
внешность. Я увидел очертания меча. Но когда с трудом опустился на одно
колено и попытался взять его, обнаружил, что по-прежнему не могу
схватить его.
ощущалось вокруг, какая-то тревога. Я уже подумал, что, проявив жалость,
привлек к себе внимание, какого не захочет привлечь никакой путник.
занимало, почему изменился меч.
памяти. А раньше, когда я сражался с чудовищем в подземном проходе, кого
я призвал? Ситри! Имя это или слово силы? Есть способ проверить это. Я
остановился, глядя на золотистое лезвие.
вещью, наделенной силой!
будто меня затрясло невидимое существо.
ярко, что я закрыл глаза и издал какой-то нечленораздельный мяукающий
звериный звук. Но когда заставил себя снова открыть глаза...
стоял на коленях - не удержался на ногах, когда охватила дрожь. В третий
раз потянулся я к рукояти. Трудно было ухватить ее лапой, но я это
сделал. И в руку мне от меча влилась новая сила.
обладает какой-то властью. Не поможет ли восстановить мою внешность,
чтобы я мог сражаться, располагая прежним телом?
был...
Но ничего не произошло: я не изменился. Тогда я устало поднялся. Меч
связан с Ситри; я - нет. Не следовало надеяться.
по пространству, не подвластному известным мне измерениям. И хотя шел
неуклюже и с трудом, все же заметно продвигался. Немного погодя в свете
вспышек я увидел еще кое-что на поверхности. Не сидящая фигура, а
полоска света. Но эта полоска не вспыхивала и гасла, а оставалась
неизменной. Так могли бы выглядеть крупные ограненные драгоценные камни,
потому что полоска напоминала по форме множество бриллиантов, острым
концом стоящих на поверхности. В чередовании камней та же
последовательность: три желтых, семь пурпурных, девять красных; они
образуют стену, которая поднимается намного выше моей головы.
находиться за ней. Я подошел к стене, сделал много шагов направо, потом
- в противоположном направлении. Насколько я мог видеть, стена
продолжалась в обоих направлениях. Перелезть через нее невозможно:
поверхность гладкая и скользкая; моим плохо для этого приспособленным
когтям не за что ухватиться.
подошел к концу пути. Сидя так, я проводил лапой взад и вперед по лезвию
меча. Никаких рун; их как будто вообще никогда не было. Металл холодный,
и это почему-то успокаивало. Глядя на камни, я продолжал гладить меч.
поверхности? Я на четвереньках подполз, чтобы осмотреть внимательней низ
стены. Да, стена не является неотъемлемой частью поверхности: между ними
тонкая линия. Только здесь можно попытаться.
лезвие, что у меня останется? С другой стороны, зачем мне нетронутое
лезвие, если здесь кончается мой поиск?
копать поверхность в том месте, где она соединялась со стеной. Напрягая
память, я пытался отыскать какие-нибудь сведения из Лормта, которые
могли бы облегчить задачу. Но думать о Лормте тоже нелегко, и когда я
это делал, рука моя уставала и я начинал промахиваться.
экспериментировать. Трижды произнес это имя мысленно, затем добавил
слово благодарности; потом семь раз - и снова благодарность; наконец
девять раз...
бить и копать, как я и намеревался. Стена из драгоценных камней
загудела, гудение заполнило мне голову. Я закрыл лапами уши, пытаясь
приглушить этот звук. А меч продолжал работать.
бородавчатую шкуру. Но я не решался отнять лапы от ушей, чтобы
защититься. Меч задвигался быстрее, превратившись в огненную вспышку.
Иногда мне казалось, что это больше не меч, а стрела чистой силы.
горизонтальное положение и ударил в камень примерно в середине. От удара
камень треснул и рассыпался множеством алых осколков. Разрушение
передалось двум соседним камням, они тоже распались ядовитыми
фрагментами. Стена продолжала разрушаться по обе стороны.
Меч надежно лег в нее. Морщась от порезов на осколках камня, я миновал
барьер и оказался в совершенно ином месте.
знакомую землю. Вначале я даже решил, что вернулся в Эскор. Передо мной
дорога, по которой я за зеленым шарфом шел к Темной башне.
действительно поверхностное, поскольку здесь нет ничего устойчивого.
Скалы таяли, сливались с землей и возникали в другом месте. Дорога
плыла, и я шел, погрузившись в нее по колени, как по ручью с Орсией. Те
существа, которые, как я чувствовал, скрываются в скалах, были видны
отчетливей, и мне приходилось отводить от них взгляд, чтобы не потерять
рассудок.