Чтение 32–й страницы книги ~Уха из золотой рыбки~

- Если бы папа с мамой остались живы, - зудит Карапетова, - все повернулось бы иначе.

- И что бы у тебя изменилось? - один раз не выдержала я.

Верка на секунду призадумалась, потом зачастила:

- Во-первых, материальное положение, во-вторых, Сеня бы не устраивал зигзагов!

Вот уж глупости! Муж на время покинул Веру, не вынеся ее занудного характера и педагогической злобности. Карапетова с тупым упорством воспитывала несчастного мужика и добилась должного эффекта: Сеня удрал к циркачке Люське. Мужика шатнуло из одной крайности в другую, Люся позволяет своим домашним делать что угодно. Говорят, Сеня был счастлив. А потом Верка ухитрилась вернуть его, но радостной жизни сейчас у них нет. И если вы думаете, что она сделала правильные выводы из случившегося, то ошибаетесь. Карапетова отчего-то уверена, что, будь она при родителях, ее ждала бы иная, счастливая судьба.

Конечно, Вера пережила страшную трагедию. Когда в нашей стране начали открываться первые обменные пункты, она со слезами на глазах сказала мне:

- Вот! Теперь долларами полстраны торгует, включая Сеню, а моих родителей за это расстреляли!

Но ведь нельзя все свои жизненные ошибки и неудачи оправдывать только одним, иногда полезно задаться вопросом:

- Может, сама виновата?

И еще: Вера злая. Она старается выглядеть доброй, даже усиленно изображает это, но получается у нее плохо. Когда с кем-нибудь из наших знакомых случается несчастье, в глазах Карапетовой мелькает неприкрытая радость, это про таких людей сложена поговорка: "У соседа корова сдохла, пустячок, а приятно". Еще помню реакцию Верки на анекдот, который рассказал Дегтярев:

- Поймал человек золотую рыбку, - вещал полковник, - а та и говорит: выполню любое твое желание, только учти, того, что себе попросишь, у соседа вдвойне прибудет. Мучился мужик, мучился, как поступить. Дом захотеть?

У соседушки два появятся. Денег мешок? Так разбогатеет и сосед. Думал, думал и догадался.

Знаете, что попросил?

- Нет, - хором ответили мы.

- Забери у меня глаз, - закончил Дегтярев.

Наступила тишина.

- Фу, - сморщилась Зайка, - хорош анекдот, гадость какая-то!

- Почему? - вдруг рассмеялась Верка. - Очень даже забавно! Вот дотумкал до чего! Отомстил соседу. Ха-ха-ха...

Отчего-то мне стало неприятно смотреть на хохочущую Верку, вот Оксанке бы история не понравилась. Ксюта на самом деле добрый, абсолютно независтливый человек. Отсюда вывод: не злитесь, помогайте людям, не переваливайте на других вину за свои ошибки и станете выглядеть намного моложе своего биологического возраста. Никакие суперкремы и подтяжки не помогут озлобленной бабе.

- Эй, - толкнула меня Оксана, - совсем заснула, да?

- Нет, - пробормотала я, борясь с зевотой, - просто от еды развезло.

- Ты не пробовала питаться хотя бы два раза в сутки? - без тени улыбки поинтересовалась подруга. - Ладно, слушай. Профессор Воротников хорошо известен в своей среде, он действительно очень талантлив. Но всяческие звания начал получать в девяносто первом году, до этого сидел в каком-то богом забытом месте.

- Почему? - спросила я.

Оксана пожала плечами:

- Мне сие неизвестно. Сказали, что он окончил институт с красным дипломом, но в ординатуру его отчего-то не взяли. Более того, Лев, несмотря на замечательный диплом, довольно долго не мог устроиться на работу, пока его не принял к себе некий Никодимов Павел Сергеевич, абсолютный идиот, но со связями.

Еще поговаривают, что все открытия Никодимова, а в особенности препарат "Николае", за который он получил Госпремию, целиком и полностью создан Львом Николаевичем, так это или не так, точно не знаю. Но в девяносто первом году, сразу после известных событий, Воротников ушел от Никодимова и взлетел, словно ракета. Тут же защитил сначала кандидатскую, потом докторскую, стал профессором.

Похоже, в перешептываниях про Никодимова была своя сермяжная правда. После того как Лев Николаевич убежал, Павел Сергеевич не создал ничего достойного, жил старыми успехами.

"Рождение" лекарства - длительный процесс, и очень часто на этом пути ученых поджидают коварные мышеловки. Пару лет назад Лев Николаевич загорелся идеей создания средства от шизофрении, задача перед ним стояла глобальная, не всякий возьмется за такую. Но Воротников с жаром принялся за работу и преуспел. Им были придуманы таблетки, на самом деле помогавшие людям с маниакально-депрессивным психозом. Больные переставали думать о суициде, становились адекватны, но... выяснилось, что лекарство имеет такое побочное действие, которое сводит на нет все его положительные свойства.

Снадобье действовало мгновенно. Не успевала облатка растаять на языке, как с больным начинала твориться чертовщина. Он встречался глазами с первым попавшимся ему на глаза человеком и... начинал испытывать к нему приступ огромной, всеобъемлющей любви. В общем, это было неплохо, психиатрические больные часто бывают озлоблены. Но на этом странное действие препарата, которому дали рабочее название "Львин", не заканчивалось.

В ту же секунду у принявшего его обострялось обоняние, да так, что любая собака может просто отдыхать. Самое интересное, что аромат духов, сигарет или даже пота, исходивший от того человека, в которого влюблялся больной, был ему приятен. Более того, в результате экспериментов выяснилось: если женщину предварительно хорошенько облить парфюмом, а потом подвести к больному и дать ему "Львин", то запах духов будет вызывать у недужного положительные эмоции даже тогда, когда действие препарата закончится.

За первой фазой действия лекарства тут же, буквально через пару минут, следовала вторая.

Человек начинал ненавидеть всех вокруг, даже тех, к кому относился вполне дружелюбно. Раздражало все: внешность, запах, манера ходить, разговаривать. Больной мог ударить вас, оскорбить, степень его ненависти зависела от склада характера. Кто-то просто скрипел зубами, кто-то размахивал кулаками. Но самое интересное, что стойкая влюбленность в того, увиденного первым, сохранялась.

Через сутки действие таблетки заканчивалось так же внезапно, как и начиналось. Естественно, подобный медикамент не мог быть рекомендован к производству. Лев Николаевич продолжает работать с "Львином", но пока безуспешно.

- Узнаешь симптоматику? - прищурилась Оксана. - Вот что ты глотнула, дурища! Выхватила из штатива пробирку... Разве так можно?

- Погоди, - забормотала я, - но я ведь пила жидкость красного цвета, а ты рассказывала про таблетки.

- Так какая разница? - удивилась Ксюта. - Зелье существует в любом виде, не в этом суть. Хорошо еще, что ты не слила в пузырек содержимое всех пробирок и не махнула разом стакан средства, последствия могли быть непредсказуемы!

В моей голове моментально загудели мысли.

Так вот почему Евгений мгновенно, самым диким образом, на собственной свадьбе, влюбился в Настю. Девчонка каким-то образом ухитрилась угостить его "Львином". Помнится, Лика рассказывала что-то про конфету, которую девица подсунула ее новоиспеченному мужу. Но зачем Настя сделала это? Евгений более чем обеспечен, даже богат... Она вознамерилась выйти за него замуж? Но к чему такой спектакль?

Устраивать скандал на свадьбе? Что, не было возможности встретиться с ним в другом месте?

Зачем столько сложностей? На свадьбу приходят по приглашениям, значит, Насте пришлось сначала раздобыть "входной билет"... И ведь ее могли спросить: "Послушайте, а вы кто такая?

Мы вас не знаем!"

Хотя это вряд ли, в зале толклось безумное количество народа, я не знала и четверти присутствующих, друзей Евгения видела первый раз в жизни, со многими даже не успела познакомиться.

- Давай, стягивай джинсы, - велела Оксана.

- Домой поеду, - вяло засопротивлялась я.

- Спи, - приказала Ксюта и набросила на меня плед.

Стало тепло-тепло и уютно, как в детстве, когда бабушка укладывала меня в кровать.

Школьницей я очень любила болеть. Лежишь себе в постели, когда остальные дети мучаются в классе над столбиками, читаешь Майн Рида и Дюма, ешь мандарины и шоколадки... Именно мандарины, отчего-то все мои болячки приходились на зиму. Иногда болтаешь по телефону с подругами, а бабушка жарит котлетки и подает их прямо в кровать. Единственная жалость, что инфекция прилипала ко мне всего лишь раз в году!

Став взрослой и выйдя замуж, я отчего-то перестала болеть. Потом развелась с Костиком, получила в качестве нажитого имущества маленького Аркашку, и на то, чтобы хворать, времени не осталось вовсе, следовало постоянно работать, чтобы поставить мальчика на ноги.

Честно говоря, уставала я безумно, и в один день обнаружила, что ухитрилась подцепить грипп. В горле что-то скребло, в носу исчезло обоняние, голова потяжелела. Знаете, я обрадовалась. Оттащила Кешку в садик и упала в кровать, сообщив на работу:

- Не приду, загрипповала.

- Можешь не брать бюллетень, - милостиво разрешило начальство, - даю тебе неделю!

Меня просто переполняло счастье. Целых семь дней отдыха, райского наслаждения. Сейчас высплюсь, потом почитаю всласть, мне дадут поесть, пожарят котлеты...

Свернувшись калачиком, я натянула одеяло на голову и вдруг сообразила: ладно, поспать я могу, но недолго. Сегодня пятница, короткий день, Кешку следует забирать из садика до шестнадцати часов. Поесть мне никто не принесет, и котлеток ждать нечего, бабуля умерла, и теперь болезнь из удовольствия превратилась в сплошную проблему. В отличие от многих людей я точно могу назвать день, когда почувствовала себя взрослой. Полежав с полчасика, я сползла с кровати и отправилась за продуктами.

Самое интересное, что к вечеру грипп испарился без следа, я просто про него забыла. С тех пор я больше не болею, если какая-нибудь зараза начинает подбираться ко мне, просто отмахиваюсь, бормоча: "Отвяжись, не до тебя сейчас".

- Мне надо домой, - попыталась я бороться с туманом, охватившим голову, - Маня волноваться станет.

- Уже позвонила в Ложкино, - глухо, словно сквозь вату, донесся голос Оксанки, - спи давай.

Мои глаза закрылись, и тут зазвенел мобильный.

- Кто? - прошептала я. - Что случилось?

- Клава, - ответила трубка, - извини, разбудила, наверное, но только договорилась. Завтра в одиннадцать утра приходи по тому адресу, что я тебе дала, паспорт не забудь.

Глава 29

Без пятнадцати одиннадцать я припарковалась у мрачного здания из темного кирпича и прошла сквозь железные ворота во двор. Народу на крохотном пятачке толкалось немерено, в основном бабы с нервными лицами.

- Где тут свидания проходят? - спросила я У тетки, одетой в красно-белую куртку.

- Там, - махнула она рукой в сторону Другого здания, более высокого, пятиэтажного, но такого же мрачного.

Я подошла к подъезду и обнаружила у входа взмыленных бабенок, одна из них, с тетрадкой в руке, сурово спросила:

- Фамилия?

- Васильева, - растерялась я, - а что?

- То, - гаркнула баба, - нет тебя в моем списке, даже не надейся без очереди пролезть.

Ишь, заявилась запросто так!

- Мы, между прочим, неделю на свидание писались, - влезла другая женщина, одетая не по погоде в тяжелую цигейковую шубу, - нашлась самая хитрая! Вали отсюда.

Но я не дрогнула.

- Я вам не мешаю, просто стою!

Тетки, не ожидавшие сопротивления, замолчали. Потом та, что с тетрадкой, опять завела свое:

- Не пустим тебя!

Но тут, слава богу, появилась еще одна дама, в элегантном кожаном пальто, и гарпии налетели на нее.

- Приперлась без записи!

- А ну вали отсюда!

- Ща блатных наберут, мы не пройдем!

Дама принялась рыдать. Неизвестно, чем бы все закончилось, но тут железная дверь загрохотала, и из черного проема донеслось:

- Васильева есть? Дарья Ивановна.

Я ринулась к входу:

- Бегу.

- Не лети, - поймала меня на пороге крепкая женщина примерно сорока лет, одетая в форму защитного цвета, - тут вчера ступеньку сломали. Ступай осторожно.

Я аккуратно преодолела препятствие.

- Ножкина, - завопила дежурная, - Евгения Семеновна.

Через секунду около меня оказалась дама в кожаном пальто.

- Вот сволочи! - с чувством произнесла она. - Чтоб им ноги сломать, чуть не разорвали.

- Теперь ступайте по своему списку, - разрешила сотрудница СИЗО, - восемь человек.

А вы, - повернулась она к нам, - паспорта давайте.

Я полезла в сумочку, ох, не зря наша Ирка иногда говорит: "Пришла беда, вынимай паспорта". Мрачная шутка, но правильная.

Не успела я протянуть красную книжечку тюремщице, как с легким криком, прямо передо мной упала главная скандалистка, та самая с тетрадкой. Баба не заметила отсутствующей ступеньки, ее никто не предупредил, как меня, об опасности. Очевидно, сотрудница СИЗО заботилась лишь о платных клиентах.

Я бросилась к упавшей:

- Вы ушиблись?

- Больно-то как, - еле выговорила та.

- Так тебе и надо, - прошипела дама в пальто.

- Ноги не сломала? - суетилась я. - Давай руку, ну, стоять можешь?

- Ага, - кивнула скандалистка, - вроде.

- Ну и хорошо, - кивнула я, - сейчас все пройдет.

- Эй вы там, - заорала дежурная, - глаза-то раскройте! Начнете тут сыпаться! Вот уж куры так куры! Ваще без мозгов! Там же объява висит: "Лестница сломана", читать умеете?

Наконец группа была собрана, и нас повели по длинным узким коридорам.

- Слышь, - дернула меня за плечо скандалистка, - ты того, не сердись, а? Это я от усталости орала.

- Подумаешь, - тихо ответила я, - ерунда-то, покричала и перестала, не кирпичами же швырялась.

- Васильева, третий номер! - рявкнула тюремщица.

Я увидела перед собой дверь с намалеванной большой цифрой "три" и толкнула ее.

Помещение по размеру напоминало купе.

Крохотное пространство перегораживала стена из стекла. С моей стороны виднелись колченогая табуретка и обшарпанный столик, на котором чернел допотопный телефонный аппарат без диска. По ту сторону стекла сидела Лика.

Я схватила трубку:

- Здравствуй!

- Привет, - донесся сквозь треск тихий голос.

- Как дела?

Лика мрачно улыбнулась:

- Лучше некуда, сама видишь!

- Ты можешь мне объяснить, что случилось?

- Нет.

- Как это? - подскочила я, - Клава сказала, ты пыталась убить женщину.

- Да.

- Почему?

- Не знаю.

- Расскажи подробности.

- Ну... их нет.

- Давай вспоминай, - рассердилась я, - так не бывает.

- Получила посылку... принесла ее в барак, открыла... Смотрю, мои любимые конфеты, "Птичье молоко". Маленький такой пакетик, стограммовый. Ну я его весь и съела, потом от чего-то голова закружилась, совсем плохо стало. У нас как раз свободное время было, - рассказывала Лика.

Почувствовав внезапное недомогание, Лика решила выйти на воздух и выползла в локалку - так называется огороженный дворик перед бараком. Ей стало легче, дурнота отпустила. Лика глянула на часы - свободного времени имелось достаточно, чтобы сбегать в библиотеку, вот она и пошла за книжками. Правда, сначала остановилась и довольно долго гладила попавшуюся на глаза очень, очень, очень любимую кошку.

На дорожке, ведущей в книгохранилище, ей встретилась сотрудница колонии, как предписывают правила, Лика шагнула в сторону и...

В ту же секунду ее охватила дикая, немотивированная ненависть, чувство на уровне инстинкта, абсолютно неуправляемое, черное... Что произошло дальше, Лика помнит плохо.

В себя она пришла лишь в камере тюремного типа, куда ее с трудом втащили двое солдат.

- Как с ума сошла, - говорила сейчас Лика, - просто разума лишилась, помрачение нашло. И ведь, представь, впихнули меня в камеру, там кровать к стене пристегнута, ее по часам опускают, ровно в десять вечера, а в пять утра вновь притачивают. Швырнули на пол, и я заснула. Да так крепко! Охрана входила, бить пытались, так я не проснулась. Представь, как дрыхла - они ко мне врача вызвали и в больницу отнесли!

Я вздохнула. Да уж! Наверное, Лика выглядела совсем плохо, если обозленный до крайности хозяин зоны распорядился о госпитализации!

- Я в больничке два дня проспала, - бормотала Лика, - потом в себя пришла, ох, и плохо мне было. Тошнило, ноги дрожали, жуть.

- Напомни, какие конфеты были?

- "Птичье молоко", шоколадные, мои самые любимые, спасибо тебе!

- Благодарить пока не за что, - отмахнулась я, - кое что, конечно, я узнала, но до разгадки не добралась. Лучше скажи, на вкус они нормальными тебе показались?

- Ну, - протянула Лика, - свежие, сладкие, я давно их не ела и очень обрадовалась, когда увидела, прямо проглотила все, даже не распробовала! Спасибо тебе!

Ее желание все время благодарить стало меня раздражать.

- Ладно, скажи, имя Лев Николаевич Воротников тебе знакомо?

Лика собрала лоб складками.

- Воротников? Лев Николаевич? Он кто?

- Профессор, доктор наук, занимается созданием новых лекарств.

- Воротников, Воротников, где-то слышала эту фамилию...

- Вспоминай.

- Очень важно?

- Чрезвычайно!

- Ну... вроде у кого-то в гостях видела... Лев Николаевич... Нет, извини, никак на ум не идет.

- Значит, он не близкий тебе человек?

- Нет, совершенно.