тщательно проверил себя и не привел бы с собой филеров. Если за ним есть
слежка, чтобы не приходил ни в коем случае. Он это сам поймет, конечно.
свиданье оконченным, надеюсь, оно останется в полной тайне.
двери.
Москвичи любили Киселевского и валом валили на спектакль. В восемь у театра
толпилась толпа. Сновали барышники. Стояли наряды полиции. Подкатывали
извозчики, лихачи, частные сани, кареты. Из саней, карет выпрыгивали шубы,
дамские, мужские. Чтобы не мять причесок, дамы были в пуховых платках. На
ходу открывая сумочки, бежали к подъезду.
выпрыгнул из саней и быстро взбежал по ступенькам.
шапке.
Марью Львовну в тяжелых соболях, направился к ней с любезной улыбкой.
Приподняв бобра, Савинков поцеловал руку:
проговорила: - вы поклонник Сухово-Кобылина или Киселевского?
знаете?
Потом он пошел, проталкиваясь среди опаздывавшей в театр публики.
котиковую шапку, Зензинов отделился от стены. Он видел Марью Львовну,
говорившую с этим элегантным человеком. Не слыхал, что они говорили, да это
и неважно. Но кто этот молодой человек, Зензинов не понимал. "Неужели наш?
Эс-эр? Не может быть. Я никогда его не видал. И что ему от меня нужно?"
чтобы поспевать. Молодой человек шел не оглядываясь, уходил слишком далеко.
Коршу, проделал столько трюков, что сейчас был совершенно спокоен. Слежки не
было. Впереди в свете желтых фонарей колыхалась шапка молодого человека, на
расстоянии ста шагов.
выйти на Дмитровку", - думал Зензинов, ускоряя шаг. "Да, сворачивает именно
на нее. Но кто же он? Чорт знает..."
"Надо догонять". Зензинов подходил вплотную к незнакомцу в бобрах. Теперь,
поравнявшись, они сделали несколько шагов идя рядом. Никто из них не глядел
друг на друга. Вдруг незнакомый сделал еле уловимый знак рукой и тут же
отскочив с тротуара на улицу, крикнул навстречу мчавшемуся лихачу:
Незнакомый не сказал ни слова. Оба они подошли к саням. И незнакомый
пропустил Зензинова первым. Впрыгнув за ним, он резко крикнул на морозе:
по Дмитровке. "Знакомый голос", - думал Зензинов, но молчал. Он был
приглашен, ждал, чтобы заговорил спутник. Но молчал и спутник. Он даже не
смотрел на Зензинова. Зензинов сбоку взглянул на укутавшееся в бобры лицо,
откидывавшегося всем телом на ухабах незнакомого. "Не знаю. Лицо как
каменное. Не русский должно быть. Что за притча?" - думал Зензинов. Но лихач
так мчал по темным улицам, так гикал - "эей - ахх - берегись!" - так крякал
по беговому на разошедшегося рысака, что где тут было думать. Сначала мимо
летели освещенные улицы, теперь темные, неосвещенные домишки, и вот почти
ничего, какие-то деревья, пошла Тверская застава.
Оглянулся и Зензинов. В темноте прямой, оснеженной дороги никого. Только они
несутся чортовым летом, словно на ипподроме берут трехверстный приз. И лихач
гикает, кричит...
где-то слышанным. Но рысак уже осел под одноглазым покривившимся фонарем
трактира и слышно, как тяжело носит боками рысак, как храпит от сумасшедшего
хода.
только шапку. Зензинов прошел за незнакомым в трактир. И только, когда в
отдельной комнате незнакомый снял шубу и бобра с лысеющей головы, он ахнул:
- "Да ведь это же Павел Иванович!" Но Павел Иванович молчит. Потирая от
холода руки, глазами улыбнувшись незнакомцу, молчал и Зензинов. Каменное,
серое, мертвое лицо у Савинкова. Он говорит половому брезгливо и
повелительно:
и вина, какое у вас есть вино?
сомнений. А совершенно не он. Это не женевский юноша бежавший из Вологды.
Поживший барин с усталым лицом, аристократически растянутым говором,
повелительным жестом. "Вот это грим!" - в восторге думает Зензинов.
проговорил Савинков. - Я - член боевой организации. Вы - член московского
комитета партии. Не так ли?
должен вас предупредить, чтобы вы сейчас же ликвидировали все, сняли
наблюдение, сняли всех занятых в этом деле людей, потому что, - Савинков
сделал паузу, - это наше дело, его веду я и оно близится к концу. По
понятным причинам комитет об этом не знал, но теперь я вынужден вам открыть
карты, ибо вы уже своим заявлением спугнули Сергея. Он переехал с Тверской
площади.
даже лучше для нас и хуже для него. Теперь вместо короткого пути от Тверской
до Кремля ему надо ехать от Нескучного к Калужским и затем к Москва-реке
через Пятницкую, Большую Якиманку, Полянку, Ордынку и так далее. Мы убьем
его на улице. И убьем скоро. Только повторяю, даете ли вы мне сейчас слово,
что с завтрашнего дня вы снимете с него всякое наблюдение. Вы понимаете,
надеюсь, это ведь не дело чести, а дело успеха. Кто ведет дело в комитете -
вы?
наблюдение и прекратим все. Мы даже не знали, что боевая в Москве.
несколько лучше вашей.
засаленными бараньими котлетами и потным графином водки.
сказать, если это все, то может быть лучше, чтобы мы бросили ужин и уехали,
ведь судите сами, если нас кто-нибудь здесь увидит, может показаться
подозрительным, тому же половому. И тогда...
можем смело поужинать. К тому же я живу так уединенно, вижусь только с
товарищами по делу и то урывками, мне приятно вырваться из кольца
конспирации и посидеть со свежим человеком. Роль богатого ирландца не так то
уж оказывается легка и весела.
безошибочно, что это Павел Иванович. Но до сих пор Савинков не назвал себя.
И это дивило Зензинова. Когда Савинков опрокинул большую рюмку, заедая ее
котлетой, Зензинов спросил:
потому, что слишком высоки птицы.
сказал:
трактире, да и то первое время сомневался. Вы изумительно перевоплотились в
англичанина. Но и сами конечно изменились. Я не видал вас почти два года.
Конюшевский Владислав
Гюго Виктор
Посняков Андрей
Роллинс Джеймс
Никитин Юрий
Громыко Ольга