хорошо понимая, что этот морячок - один из той разведки, которую ожидали на
рассвете и не дождались.
сержант Чубариков. - Как же его... в дивизию-то, товарищ лейтенант?
Кончиться по дороге может...
прокуренным злобным голосом. - После драки кулаками... Моряк! На кораблях
плавал, небось один шоколад жрал и белой булкой закусывал. А мы лаптем щи...
Раз-ве-едчик!..
багровое лицо Рубина. - Кто здесь будет командовать? Вы, Рубин?
Связь с Дроздовским есть? Работает телефон?
мол, должна быть.
соединюсь!..
голосом вскрикнул Сергуненков и зажал уши.
карусель "юнкерсов" вращалась над берегом, и опять, сваливаясь из круга,
подставляя засверкавшие плоскости невидимому солнцу, скользнул в пике над
дальними пехотными траншеями головной "юнкере", круто пошел к земле.
телефонист Святов сидел, пригнув голову к аппарату, придерживая одной рукой
трубку, привязанную тесемочкой к голове. И, втиснувшись в тесный ровик,
вынужденный прижаться своими коленями к коленям Святова, Кузнецов на миг
испугался этого случайного прикосновения: он не сразу понял, чьи колени
дрожали - его или связиста, - и попытался отодвинуться как можно дальше к
стенке.
белесым, до пупырышек замерзшим деревенским личиком, потянулся к тесемке,
однако не развязал, отдернул пальцы, клюнул личиком в аппарат.
оглушительным громом самолетов.
обложным бомбовым землетрясением, с хрястом стало взрываться, вздыбливаться
все; окопчик подкинуло - и, вытолкнутый из земли, увидел Кузнецов, как над
вставшими вдоль берега разрывами неслись крестообразные туловища "юнкерсов",
слепя зазубренным пламенем пулеметов. Скрученные толстые трассы, впиваясь в
берег, шли по пехотным траншеям прямо на батарею - и в следующее мгновение
появились перед глазами шепчущие что-то губы, трясущиеся колени Святова, его
развязавшаяся обмотка, кончик которой подрагивал и змейкой полз по дну
окопа.
была...
отвернуться, чтобы не видеть эти его колени, этого необоримого его страха,
который вдруг остро вонзился и в него при этом возникшем где-то слове
"танки", и, пытаясь не поддаваться и сопротивляясь этому страху, он подумал:
"Не может быть! Кто-то ошибся, вообразил... Где танки? Кто это крикнул?.. Я
сейчас, сейчас вылезу из окопа!.."
узенькую полоску неба огненно-кромешной тьмой, с неубирающимися кривыми
шасси, обдавая горячим железом захлебывающихся крупнокалиберных пулеметов,
один за другим проносились "юнкерсы".
плечо спрятавшего лицо в колени связиста. - С энпэ свяжитесь!.. С
Дроздовским! Что там? Быстро!
Святов, завозился над телефонным аппаратом, дуя в трубку, крича: "Энпэ,
энпэ! Да почему же?.." Но до предела накаленный звук пикирующего самолета
пригнул их обоих к земле - огромное и темное наклонно неслось сверху на
окопчик. Грубо ударил бой очереди над самой головой, градом застучали комья
по стенам, по телефонному аппарату. И в то же время почти злорадная мысль
мелькнула у Кузнецова, ожидавшего удара в спину, в голову: "Мимо, мимо!"
земли, а губы приоткрывались, прерывисто обдавая паром дыхания трубку:
"Энпэ... энпэ... Не побило вас?" И вдруг его глаза опять раскосились и
замерли.
проводе. Команда: танки, танки идут. К бою!.. Вас, вас!.. Комбат! - И
смахнул помятую шапку, сорвал бечевку с белесой мальчишеской головы,
протянул вместе с этой мотавшейся петелечкой трубку Кузнецову.
вырывалось из мембраны, горячо покалывало ухо:
орудия?
Кузнецов, прерывая свистящее в мембране дыхание. - С Давлатяном пока не
связывался. "Юнкерсы" ходят по головам.
Дроздовского. - Двое убито. Пятеро ранено. Весь четвертый расчет.
Давлатяна уже потери, семь человек. И одно орудие. Уже!"
четвертый расчет и не знал жизни ни одного из них.
вышел раненый разведчик.
горела машина, нагруженная снарядами, дым сваливался над берегом, накрывал
позиции, стекая к реке, мешаясь с огнем пожаров окраинных домов станицы. В
машине трещали, рвались боеприпасы, фейерверком взметались в небо параболы
бронебойных снарядов.
"юнкерсы" ныряли над степными дорогами за высотами. Отбомбив, часть
самолетов с усталым, булькающим звуком уходила в латунном небе на юг над
горящей станицей.
Кузнецов почувствовал короткое облегчение, точно вырвался на свободу из
противоестественного состояния подавленности, бессилия и унижения, что
называют на войне ожиданием смерти.
над степью и дугами упавшие в близкие пожары.
станицы, затянутые сизой дымной пеленой, смещались, двигались, заметно
меняли свои очертания от какого-то густого и медленного шевеления там серых
и желтоватых квадратов, как бы совсем не опасных, слитых в огромную тень на
снегу, освещенном мутным во мгле солнцем, вставшим над горизонтом утренней
степи.
новой опасности после только что пережитого налета "юнкерсов" и не веря в
эту опасность.
пепельную мглу в затемненных низинах внезапно глухо накатило дрожащим низким
гулом, вибрацией множества моторов, и яснее выступили очертания этих
квадратов, этой огромной, плотно слитой тени, соединенной в косо вытянутый
треугольник, основание которого уходило за станицу, за гребень высоты.
лохматые вихри снега стремительно обматывались, крутились вокруг гусениц
боковых машин, выбрасывающих искры из выхлопных труб.
который ему самому показался непреклонно страшным, чужим, неумолимым для
себя и других. - К бою!..
Выхватывая панораму из-за пазухи, первым выкарабкался на огневую позицию
младший сержант Чубариков; длинная шея вытянута, выпуклые глаза с опасением
оглядывали небо за рекой, где оставшиеся "юнкерсы" еще обстреливали из
пулеметов тыловые дороги в степи.
солдаты, механически срывали чехлы с казенников, раскрывали в нишах ящики со
снарядами; спотыкаясь о комья земли, заброшенные на огневые бомбежкой,
тащили ящики поближе к раздвинутым станинам.
гнездо панораму, торопя взглядом возившийся со снарядами расчет, и
старательно-торопливо начал протирать наводчик Евстигнеев резиновый
наглазник прицела, хотя в этом сейчас никакой не было надобности.
Флинт Эрик
Прозоров Александр
Орлов Алекс
Круз Андрей
Курылев Олег
Куликов Роман