Чтение 32–й страницы книги ~Падение Гипериона~

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Лишь перед самым рассветом Ламия Брон забылась тревожным сном. Ее
сидения были полны странных, запредельных образов и звуков: вполуха
услышанные, вполразума понятые обрывки бесед с Мейной Гладстон, комната,
плавающая посреди космоса, люди, идущие по коридорам, где стены бормотали,
как плохо настроенный приемник мультилинии. И во всех этих горячечных
видениях и бессвязных картинах трепетало до безумия живое ощущение, что
Джонни - ее Джонни - близко, совсем рядом. Ламия закричала во сне, но крик
утонул в нестройных отголосках остывающего в ночи Сфинкса и шелесте
перегоняемых ветром дюн.

Внезапно Ламия проснулась, словно кто-то включил сознание. Сол
Вайнтрауб, вчера сам напросившийся на пост караульного, дремал у низкого
входа в комнату, приютившую паломников. Его крохотная дочка спала в
гнездышке из одеял рядом с ним, во сне она перевернулась на животик, и в
такт дыханию на ее губах дрожали пузырьки слюны.

Ламия огляделась. В тусклом свете маломощного люм-шара и немногих
солнечных лучей, преодолевших четырехметровый коридор, был виден лишь еще
один из ее спутников - темный, храпящий куль на каменном полу. Кажется,
Мартин Силен. Сердце Ламии ушло в пятки - ей вдруг померещилось, что, пока
она спала, все исчезли. Силен, Сол, ребенок... - нет, не хватает одного
Консула. Группа паломников из семи взрослых и ребенка истаяла, как
мартовский сугроб: Хет Мастин пропал, когда они пересекали Травяное море в
ветровозе; Ленар Хойт был убит вчера ночью, вскоре после этого исчез
Кассад... Консул... что случилось с Консулом?

Ламия Брон снова огляделась, удостоверилась, что в сумрачном
помещении нет ничего и никого, кроме рюкзаков, груды одеял и трех спящих -
поэта, ученого и ребенка, нашла в складках одеяла автоматический пистолет
отца, достала из рюкзака нейропарализатор и проскользнула мимо Вайнтрауба
и младенца в коридор.

Стояло утро, такое ясное, что Ламия невольно прикрыла глаза ладонью.
Она сошла с каменных ступеней Сфинкса на утоптанную тропу, ведущую вглубь
долины. Буря миновала. Небосвод Гипериона сиял хрустально-чистой
первозданной лазурью с зелеными переливами, звезда Гипериона - яркая белая
лампочка - только что взошла из-за скалистой стены на востоке. Тени утесов
смешались с причудливыми тенями Гробниц Времени на дне долины. Нефритовая
Гробница вся искрилась. Ламия увидела свежие сугробы и дюны, наметенные
прошедшей бурей - белые сугробы и алые пески перемешались и сияли на
солнце, образовав валы и горки вокруг камней. От вчерашнего лагеря не
осталось и следа. Консул сидел на валуне, метрах в десяти ниже по склону.
Он смотрел на долину, над его трубкой вился дымок. Ламия спустилась к
нему.

- Полковник исчез, - произнес Консул, даже не взглянув на нее, когда
она подошла ближе.

Ламия посмотрела в сторону Хрустального Монолита. Его сияющий фасад
зиял дырами и выбоинами, а верхние метров двадцать-тридцать как ножом
срезало. Обломки у подножия все еще дымились. Полукилометровое
пространство между Сфинксом и Монолитом превратилось в выжженное, изрытое
пепелище.

- Да уж, драться полковник умеет, - заметила Ламия.

Консул что-то промычал в знак согласия. От табачного дыма Ламии
захотелось есть.

- Я обшарил долину на два километра вплоть до самого Дворца Шрайка, -
сказал Консул. - Бой, видимо, разыгрался вблизи Монолита. У основания в
нем по-прежнему нет ни одного отверстия, но повыше дыр хватает. Ясно видна
ячеистая структура, которую всегда показывали радары.

- И никаких следов?

- Никаких.

- Кровь? Обугленные кости? Записка, что полковник отлучился сдать
белье в прачечную?

- Ничего.

Ламия, вздохнув, уселась на другой валун, по соседству с Консулом.
Солнце припекало. Прищурившись, она оглянулась на вход в долину.

- Обалдеть можно, - пробормотала она. - Что же теперь делать?

Консул вынул трубку изо рта, хмуро посмотрел на нее и покачал
головой:

- Сегодня я попытался вызвать корабль, но его по-прежнему держат под
арестом. - Он выбил из трубки пепел. - Пытался использовать частоты
экстренной связи, но никак не удается соединиться. Либо корабль не
ретранслирует сигнал дальше, либо запрещено отвечать нам.

- Вы бы улетели?

Консул пожал плечами. Вместо вчерашнего парадного мундира на нем был
шерстяной джемпер грубой вязки, серые вельветовые брюки и высокие ботинки.

- Будь корабль под рукой, у нас - у вас - была бы возможность выбора.
Я бы посоветовал всем хорошенько подумать, есть ли смысл оставаться
теперь. Хет Мастин исчез, Хойта и Кассада больше нет с нами - я и сам
толком не знаю, что делать.

Низкий голос произнес у них за спиной:

- Можно попытаться приготовить завтрак.

Оглянувшись, Ламия увидела, как по тропе к ним спускается Сол. На его
груди качалась в люльке Рахиль. Лысина старика сверкала на солнце.

- Неплохая мысль, - встрепенулась Ламия. - Как там у нас с
продуктами?

- Позавтракать хватит, - ответил Вайнтрауб. - В резерве еще несколько
пайков из мешка полковника. Потом примемся за тысяченожек, акрид и друг за
друга.

Консул, изобразив на губах что-то вроде улыбки, убрал трубку в карман
джемпера.

- Предлагаю вернуться назад в Башню Хроноса, пока до этого не дошло.
Замороженные продукты с "Бенареса" мы съели, но в Башне есть кладовая.

- Это было бы здо... - начала было Ламия, но ее прервал дикий крик.
Похоже, из Сфинкса.

Она первой добежала до Гробницы и, прежде чем войти, выхватила
пистолет. В коридоре было темно, в помещении, где они спали, еще темнее, и
Ламия не сразу разглядела, что там пусто.

Снова раздался крик невидимого Силена:

- Эй! Сюда!

Оглянувшись, она увидела входящего в Гробницу Консула.

- Стойте там! - приказала Ламия и быстро двинулась по коридору,
прижимаясь к стене и держа в вытянутой руке снятый с предохранителя
пистолет. У входа в небольшую комнату, где лежало тело Хойта, она
остановилась на секунду, затем вошла, выставив перед собой оружие.

Мартин Силен, сидевший на корточках перед трупом, поднял голову.

В руке он сжимал угол фибропластовой простыни, которой они накануне
накрыли тело священника. Он посмотрел на Ламию, невидяще глянул на
пистолет в ее руке и снова уставился на тело.

- Вы можете в такое поверить? - спросил он, скорее у самого себя, чем
у Ламии.

Ламия опустила пистолет и подошла ближе. Из-за ее плеча высунулся
Консул. В коридоре послышались торопливые шаги: Сол Вайнтрауб спешил к ним
с плачущей Рахилью на руках.

- Боже мой, - произнесла Ламия и присела у тела Ленара Хойта.

Изможденное бесцветное лицо молодого священника преобразилось. Перед
ними лежал человек лет семидесяти: высокий лоб, изящный аристократический
нос, тонкие губы, застывшие в легкой благожелательной улыбке, высокие
скулы, заостренные уши под седыми прядями, окаймлявшими лысину, большие
глаза с бледными, точно пергаментными веками.

Консул наклонился над ним.

- Я видел голограммы. Это отец Поль Дюре.

- Смотрите, - прошептал Силен. Он стащил простыню с тела, помедлил, а
затем повернул лежавшего на бок. Два маленьких крестоформа на груди
мужчины пульсировали розовым цветом так же, как на теле Хойта, но спина
была чистой.

Сол стоял у входа, стараясь успокоить раскричавшуюся Рахиль. Когда
ребенок замолчал наконец, он сказал:

- Кажется, бикура для... регенерации требовалось трое суток.

Мартин Силен вздохнул.

- Бикура воскрешались крестоформами более двух стандартных веков.
Возможно, по первому разу дело проходит быстрее.

- Он что... - начала Ламия.

- Живой? - Силен коснулся руки девушки. - Потрогайте.

Грудь мужчины едва заметно подымалась и опускалась. Кожа была теплой.
Под ней отчетливо прощупывались горячие крестоформы. Ламия, содрогнувшись,
отдернула руку.

Существо, которое шесть часов назад было трупом Ленара Хойта, открыло
глаза.

- Отец Дюре? - Сол шагнул к нему.

Голова мужчины повернулась. Он заморгал, будто свет резал ему глаза,
затем что-то невнятно произнес.

- Воды, - догадался Консул и торопливо достал из кармана джемпера
пластмассовую фляжку. Мартин Силен поддерживал голову незнакомца, пока
Консул поил его.

Сол опустился перед ним на одно колено и дотронулся до его руки.
Казалось, даже темные глаза Рахили с любопытством наблюдают за
происходящим.