собою, но Марина с улыбкой проследовала на галерку.
И СТАНОВЯТСЯ
Глядя на оконные узоры, было страшно вылезать из-под одеяла. Радовались одни
собаки. На выгулах они с прытью таскали сонных хозяев от столба к столбу.
Куда-то затерялась луна, животным стало не на что выть. Городское общество
собаководов вышло на экстренные поиски небесного тела. Так казалось со
стороны.
специальной обстановке - лучше, чтобы кто-то мешал. Ему нужно было переждать
перерыв в книжном магазине. Чтобы не подвергнуться законному сжатию от
мороза, он зашел в читальный зал института. И едва не остолбенел. За столом
выдачи сидела Рязанова. Подрабатывает, что ли, подумал он. Мысль даже ему
самому показалась странноватой. Год назад Рязанова Ирина победила в
институтском конкурсе красоты.
принялся пролистывать. Журналы скоро надоели ему. Оставалось рассматривать
читателей. В основном, тех, чьи профили можно было видеть. Затылки, считал
Решетнев, в меньшей степени выражают душу. Быстро утомившись, он перевел
взгляд на Рязанову. Он знал о ней все, она о нем - ничего.
занимательным, чем при случайных встречах в коридорах. Оно играло,
обыгрывало страницу за страницей и так выразительно передавало смену событий
и настроений в книге, что Решетнев боялся угадать автора и название.
прекратить. Решетнев не относил себя к разряду сверхчувствительных, но при
выходе из зала отчетливо ощутил спиной ее взгляд. Жгучая второстепенность
ощущения заставила его не оглянуться. Через неделю Решетнев обнаружил себя в
районе библиотеки. Избавиться от смутного обязательства зайти в зал - не
смог.
серьезностью читавшим "Крокодил". Решетнев проходил меж рядов и опасался
сесть на первый попавшийся стул, боясь, что не будет видно Рязанову. Ему
повезло - колонна, на которую он меньше всего рассчитывал, осталась чуть
слева. Пролистав несколько страниц, Решетнев обратился в сторону столика
выдачи. Рязанова занималась делами и позволяла наблюдать за собой кому
вздумается. Он обнаружил главную особенность ее лица. У большинства людей
начальное, нулевое состояние лица - безразличие. Исходным состоянием лица
Рязановой была непоправимая грусть. Она являлась фоном для других
эмоциональных наложений. И ничто не могло укрыть ее - ни серьезность, ни
улыбка.
выбрал переулок и побрел в сторону, противоположную общежитию. Вспомнил о
родственных биополях. Там, в зале, ему казалось, что Ирина тоже чувствовала
его взгляды. Может, это было и не так, но, во всяком случае, неуверенность в
некоторых ее действиях имела место. Так ведут себя люди, у которых стоят над
душой. Его тормозили затянувшиеся отношения с другой. Если их можно было
назвать отношениями. Странная гармония обреченности и доверия. Зависимость,
в которой оба подотчетны друг другу без всяких перспектив. Положение, из
которого необходимо смотреть друг другу в глаза только прямо, не моргая.
Решетневу не хотелось проигрывать нынешней его подруге в этом маленьком
противостоянии. Если в принципиальных разговорах с ней станет прощупываться
посторонняя лирическая тема, то легко обнаружится беспринципность. Носить
легенд Решетнев не умел, сразу путался. И не умел долго находиться под
вопросом.
он страшно желал встречи с Ириной. Хотел, и все тут. Решетнев на всякий
случай решил прописать себе одиночество, выдержать себя в нем, отмочить. Тут
же поймал на мысли, что разлука - всего лишь отсрочка, А не медиальное, как
ему показалось вначале, решение. Он понял, что устраивает себе временное
одиночество, чтобы радость, если она появится в той отдаленной встрече, была
полнее.
менялись местами и переходили друг в друга. От этого кружилась голова,
особенно на мосту. Окоченевшие перила предлагали поддержку на всем своем
протяжении. Ветер, носясь под пролетами, бился о наст забытой песней.
закрытием. Тогда возможность проводить Ирину вытечет сама собою, думалось
ему. Его нисколько не смущало, что Ирина могла иметь предвзятый взгляд на
массового читателя или до того личную жизнь, что ему, скорее всего, придется
оказаться одним из многих, или хуже того - просто третьим лишним.
неглубокими глазками. Решетнев спросил ту же подшивку и сел за то же место,
что и в прошлый раз. Где-то глубоко в себе он наивно рассчитывал вызвать в
действительность главное путем восстановления деталей. Мистика не
оправдалась - Ирина так и не появилась. Наверняка работает в другие часы.
справки.
веснушками и бросилась ожидать еще какого-нибудь вопроса. Ее улыбка
показалась Решетневу неуместной. Он едва не спросил: чему вы рады?! Спросил
адрес.
снос. Обступив по всему периметру плотным кольцом, над ним нависали
крупнопанельные дома. Стройматериалы, грязь. Выходило, что островку долго не
продержаться. Наступил вечер. Короткий зимний день без сколько-нибудь явного
протеста сгорел заживо в своем закате.
Проскочила мысль - не ошибся ли? Нет, все сходилось. Он нажал кнопку
повторно. Безрезультатно. Когда созрела догадка, что больная может
находиться в больнице, окна вспыхнули и за дверью спросили:
брал подшивку "Ровесника"?
вид. Потом легла в постель, где, по-видимому, находилась до его прихода.
Выражение грусти сильнее проступило на ее лице.
он производил поиск домика, переродилась в скованность. Уже нужно было о
чем-то говорить, а он рассматривал и рассматривал комнату. В домике царил
порядок запущенности. Все было расставлено, развешано и уложено по местам
раз и навсегда. Противоречила только дорожка между столом и дверью. Наконец
он соврал, спросив ее имя.
момент она показалась Решетневу до того знакомой, что он застыдился
непосвященности в ее недуг.
надеждой, будто рассчитывал на крупное воспоминание с ее стороны.
признавал комнатного света, так и лез в глаза. Между ними висела тема ее
болезни. Когда Решетнев спросил, не требуется ли ей помощь в этой связи, она
сама заговорила о нездоровье. Стало ясно, что это главное в ней, тема
болезни поглотила и завладела ею полностью, без всяких радуг и просветов
вдали. Обследование, которому она подверглась днями раньше, ничего не
обнаружило. Слабость, пробивающаяся неизвестно откуда, прогрессирует,
растекается по телу. Силы прячутся, равнодушие ко всему - и симптом и
осложнение одновременно.
тела поверх одеяла. Они выдавали, вероятно, возведенную в правило
безнадежность.
пять утра. Он вздумал спросить, с кем она живет. Но вторая кровать, стоявшая
чуть поодаль, была заправлена так строго, что отвечать было бы ни к чему.
она бесстрастно посмотрела вслед. Он ощутил знакомое прикосновение взгляда.
И оглянулся. Ирина успела отыскать в потолке произвольную точку и принялась
изучать ее, втягивая в себя глазами.
обросли инеем. В лунном свете они походили на коралловые сооружения. И
давили на него.
бы половину, Решетнев был вынужден рассказать, по какому поводу они были
куплены.
Пехов Алексей
Ильин Андрей
Шилова Юлия
Березин Федор
Херберт Фрэнк