Чтение 32–й страницы книги ~Наш человек в Гаване~

- Вряд ли вы мне поверите, капитан, но Сифуэнтес не был моим агентом.

- Нет, почему же, я вам верю. Я думаю, что вами хотели воспользоваться
для отвода глаз или же как манком - знаете, такая деревянная уточка, на
которую приманивают диких уток. - Он допил свой "дайкири". - Это мне на
руку. Я сам люблю подстерегать диких уток, откуда бы они ни прилетали. Они
презирают бедных туземных стрелков, но в один прекрасный день, когда они
спокойно рассядутся, вот тогда я поохочусь вволю.

- Как все сложно в этом мире. Куда проще, по-моему, продавать пылесосы.

- Дела идут, надеюсь, хорошо?

- О да, спасибо.

- Я обратил внимание на то, что вы увеличили свой штат. У вас
прелестный секретарь - та дама с сифоном, ее пальто никак не желало
запахиваться, помните? И молодой человек.

- Мне нужен счетовод. На Лопеса положиться нельзя.

- Ах да, Лопес... Еще один ваш агент. - Капитан Сегура засмеялся. -
Так, во всяком случае, мне было доложено.

- Ну да, он снабжает меня секретными сведениями о нашей полиции.

- Осторожнее, мистер Уормолд! Лопес принадлежит к тем, кого можно
пытать. - Оба они посмеялись, допивая свои "дайкири". В солнечный день
легко смеяться над пытками. - Мне пора идти, мистер Уормолд.

- У вас, наверно, все камеры полны моих шпионов.

- Место еще для одного всегда найдется; на худой конец можно кое-кого
пустить в расход.

- Я все же, капитан, как-нибудь обыграю вас в шашки.

- Сомневаюсь, мистер Уормолд.

Он видел в окно, как Сегура прошел мимо серой статуи Колумба, будто
вырезанной из пемзы, и направился к себе в управление. Тогда Уормолд
заказал еще одно даровое "дайкири". Гаванский клуб и капитан Сегура
заменили "Чудо-бар" и доктора Гассельбахера - это была перемена, с которой
приходилось мириться. Назад ничего не вернешь. Доктора Гассельбахера
унизили в его глазах, а дружба не терпит унижения. Он больше не видел
доктора Гассельбахера. В этом клубе, как и в "Чудо-баре", он чувствовал
себя гражданином Гаваны. Элегантный молодой человек, который подавал
"дайкири", и не пытался всучить ему, словно какому-нибудь туристу, бутылку
рома из тех, что стояли на стойке. Человек с седой бородой, как всегда в
этот час, читал утреннюю газету; забежал почтальон, чтобы на пути
проглотить бесплатную рюмку спиртного, - все они, как и он, были
гражданами Гаваны. Четверо туристов весело вышли из бара с плетеными
корзинками, в которых лежали бутылки рома; они раскраснелись и тешили себя
иллюзией, что напились даром. Он подумал: "Они иностранцы, их-то, конечно,
не пытают".

Уормолд слишком быстро выпил свой "дайкири", так что у него даже глаза
заслезились; он вышел из клуба. Туристы, перегнувшись, заглядывали в
колодец семнадцатого века; они побросали туда столько монет, что могли
дважды заплатить за свои коктейли; зато они наворожили себе, что еще раз
побывают в этих благословенных местах. Его окликнул женский голос и он
увидел Беатрису, которая стояла между колоннами аркады, возле антикварной
лавки, среди трещоток, бутылей из тыквы и негритянских божков.

- Что вы здесь делаете?

Она объяснила:

- Я всегда волнуюсь, когда вы встречаетесь с Сегурой. На этот раз мне
хотелось удостовериться...

- В чем?

Может быть, она, наконец, стала подозревать, что у него нет никаких
агентов? Может быть, она получила инструкции следить за ним - из Лондона
или от 59200 из Кингстона? Они пошли домой пешком.

- В том, что это не ловушка и что вас не подстерегает полиция. С
агентом-двойником не так-то легко иметь дело.

- Зря вы беспокоитесь.

- Вы слишком неопытны. Вспомните, что произошло с Раулем и Сифуэнтесом.

- Сифуэнтеса допрашивала полиция. - Уормолд добавил с облегчением: - Он
провалился, теперь он нам больше не нужен.

- А как же вы тогда не провалились?

- Он ничего не выдал. Вопросы задавал капитан Сегура, а Сегура - один
из наших. Мне кажется, что пора выплатить ему наградные. Он сейчас
составляет для нас полный список иностранных агентов в Гаване - и
американских, и русских. "Дикие утки", как он их называет.

- Ну, это большое дело. А сооружения?

- С ними придется повременить. Я не могу заставить его действовать
против своей страны.

Проходя мимо собора, он, как всегда, бросил монету слепому нищему,
сидевшему на ступеньках. Беатриса сказала:

- На таком солнце жалеешь, что ты и сам не слепой.

В Уормолде проснулось вдохновение. Он сказал:

- Вы знаете, а он ведь на самом деле не слепой. Он все отлично видит.

- Ну, тогда он очень хороший актер. Я наблюдала за ним все время, пока
вы были с Сегурой.

- А он следил за вами. Откровенно говоря, он - один из лучших моих
осведомителей. Я всегда сажаю его здесь, когда иду на свидание с Сегурой.
Простейшая предосторожность. Я совсем не так беззаботен, как вы думаете.

- Вы ничего не сообщали об этом в Лондон?

- Зачем? Вряд ли у них заведено досье на слепого нищего, а я не
пользуюсь им для получения секретных сведений. Но если бы меня арестовали,
вы узнали бы об этом через десять минут. Что бы вы стали делать?

- Сожгла бы все бумаги и отвезла Милли в посольство.

- А как насчет Руди?

- Велела бы ему радировать в Лондон, что мы сматываем удочки, а потом
уйти в подполье.

- А как уходят в подполье? - Он и не пытался получить ответ. Он говорил
медленно, давая волю своей фантазии. - Слепого зовут Мигель. Он служит мне
из чувства благодарности. Видите ли, я когда-то спас ему жизнь.

- Каким образом?

- Да так, ерунда! Несчастный случаи на пароме. Просто оказалось, что я
умею плавать, а он нет.

- Вам дали медаль?

Он быстро взглянул на нее, но прочел на ее лице только невинное
любопытство.

- Нет. Славы я не сподобился. Если говорить по правде, меня даже
оштрафовали за то, что я вытащил его на берег в запрещенной зоне.

- Какая романтическая история! Ну, а теперь он, конечно, готов отдать
за вас жизнь.

- Ну, это слишком...

- Скажите, есть у вас где-нибудь маленькая грошовая книжка в черном
клеенчатом переплете для записи расходов?

- По-моему, нет. А что?

- Где вы когда-то записывали, сколько истрачено на перышки и резинки?

- Господи, зачем мне перышки?

- Да нет, я просто так спрашиваю.

- Записную книжку так дешево не купишь. А перышки - у кого же теперь
нет автоматической ручки?

- Ладно, не будем об этом говорить. Это мне как-то рассказывал Генри.
Ошибка.

- Какой Генри?

- 59200, - сказала она.

Уормолд почувствовал какую-то странную ревность, несмотря на правила
конспирации, она только раз назвала его Джимом.

Когда они вошли, дома, как всегда, было пусто; он понял, что больше не
скучает по Милли, и с грустью вздохнул: хотя бы одна любовь больше не
причиняла ему боли.

- Руди ушел, - сказала Беатриса. - Наверно, покупает сладости. Он ест
слишком много сладкого. Но, по-видимому, затрачивает уйму энергии, потому
что совсем не толстеет. Но на что он ее тратит?

- Давайте поработаем. Надо послать телеграмму. Сегура сообщил мне
ценные сведения относительно просачивания коммунистов в полицейские кадры.
Вы даже не поверите...

- Я готова верить во что угодно. Смотрите. Я обнаружила в шифровальной
книге очень забавную вещь. Вы знали, что есть специальное обозначение для
слова "евнух"? Неужели оно так уж часто встречается в телеграммах?

- Наверно, нужно для Стамбульского отделения.

- Жаль, что оно нам ни к чему, правда?

- Вы когда-нибудь выйдете еще раз замуж?

- Ваши ассоциации иногда бывают слишком явными. Как вы думаете, у Руди
есть по секрету от нас личная жизнь? Он не может тратить всю свою энергию
в конторе.

- А существуют правила для личной жизни? Если вам хочется завести
личную жизнь, надо спрашивать разрешения у Лондона?

- Что ж, конечно, лучше проверить досье, прежде чем зайдешь слишком
далеко. Лондон не одобряет половых связей своих работников с посторонними.

2

- Видно, я становлюсь важной персоной, - сказал Уормолд. - Меня просят
произнести речь.

- Где? - вежливо спросила Милли, отрываясь от "Ежегодника любительницы
верховой езды".

Вечерело, рабочий день кончился, последние лучи золотили крыши, волосы
Милли цвета меди и виски у него в стакане.

- На ежегодном обеде Европейского коммерческого общества. Меня просил