сегодня вечером у Эвелины?
и мой телефон.
когда я видел его со спины на улице, у меня было впечатление, что это идет
старый, усталый человек. Теперь в его движениях появилась легкость и
гибкость, которых не было раньше. Но за этими чисто внешними изменениями
было что-то другое, чему я не мог найти объяснения. Изменились его суждения,
появилась какая-то небрежность, характерная для человека, уверенного в себе,
- и я думал: неужели то, что в его распоряжении оказались деньги, которых у
него не было раньше, могло так на него повлиять и сделать его неузнаваемым?
Или, может быть, он действительно был прав, утверждая, что мы были
поверхностными наблюдателями и плохо его знали? Мне, однако, казалось, что
таким, как теперь, он раньше просто не мог быть. Он был все-таки сыном
своего отца и братом Жоржа, для которых самое важное значение в жизни имели
деньги. Но в их представлении они приобретали какую-то почти мистическую
ценность, были чем-то вроде безмолвного и могущественного божества, к
которому они питали безграничное уважение.
другом смысле. В отличие от своего отца и брата Андрей никогда не был скуп.
Но он всегда и почти бессознательно был убежден, что родился, чтобы быть
богатым. И оттого, что его судьба до последнего времени была не такой,
какой, по его мнению, она должна была быть, оттого, что он был лишен самого
главного, он как-то съеживался морально и даже физически - ему всегда было
холодно, и он вздрагивал от внутренней дрожи. В конце концов, его отъезд в
Сицилию - это тоже было неспроста - тепло вместо холода, солнце вместо
зимних парижских туманов, свет вместо сумерек. Он проник в тот мир, где, как
ему казалось, он всегда должен был жить и где он не мог, конечно, продолжать
быть таким, каким был раньше, - несчастным эмигрантом в своей собственной
стране. И до сих пор, пока не произошло это его переселение в другой мир, он
ненавидел и презирал Жоржа, о котором позже он стал говорить с каким-то
снисходительным пренебрежением: - Все-таки нельзя отрицать его несомненного
поэтического таланта и, может быть, даже - связанной с этим - некоторой
индивидуальной ценности, и почему слишком строго судить человека, даже если
он был убогим? Таким создала его природа. - Но о самом главном достоинстве
Жоржа он не говорил, а оно заключалось в том, что Жорж умер. Пока он был
жив, ему не было оправдания и он заслуживал только ненависть и презрение.
Но, умерев, он приобрел неожиданную ценность, и те качества, которых Андрей
не признавал за Жоржем при жизни, вдруг возникли тогда, когда эта жизнь
прекратилась, точно обеспечив ему относительную посмертную славу, которой не
было бы, если бы он остался жив. И бесполезные деньги, на которых Жорж
сидел, как нищий на груде золота, позволили наконец Андрею вести ту жизнь,
которая ему, в сущности, была всегда суждена. Этим объяснялась его
удивительная метаморфоза, думая о которой я невольно пожимал плечами.
x x x
духовником и юрисконсультом, хотя у тебя нет данных ни для того, ни для
другого.
Андрея опять пришел Артур. Он находился в одном из благополучных периодов
его жизни - был прилично одет, и в глазах не было того беспокойного
выражения, которое появлялось каждый раз, когда он оказывался в трудном
положении.
порядке.
регулярный доход, это бывает редко. Но дается это недаром.
бываешь в кабаре Эвелины?
вероятно, о нем слышал. Его фамилия Ланглуа. Тебе это что-нибудь говорит?
похожий на мумию?
оживляется.
торговля наркотиками?
понимаешь, живет теперь на покое, и у него есть кое - какие средства,
по-видимому. Этот невежественный, едва грамотный человек, и вот, представь
себе, у него появились - почему? как? откуда? - непонятно - литературные
претензии.
женщинах, с которыми он был связан, о их изменах, его огорчениях и так
далее.
читал отчет о судебном процессе, где он был обвиняемым. Он был оправдан за
отсутствием состава преступления. И там, по-моему, говорилось, что он начал
свою карьеру с того, что был, если мне не изменяет память, сутенером. К
торговле наркотиками он перешел несколько позже.
так оно, вероятно, и было.
иначе, он хочет писать свои воспоминания. И вот он мне рассказывает, а я
должен это излагать в литературной форме.
странно, никакого действия там нет. И все такие фразы - "Она посмотрела на
меня, и в ее глазах показались слезы" или "Я задыхался от волнения, когда
должен был ее встретить". В общем, мелодраматический вздор, ты понимаешь? Я
все это пишу, и надо тебе сказать, что это очень трудно. Главное, я не могу
найти тона, в котором должен, вестись этот рассказ, и не могу найти ритма. Я
пришел с тобой посоветоваться - как быть?
недавно попала в Париж, потому что ее лицо сохраняло ту девическую свежесть,
для которой климат Парижа губителен. Когда я обратился к ней и пригласил ее
в кафе, она ответила мне с такой искренностью и откровенностью, которые
лишний раз убедили меня в том, что еще несколько недель, быть может, тому
назад она вдыхала воздух полей и леса. Я тогда же подумал: было бы лучше,
чтобы она не знала никогда соблазнов большого города, который привлекал ее к
себе и о котором у нее было, конечно, совершенно превратное представление.
Как я мог объяснить ей, что ее наивные, почти детские мечты были далеки от
действительности? Что в этом отравленном воздухе ей скоро станет нечем
дышать? Что ее ждут обманы, разочарования и неизбежные драмы? Что все это
бесконечно печально? Как я мог ей это сказать?"
именно так, а не иначе?
тебе становится противно. Почему тебе не писать по-другому? Так, как это
свойственно тебе, а не ему?
фальсификация.
фальсификация.
работе.
диктовать.
не зная куда, и это было движение, в котором понятие направления не играло
роли, - я вдруг заметил, что оказался на Монмартре. Был конец весеннего дня,
наступали сумерки. В эти часы Монмартр был не таким, каким я привык его
видеть и каким его видели тысячи и тысячи людей. Не было ни световых реклам,
ни этого искусственного вечернего или ночного оживления, и даже вход в
Шилова Юлия
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Конан-Дойль Артур
Лукьяненко Сергей