обыкновенная улица. Бабушка говорит, что ее так назвали потому, что в старые
времена там была больница для моряков...
понимают! Есть Матросская тишина - улица. А есть другая - гавань, там стоят
каравеллы, шхуны и парусники, а в маленьких домиках на берегу живут старые
моряки со всего света...
вообще приехал сюда? Чего ты во Владивостоке не остался?
папа в этом году даже в кругосветку не взял. Обещал и не взял. Врачи не
разрешили.
канал... В общем, вокруг всего шарика!..
но уж зато врать - ты здоров! (После паузы.) А у тебя кто отец?
раз в кругосветку ходил!
Людмила.
слышал, как мой папа играет?
песенка" Калинникова, а на другой Сарассате "Цыганский танец"...
Хочешь - поставлю?
гость, я тебя развлекать обязан! Сейчас, погоди...
пластинку, придерживает пальцем диск, ставит пластинку и возвращается на
подоконник. Мальчик садится с ним рядом. Сумерки. И как только раздаются
первые такты печальной и церемонной мазурки Венявского - и здесь, и в
соседней комнате наступает удивительная тишина.
Она останавливается на пороге, как бы на границе между светом и тенью и,
прислонившись головою к дверному косяку, слушает, а затем коротко
всхлипывает, как всхлипывают дети после плача. И тогда Давид подбегает к
Тане, обеими руками, крепко, точно оберегая, обхватывает ее руку.
салюта.
смеяться?
не умру! Ни-ко-гда!..
торжественного салюта. Где-то далеко гудит поезд. Женщина зовет дочку со
двора:
ПЯТАЯ ГЛАВА
проклятая генеральная репетиция, эта мука-мученическая, когда ни единая
реплика на сцене не встречала ответа в зрительном зале.
сказала, и Солодовников, словно бы извиняясь, развел руками. И в это самое
мгновение проходивший мимо меня Товстоногов, сделал точно такой же жест -
развел руками и покачал головой.
немногочисленные зрители. Только белолицый администратор снова сокрушенно
поцокал языком.
оказался прав. Все дальнейшее заняло не больше двадцати минут. Мы прошли за
кулисы, где Солодовников и сказал свою речь, уже описанную мною раньше:
речь-скороговорку, речь-бормотанъе, речь - единственной целью которой было
не сказать ничего.
случиться: в одной из комнат почти пустого деревянного дома, что стоит в
Серебряном бору над Москвою-рекой, в доме, где я дописываю эту книгу, живет
с женою и Александр Васильевич Солодовников. Мы встречаемся за завтраком,
обедом и ужином, вечерами - если идет дождь и нельзя гулять - сидим и
смотрим телевизор.
встречах отводит в сторону глаза и как-то неопределенно дергает головой. Они
живут на втором этаже, а я под ними, на первом.
вспоминаю его слова, голос, повадку - того Солодовникова, каким он был
пятнадцать лет тому назад - а он, сегодняшний, об этом, разумеется, и знать
не знает.
занимает, несмотря на свой преклонный возраст, почетную и бессмысленную
должность - состоит при министре культуры советником по вопросам театра. А
что такое советский театр и каким ему быть надлежит - это Александр
Васильевич усвоил прекрасно!
выслушивал их замечания, сколько раз председательствовал на совещаниях,
посвященных проведению очередного фестиваля или декады национального
искусства.
частями - встречал под Веной, в доме, принадлежавшем знаменитому фокуснику.
Впрочем, на новогодний прием они были любезно приглашены. И вот, после часа
ночи, когда уже были сказаны все положенные тосты, когда гости уже выпили,
разомлели, размякли, старый фокусник решил позабавить присутствующих своим
искусством.
все мрачнее и мрачнее.
шепотом спросил:
плечами:
видел - там прямо так и написано - король европейских фокусников!
количеством!..
"Калинка-малинка"! Стучат каблуками молодцы в охотнорядских костюмах,
проплывают уточками девицы в расшитых бисером сарафанах - на весь мир
размахнулась купеческая "Стрельня", выдаваемая за русское национальное
искусство.
их домашним оркестром в самом горячечном сне не могло бы такое присниться -
десятки, сотни тысяч крепостных актеров, музыкантов, певцов, танцоров,
атлетов. Даже прославленные балетные труппы Большого и Мариинского театров,
даже такие великие музыканты-исполнители, как Ойстрах, Гилельс, Рихтер,
Ростропович, Коган - все они, по существу, отбывают самую доподлинную