они могли сказать друг другу: я с тобой согласен, может быть, ты
приблизился ко всеобщей человеческой сути, или ко всеобщей философии с
иной точки зрения, но выводы твои совпадают с моими.
основе более широких принципов это может оказаться возможно.
встретился с тобой. Надеюсь, у нас обоих все будет хорошо.
освещая путь фонариком.
пятно. Хортон отвел фонарик. Это было Элейна.
дороги.
разыскать. Я напугана. Что-то должно случиться.
нашли существо, запертое во времени?
чего-то. Словно я наклонилась куда-то и хочу прыгнуть, но не знаю, куда
прыгать.
поверить. То есть - вашему предощущению. Или это сильнее предощущения?
хотелось знать... не согласитесь ли вы провести ночь со мной? У меня есть
одеяло на двоих. Не разделите ли вы его со мной?
я думаю, и поэтому отчасти. Но и оттого, что мы два человеческих существа
- единственных здесь человеческих существа. Мы нужны друг другу.
- только вчера.
возражаю.
сказал ученый монаху.
планета. Невозможно взволноваться другим разумом, другой формой жизни,
совсем на нас непохожей, но он нравиться мне больше, чем планета."
мысль принести даже с галлон этого Пруда на борт. Не понимаю, почему
Картер на это согласился."
ученый, - то поймите, что Картер ничего не обещал. Хотя я, скорее, думаю,
что нам это сделать. Если мы обнаружим, что совершили ошибку, есть простой
способ ее исправить. Никодимус может вылить Пруд, сбросить его с корабля."
гранд-дама. - Эта штука, которую Картер называет божьим часом - она для
нас ничто. Она задевает нас, только и всего. Мы чувствуем ее с помощью
Никодимуса. Мы ее не воспринимаем, как Картер и Шекспир. Плотоядец - ну,
что с ним происходит, мы не знаем по-настоящему. Он в основном пугается."
"Мы не воспринимаем его, я уверен, - сказал ученый, - потому, что наши
которые лучше обучены и дисциплинированны..."
монах.
дисциплинированные умы, мы инстинктивно отводим божий час. Мы не допускаем
его к нам. Но если бы мы открыли ему свои умы, то, вероятно, извлекли бы
из него куда больше, чем кто-либо другой."
Он вполне с этим справляется."
будет снова иметь на борту двух людей."
оба, как там ни окажись, очень скоро должны будут лечь в анабиоз. Мы не
можем позволить нашим пассажирам-людям состариться. Они представляют собой
жизненно необходимый ресурс, который мы должны использовать как можно
лучше."
несколько месяцев они смогут извлечь из божьего часа немало."
Человеческая жизнь коротка, даже в лучшем случае."
жизни, - сказал ученый. - По крайней мере, пока не можем. Хотя я бы
предположил, что мы уже можем и не быть людьми в полном смысле этого
слова."
люди. Мы привязаны к нашим сущностям и индивидуальностям. Мы препираемся
между собой. Мы позволяем проявляться нашим предрассудкам. Мы все еще
мелочны и склочны. И мы не должны были быть такими. Предполагалось, что
три сознания сольются, сделаются одним мозгом, более великим и
эффективным, чем три. И я говорю не только о себе и о своей мелочности,
которую совершенно добровольно признаю, но и о вас, Сэр Ученый, с вашей
демонстративной научной точкой зрения, которую вы все время выпячиваете,
чтобы доказать свое превосходство над простодушной, легкомысленной
женщиной и ограниченным монахом..."
напомнить, что были случаи..."
пространстве, нам не на что было отвлечься, когда мы измучились от своей
мелочности, когда мы устали до смерти, от скуки. Тогда мы соединялись из
чистой усталости и то были единственные случаи, когда мы приближались к
отточенному коллективному сознанию, которого, как ожидалось на Земле, мы
должны были достигнуть. Хотел бы я поглядеть на физиономии всех этих
важных нейрологов и психологов с куриными мозгами, отрабатывавших для нас
этот сценарий, если бы они узнали, как все их вычисления сработали на
самом деле. Конечно, все они теперь мертвы..."
полное ничто. Словно трех испуганных детей, прижимающихся друг к дружке,
чтобы защититься от пустоты. Три сознания, жмущихся друг к другу для
взаимной защиты - только и всего."
понимании ситуации. При всей вашей горечи - близко к правде."
меня помнят, как альтруистичную особу, всю жизнь раздаривавшую себя и
отдавшую в конце концов больше, чем можно ожидать от любого человека. Обо
мне будут думать как о той, кто отдала свое тело и упокоение смерти, чтобы
продвинуть наше дело..."
обманутые человеческие надежды, хоть я с вами и не согласен в вопросе
насчет упокоения смерти. Но что касается пустоты, вы правы."
как человек, который должен бы понимать пустоту, который должен был этого
ожидать, он не смог все-таки понять, не смог с ней поладить, но был вместо
этого охвачен той же нелогичной реакцией, что и другие двое, и в конце
концов у него развился позорный страх перед пустотой. Он знал, что пустота
была только относительной. Пространство не пусто, и он знал это. В нем
было вещество, хоть и крайне разряженное, и большая его часть состояла из
довольно сложных молекул. Он говорил это себе снова и снова, он повторял
себе - оно не пусто, оно не пусто, в нем есть вещество. Однако он не мог
себя убедить. Ибо в кажущейся пустоте пространства были беспокойство и
холод, заставляющие каждого прятаться в собственное "я", скрываясь от
холода и беспокойства. Самое худшее в пустоте, подумал он, было, что она
заставляла чувствовать себя таким маленьким и незначительным и это,
говорил он себе, была мысль, с которой следовало драться - ибо жизнь, вне
зависимости от ее малости, не могла быть незначительной. Ибо жизнь, это
очевидно, была именно тем, что одно только и имело смысл во вселенной."
преодолевали страх и переставали жаться друг к дружке, когда мы забывали о
корабле, когда, вновь рожденной сущностью, мы шагали по пустоте так,
словно это вполне естественно, как шли бы по пастбищу или по саду. Мне
всегда казалось, что эти случаи происходили, что это условие было
достигнуто только тогда, когда мы достигали стадии, при которой уже не
могли более терпеть, когда мы достигали границ слабых человеческих
возможностей и превосходили их - когда так получалось, то срабатывал
какой-то спасательный клапан, возникало компенсирующее состояние, в