волна, согретая солнцем. А это пышное муслиновое платье - морская пена.
ради последней четверти?
свидетельствовало о том, что она его поняла. Клэр остановился и приблизил
к ней лицо.
Тогда Энджелу пришло в голову, что он не вправе пользоваться случайным
преимуществом, выпавшим на его долю, и он сдержался. Слова любви еще не
сорвались с их губ, и в эту минуту промедление казалось желанным. Однако
он шел медленно, чтобы растянуть оставшийся путь. Наконец он дошел до
поворота дороги, и теперь трем остальным девушкам они были видны как на
ладони. Дойдя до сухого пригорка, он опустил ее на землю.
они говорили о ней. Он торопливо распрощался с ними и ушел, шлепая по
воде.
тебя нес на руках. Он бы тебя поцеловал, если бы ты хоть чуточку его
подзадорила.
злобы. Это были великодушные девушки; они выросли в глухих деревушках, где
фатализм глубоко пустил корни, и Тэсс они не винили: так угодно было
судьбе.
Клэра, а любовь, внушенная им трем другим девушкам, быть может, еще
усиливала ее страсть. Чувство это заразительно, и женщины особенно
восприимчивы к такой заразе. И тем не менее сердце ее, изголодавшееся по
любви, сочувствовало подругам. Тэсс, честная по натуре, боролась со своей
любовью, но боролась недостаточно энергично, и результаты не заставили
себя ждать.
в спальне, обращаясь к Рэтти, и слезы струились по ее лицу. - Но я ничего
не могу поделать, милая! Вряд ли он вообще думает о женитьбе, но даже если
бы он захотел на мне жениться, я бы отказала ему, как и всякому другому.
было, не думаю, чтобы он женился на ком-нибудь из вас.
простонала Рэтти. - Но как бы я хотела умереть!
к двум другим девушкам, которые только что поднялись наверх.
нас надеется на то, что он на ней женится.
очень мрачно. - Я собиралась выйти за одного парня из Стиклфорда, он
дважды за меня сватался; но, честное слово, я теперь скорее покончу с
собой, чем выйду за него замуж. Изз, почему ты молчишь?
уверена, что он меня поцелует, когда понесет на руках; и я тихонько
прислонилась к его плечу и все надеялась и ни разу не пошевельнулась. А он
не поцеловал. Не хочу я оставаться здесь, в Тэлботейсе! Вернусь домой.
девушек. Они дрожали, словно в лихорадке, измученные чувством, навязанным
жестокой природой, - чувством, которого они не ждали и не хотели. Событие
этого дня раздуло пламя, сжигавшее их сердца, и пытка была почти
невыносима. Страсть стерла их индивидуальности; каждая девушка была лишь
частицей единого организма, именуемого полом. Они были так искренни и
почти не чувствовали ревности потому, что надежды у них не было. Каждая
наделена была здравым смыслом, не обманывала себя нелепыми фантазиями, не
отрекалась от своей любви и не превозносила себя, чтобы затмить других.
Полное признание тщеты своего чувства с социальной точки зрения,
бесцельность, самоуничижение, невозможность оправдать его в глазах
цивилизованного общества (хотя оно вполне оправдано было перед лицом
природы), самое наличие этого чувства, доставлявшего им мучительную
радость, - все это преисполняло их смирением и достоинством, которого
лишила бы их корыстная надежда выйти замуж за мистера Клэра.
сыров, доносилось монотонное капанье.
одеяла и со вздохом прошептали:
приглядели для него его родители! - сказала Изз.
доктора богословия, который живет недалеко от Эмминстера, где находится
приход его отца. Говорят, он в нее не очень-то влюблен. Но, конечно, он на
ней женится.
под покровом ночи, строить мучительные догадки. И они заговорили о том,
как он даст в конце концов свое согласие, думали о приготовлениях к
свадьбе, о радости невесты, о платье ее и вуали, о ее счастливой жизни с
ним, когда они со своей любовью будут забыты. Так беседовали они, грустили
и плакали, пока сон не развеял их тоску.
к ней Клэра есть нечто серьезное. Это было летнее увлечение ее красотой,
переходящая любовь ради самой любви, и только. И терновым венцом, когда
Тэсс пришла к этому печальному выводу, явилось сознание, что она, которую
он ненадолго предпочел всем остальным, она, от природы более страстная,
умная и красивая, была, с точки зрения общества, менее достойна его, чем
те, другие, им не замеченные и более заурядные.
24
года, когда, казалось, простым слухом можно было уловить течения соков под
слоем удобрения, даже самая мечтательная любовь не могла не разгореться в
страсть. Сердца, готовые принять ее, пребывали под властью окружающей
природы.
природа хотела состязаться со страстью, сжигающей сердца на мызе
Тэлботейс. Воздух, такой свежий весной и ранним летом, стал недвижным и
расслабляющим. Душные тяжелые ароматы вызывали головокружение, а в полдень
долина, казалось, замирала в обмороке. Верхние склоны пастбищ побурели от
африканского зноя, но там, где журчали ручьи, трава была ярко-зеленой.
Клэр томился от жары, и его сжигала нарастающая страсть к молчаливой и
кроткой Тэсс.
Крик возвращался домой с базара, колеса его двуколки подбрасывали
рассыпающуюся в порошок иссохшую землю и за ними белыми лентами тянулась
пыль, как будто подожгли тонкий пороховой шнур. Коровы, измученные
оводами, перепрыгивали через-изгородь загона; с понедельника по субботу у
фермера рукава рубахи были засучены выше локтя; приходилось открывать не
только окна, но и двери, чтобы хоть как-то освежить воздух в доме; а в
саду дрозды забивались под кусты смородины, наподобие скорее четвероногих,
чем крылатых созданий. В кухне мухи, ленивые, назойливые, бесцеремонные,
появлялись в самых неожиданных местах, ползали по полу, забирались в
ящики, садились на руки доильщиц. Разговоры шли больше о солнечных ударах.
Сбивать масло, и в особенности сохранять его свежим, было более чем
неблагодарной задачей.
Днем животные покорно следовали за тенью хотя бы самого маленького
деревца, по мере того как она ползла по земле вокруг ствола, двигаясь
вместе с солнцем; а когда приходили доильщицы, коровы не могли стоять
смирно, осаждаемые мухами.
стада и стояли за углом изгороди; среди них были Толстушка и Старая
Красотка, которые предпочитали руки Тэсс рукам всех других доильщиц.
Когда, выдоив корову, Тэсс поднялась со скамеечки, Энджел Клэр, следивший
за ней, спросил, не займется ли она этими двумя. Тэсс молча кивнула и,
держа скамеечку в вытянутой руке, а подойник у колена, направилась к
коровам. Вскоре из-за изгороди донесся плеск молока Старой Красотки,
стекающего в подойник, и Энджелу захотелось пойти туда и выдоить одну из