Чтение 32–й страницы книги ~Крылья крепнут в бою~

- Не товарищ Денисов, а старший лейтенант Денисов, - поправил он меня с
вызовом.

- Да? - удивился я. - Ну что же, поздравляю. Оказывается, чтобы
получить досрочно очередное звание, надо не фашиста сбить, а уничтожить
собственный самолет...

Денисова будто обухом ударили по голове. Он молча пошел к выходу. У
ступенек задержался, обронил холодно:

- Поговорим подробнее после обеда.

- Зачем же после обеда? Лучше после ужина, от боевых ста грамм
настроение будет выше, товарищ Денисов, - ответил я ему и тут же поправился:
- Простите, не товарищ, а старший лейтенант.

Прилетели с задания Сизов и Князев. У Сизова в самолете с десяток
пробоин, требуется ремонт. Я подался на стоянку. Подруливая, Князев увидел
"ишачка" с номером 33, понял, кто вернулся, и, сделав разворот. выключил
мотор, оставил парашют в кабине и пробкой выскочил из самолета.

Мы схватили друг друга, закружилась В совершенно сумасшедшем танце.

После обеда вылетов не было, и мы до ужина рассказывали друг другу о
боевых делах, обсуждали наболевшие вопросы, то, что обычно возможно только с
самыми близкими и верными друзьями. Под конец я спросил Дмитрия, почему он
до сих пор ходит в лейтенантах. Дмитрий помолчал, затем улыбнулся, махнув
рукой.

- Что поделаешь? Начальству виднее.

- Небось с комэском цапаешься?

- Бывает.

30 декабря я дважды вылетал на боевые задания, третий вылет на моем
самолете сделал Дмитрий Князев. Еще до обеда я зашел к, командиру эскадрильи
попросить разрешения навестить родителей и жену. К моему удивлению, он легко
отпустил меня на побывку до завтрашнего вечера и даже позвонил в столовую,
где мне вскоре выдали сухой паек, в том числе и шоколад, который я несколько
дней сберегал в расчете на предстоящую встречу с семьей. У заведующего
столовой, старого знакомого по гарнизону Купля, я добыл еще за наличный
расчет две бутылки водки. Сложив все в небольшой чемоданчик, двинулся
прямиком через широкий Волхов к деревне Юшково, поймал на тракте попутную
машину и в четыре часа дня был дома. Первый встретил меня барбос Полкан. Он
бросился с визгом ко мне, подпрыгнув, лизнул в лицо и залаял, вызывая
хозяев.

Открыла дверь мама, одетая в мужскую ватную фуфайку, за ней появилась
жена, Сашуня. Я обнял их и расцеловал в мокрые от слез лица.

Мама спросила:

- Ты вчера кружился над домом? Шура говорит, что это был ты, она узнала
тебя по голосу, когда ты закричал.

- Я, мама...

Она перекрестилась и каким-то неожиданно звонким, молодым голосом
торопливо произнесла:

- И слава богу. Живой... Пойдемте скорее в избу, а то Шурочка плохо
себя чувствует, как бы не простыла. И отец скоро вернется, пошел к военным в
контору, ему должны дать немного продуктов за работу. Он им все печи и трубы
переложил. У нас с продуктами совсем худо. Есть, правда, немного картошки да
бочонок огурцов, расходуем понемножку, лишь бы зиму пережить.

- Переживем, мама, все переживем.

Новый год мы встретили в узком семейном кругу, не дожидаясь двенадцати
часов ночи. К концу ужина от счастья, выпитой водки я совсем обессилел. Мою
усталость заметила мама, ласково, как бывало в детстве, сказала:

- Ухайдакала тебя, сынок, эта проклятая война. Ты хотя бы летал потише,
а то вчера прогрохотал над крышей, чуть весь дом не свалил. Я думала, труба
рассыплется.

- Нельзя, мама, на войне летать иначе. А труба - что? Свой печник в
хате, новую поставит, - отшутился я, выбираясь из-за стола.

Утром перед моим уходом Саша с таинственным видом позвала меня в
спаленку родителей, за русской печкой и лежанкой. Мы сели на кровать.
Кажется, она что-то хотела мне сказать, но не решалась. Что-то очень важное.
Я это видел по ее смятенным, подернутым слезой глазам.

- Ну, что ты, родная? Говори! Если волнуешься из-за меня, то напрасно,
крылья у нас окрепли, так что ничего не случится,

- Я не об этом... - прошептала она, - Сейчас такое тяжелое время, а у
нас будет ребенок. Что делать?

Я прижал ее к себе, расцеловал.

- Что же ты молчала? Почему не сказала вечером, ночью, голубка моя
милая!

Она ответила потупясь:

- Хотела, чтобы ты спокойно поспал хотя бы одну ночь за столько ужасных
месяцев. А я все равно выращу дочь или сына, наперекор всем войнам! -
Порывисто прижалась к моей груди. Горячей щекой - к холодному металлу
единственного моего ордена - Красного Знамени, полученного за Ханко.

Мы долго бы просидели так, обняв друг друга, если бы из кухоньки не
позвал отец - попить в дорогу чаю. Саша вытерла лицо, поправила
рассыпавшиеся по плечам каштановые кудряшки и крепко поцеловала меня. Я
спросил:

- Скажем родителям?

- Мне как-то стыдно, скажут - война, а...

- Ладно, ладно, курносая, я сам скажу.

Перед чаем отец налил "посошок". Я поднял стопку, встал и объявил
родителям, что теперь я должен воевать за всех и плюс за будущего сына,
который собирается в этом году явиться на свет, опаленный пожарищами войны.
Это значительное для нас с Сашей событие родителей вовсе не удивило. Мама
посмотрела на Сашу и улыбнулась:

- Ничего, Шурочка, вырастим сообща... Мы вот с отцом девятерых из
одиннадцати вырастили и тоже в лихое время, две войны пережили. А ты, сынок,
не беспокойся. Шурочка нам как дочь.

Десять километров до аэродрома я шел пешком, и не потому, что не было
попутных машин: хотелось побыть наедине со своими мыслями - о семье, о
войне. Теперь они сливались воедино.

КОМАНДИР ТРЕТЬЕЙ

Весь январь ежедневно летал на различные боевые задания. Большинство
маршрутов пролегало через Старую Ладогу, и часто, возвращаясь на аэродром,
снижался над домом родителей и давал короткую очередь из пулемета - сигнал,
что я жив.

За это же время несколько вылетов я выполнил в качестве ведомого у
полковника Романенко, продолжавшего по-прежнему часто летать. 2 февраля мы
были на штурмовке войск в районе Киришей. Полет оказался тяжелым, пришлось
отбивать атаки "мессеров", но, несмотря на это, штурмовка прошла успешно.

После посадки и разбора боевого задания полковник Романенко попросил
меня остаться на несколько минут. Посадил рядом с собой и, положив руку мне
на колено, сказал:

- Вот что, лейтенант, мне кажется, ты долговато ходишь в должности
командира звена. Воевать умеешь, в бою видишь все, что делается кругом,
имеешь большой инструкторский опыт, ну и в тактике продолжаешь традицию
Антоненко и Бринько, которую подзабыли в 4-м гвардейском полку. Да, да,
вчера был и вовсе позорный случай. Три летчика не взлетели, чтобы помочь
паре "ишаков", заходивших на посадку, когда их атаковали "мессера". Трибунал
с ними разбирается, а командование бригады решило укрепить комсостав всех
трех эскадрилий. Два кандидата на должности комэсков у меня на примете есть,
а вот третьим Хочу послать тебя. Думаю, сможешь дать бой и "охотникам" и
всем остальным... Как ты на это смотришь?

Я встал и ответил, что я солдат и буду воевать там, куда пошлют.

- Доверие постараюсь оправдать. Хорошо бы, конечно, взять с собой
своего "ишачка", уж очень привык к машине.

- Подумаем, - ответил Романенко. Он отпустил меня, попросив не
распространяться пока что о нашем разговоре.

Через два дня 13-я отдельная эскадрилья осталась с одним самолетом
УТИ-4. Исправные И-16, часть технического имущества, автостартеры, бензо- и
маслозаправщики были подготовлены для передачи в 4-й ГИАП {гвардейский
истребительный авиаполк}. Туда же переходили еще восемь сержантов-летчиков,
имевших десять и более боевых вылетов. А я в паре с сержантом Е.П.
Герасименко должен был улететь на И-16.

Отправка эшелона назначалась после обеда, а вылет в 16 часов.

Утром я съездил на полуторке на часок к родителям. Отвез немного
продуктов и свежей рыбы, добытой в Ладожском рыболовецком колхозе.

Поговорил с Сашенькой, чтоб она не беспокоилась, если мои сигналы
станут реже: аэродром теперь будет в стороне, под Кобоной.

- Хорошо, - тихо сказала она.

Мы попрощались. Мать перекрестила меня и положила в карман кителя
серебряный полтинник.

- Это на счастье. Носи его всегда при себе...

Новое руководство 4-го ГИАП встретило нас с радостью. Командир Кругов,
только что получивший звание подполковника, распределил по три прибывших
летчика в каждую эскадрилью. Два самолета И-16 29-й серии приказал передать
в 3-ю АЭ, а мне приступить к исполнению должности заместителя командира 2-й
АЭ.

Я умолчал о разговоре с командиром бригады, но попросил послать меня в
ту эскадрилью, куда передаются наши самолеты.

- На должность я не претендую, буду водить пару, которую пригнал в
полк. Тем более что во 2-й АЭ есть прекрасные летчики-ханковцы: Васильев,
Байсултанов, Цоколаев, любого можно ставить заместителем.

- Кого ставить заместителем, это мы сами определим, а вам разве не все
равно, на каком "ишаке" придется летать? - очень спокойно ответил Крутов.

- Нет, не все равно, - возразил я. - Со своим самолетом я свыкся, с ним
в полете как одно целое.

Выслушав мои доводы, комиссар полка С.Г. Хахилев предложил оставить во